Октав вдыхает и выдыхает теплый воздух. По заливу бесшумно скользят парусники. Все девицы агентства щеголяют косичками, подражая Иман Боуи, и в результате уподобляются старушке Бо Дерек. В миг Страшного суда, когда призовут к ответу всех рекламистов, Октава сочтут виновным только частично. Он будет судим всего лишь как «аппаратчик», скромный служащий, коего в один прекрасный день даже посетили сомнения в разумности мироздания, – высокое жюри наверняка сочтет его пребывание в Медоне смягчающим обстоятельством, заслуживающим всяческого снисхождения. Кроме того, в отличие от Филиппа, он никогда не получал «Львов» в Канне.
Октав звонит своей платонической возлюбленной Тамаре, думая при этом о Софи, матери ребенка, которого он никогда не увидит. Не слишком ли много потерь для одной жизни?
– Я тебя разбудил?
– Вчера вечером я сняла клиента в «Плазе», – щебечет она, – ты представляешь, у него был член с руку толщиной, мне пришлось бы наизнанку вывернуться, чтоб его засадить… ОБОРУДУЙТЕ ВАШУ КУХНЮ НАШИМИ КОМБАЙНАМИ… бум-бум… ВЫБИРАЙТЕ ХОРОШЕНЬКО, ВЫБИРАЙТЕ С УМОМ…
– Это еще что за хреновина?
– Это? А, ничего особенного, это чтобы не платить за телефон: они время от времени запускают свою рекламу, а взамен – все разговоры на халяву.
– И ты согласилась на этот кошмар?
– У «CASTO» ЕСТЬ ВСЕ, ЧТО НУЖНО! ПОКУПАЕМ ВРАЗ И ДРУЖНО! CASTO-CASTO-CASTORAMA! Ну и что, ко всему привыкаешь; попробуй сам и увидишь, я и то уже привыкла. Ну ладно, так вот о вчерашнем клиенте – на мое счастье, он совсем скапутился, у него никак не получалось, хотя торчало, как у жеребца, ей-богу, не вру; тогда я ему устроила небольшой стриптизец на кровати, он спросил, можно ли нюхнуть «дорожку» у меня с ноги, а потом мы смотрели телик; в общем, я легко отделалась… «INTERMARCHE» – ЧЕМПИОН СЕЙЛОВ!.. А сколько сейчас времени-то?
– Три часа дня.
– О-ох, умираю, спать хочу! Я была в «Банане» и к семи утра так набралась, что прилепила накладные ресницы к зубам, представляешь? Ну а ты как? Ты вообще где?
– Вообще я в Сенегале. Мне тебя не хватает. Я сейчас как раз читаю «Расширение пространства гульбы».
– Ой, не надо про гульбу, меня и так наизнанку выворачивает. «CAILLAUX»…«CAILLAUX»…«CAILLAUX»… ЛУЧШИЕ В МИРЕ ТОРШЕРЫ – ОТВЕТИЛО ЭХО… Слушай, ты не мог бы перезвонить попозже?
– А ты держишь мобильник у самого уха? Смотри будь осторожна. Сотовые телефоны разрушают ДНК. Ученые делали опыты на мышах: мобильники увеличивают их смертность на семьдесят пять процентов. Я купил себе специальную ушную прокладку, чтобы избежать прямых контактов с трубкой; советую тебе сделать то же самое, не хватало нам еще опухоли мозга.
– Октав, лапочка, у тебя нет мозга!.. «КОНТИНЕНТ», «КОНТИНЕНТ» – НАИЛУЧШИЙ ПРЕЗЕНТ!..
– Извини, но у меня башка раскалывается от этой рекламной требухи. Пока, спи дальше, моя газель, моя берберочка, моя «Спасательница Марракеша»!
Проблема современного человека не в том, что он зол. Напротив, в большинстве случаев он по чисто практическим соображениям старается быть добрым и любезным. Просто ему не нравится скучать. Скука приводит его в ужас, тогда как на самом деле нет ничего более полезного и благотворного, чем хорошая ежедневная доза ничем не заполненного времени, долгих минут безделья, пустоты, тупого оцепенения в одиночестве или в кругу себе подобных. Октав понял это: истинный гедонизм – вот что такое скука. Только она позволяет услаждаться настоящим, однако люди поступают с точностью до наоборот: они бегут от скуки, ищут от нее спасения у телевизора и телефона, в кино и в Интернете, в видеоиграх и модных журналах. Они перестали участвовать в том, что делают, и живут как бы в другом измерении, словно стыдятся просто дышать – здесь и сейчас. Человек, который смотрит на телеэкран, или участвует в интерактивных опросах, или звонит по сотовому, или играет на своей «PlayStation», – не живет. Его здесь нет, он ушел в иной мир. Он вроде бы и не умер, но и не жив. Интересно было бы подсчитать, сколько часов в день мы отсутствуем в реальной действительности и сколько времени пребываем в Зазеркалье. Ручаюсь, что все измерительные приборы зафиксируют наше отсутствие («Абонент недоступен в данный момент!»), и нам трудненько будет разубедить их. Люди, критикующие индустрию развлечений, имеют дома телевизоры. Люди, осуждающие общество потребления, имеют карточки «Visa». Ситуация необратима. Она не меняется со времен Паскаля: человек продолжает спасаться от страха смерти в развлечениях. Просто оно, развлечение, стало таким всемогущим, что заменило самого Бога. Так как же избежать развлечений? Бороться со страхом смерти.
