Я выхожу из метро, ноги ведут меня дальше и приводят к реке Харьков. Хотя рекой это и не назовешь, так как воды там в последние годы, пожалуй, и по колено нет, так уж повелось со старых времен — рекой сей водоем величать. А ведь раньше речка была судоходной и кишела осетрами. Икру осетринную мужики тогда скармливали свиньям, поэтому от сала пахло рыбой, и его употребляли с чаем обедневшие дворяне.
Сую руку в реку — достаю из реки рака. Не думал, что здесь еще водится живность. Похоже, следующим моим домашним животным будет этот рак. Он хоть живой? О, усами зашевелил — живой, значит, сонный просто. Кладу добычу на землю, присаживаюсь на берегу и сам — подумать. Чем раки питаются? Кто-то говорит — планктоном, другие — мясом. Если правы первые, где я планктон возьму? От размышлений меня отрывает шорох за спиной. Оборачиваюсь и вижу Пещерного Тролля.
Не знаю, как зовут этого человека на самом деле, прозвище же закрепилось за ним с легкой руки вокалиста группы «Ancestral damnation» Егора Pink Floydа. Егор — человек вечно похмельный. Это не состояние организма, это состояние души, он почти не пьет. Думаю, когда он разбогатеет, он будет носить за плечами мешок денег, будет бродить по городу, выстукивая психоделические ритмы золотыми каблуками своих новых берцев и искать неформалов, дабы поведать им историю своего успеха. Пещерного Тролля до этого я видел всего один раз — на одном концерте тяжелой музыки. «Ancestral damnation» выступали там последними, было уже поздно, ряды меломанов редели, всем хотелось успеть на метро. Кроме того, у анцэстралов были проблемы со звуком. Казалось, что выступление обречено пусть и не на