Мир ирреален – за исключением тех моментов, когда он скучен.
Итак, Октав упивается скукой, лежа под кокосовой пальмой; какое счастье – просто лежать, наблюдая за парой цикад, предающихся любви рядом с ним, на песке. Он бормочет:
– В тот день, когда все люди на земле согласятся скучать, мир будет спасен.
Но, увы, его изысканная скука нарушена брюзгливым Марком Марронье:
– Так ты, значит, всерьез порвал с Софи?
– Ну, не знаю, не уверен. А ты почему спрашиваешь?
– Да так просто. Я могу с тобой поговорить пару минут?
– Марк, даже если я отвечу «нет», ты все равно будешь говорить, а мне придется тебя слушать из почтения к начальству.
– Вот это верно. Тогда заткнись и слушай. Я видел тот сценарий для «Мегрелет», который вы продали «Манон», это сущий кошмар. Как вы могли измыслить такое дерьмо?!
Октав прочищает уши, чтобы убедиться, что он не ослышался.
– Постой, Марк, разве не ТЫ мне велел наложить эту кучу дерьма?
– Я??? Никогда в жизни не говорил ничего подобного.
– У тебя что, совсем память отшибло? Они зарубили нам дюжину проектов, и ты еще сказал, что пора приводить в действие план ORSEC, наш последний говенный шанс, а я…
– Извини, что прерываю, но это не у меня отшибло, а у тебя, психа недолеченного, так что давай-ка не вали с больной головы на здоровую, о'кей? Я прекрасно помню все, что говорю своим креаторам. Я никогда в жизни не разрешил бы тебе демонстрировать такую труху «Манон» – гордости нашего агентства. И мне уже осточертело краснеть всякий раз, как я обедаю в обществе. «МЕГРЕЛЕТ» – ЧТОБ СТРОЙНЫМ СТАТЬ, НО ПРИТОМ СООБРАЖАТЬ!» Нет, ты просто плюешь на всех нас!
– Погоди, Марк. Мы уже привыкли к твоим взбрыкам, когда доходит до подписания контракта. Но тут дело сделано: сценарий для «Мегрелет» продан, тестирование сошло успешно, оба РРМ тоже; теперь уже поздно что-то менять. Я долго обдумывал…
– А я нанимал тебя не для того, чтобы ты обдумывал. И улучшить проект никогда не поздно. Фильм еще не снят и не вышел на экран, все можно переделать. В общем, слушай меня хорошенько: выпутывайся как хочешь, но вы с Чарли должны написать новый сценарий. Вы поставили под угрозу репутацию «Росса», мать вашу!
Октав молча кивает. Возражать бесполезно: он прекрасно знает, что Марка волнует не репутация «Росса», а собственное кресло, которое грозит превратиться в катапультируемое. Если уж сам Филипп решил поговорить с ним тогда, в первый день, значит, на него здорово надавили в «Манон», и он решил отыграться на них с Чарли. Иными словами, сегодня вечером в сенегальском воздухе запахло увольнением, и, к несчастью, Октав подозревает, что речь идет даже не о нем.
На второй день аниматор гостиницы организовал «экспедицию в буш». Цель мероприятия: внушить служащим агентства, что они увидали настоящую Африку и ради этого стоило временно покинуть свою золотую клетку. Естественно, ничего хорошего из этого не вышло: прибыв на джипах к берегу Розового озера, они полюбовались африканскими плясками и вкусили мешуи, то есть получили чисто туристский аттракцион. Турфирма спланировала эту поездку исключительно для того, чтобы показать, насколько сенегальский пейзаж похож на ее рекламные проспекты. Ведь туризм превращает путешественника в контролера, его открытия – в инспекцию, удивление – в констатацию, странника – в Фому неверующего. Но все же Октав подвергся атаке ненасытных москитов, а значит, хоть какие-то приключения еще были возможны, коль скоро он ухитрился забыть в отеле свой спрей с лимонным ароматом.
После ужина состоялся сеанс национальной сенегальской борьбы, где сошлись туристы-семинаристы (в нарядах с лейблами «Lacoste») и воины несуществующего племени (в нарядах туземцев из фильмов про Тарзана). До чего же приятно было, сидя на теплой травке у берега Казаманса, глядеть, как Марка Марронье, в его цветастых «багамах», повергли в грязь под грохот тамтама, под гигантским баобабом, под луной и звездами, под дрянное вино с запахом бензина и наперченный кускус, под раскатистый белозубый хохот агентши по внешним связям, под голодными взглядами местной ребятни, – так приятно, что Октаву хотелось заключить в объятия небосвод и возблагодарить вселенную за то, что он попал сюда, пусть и ненадолго.
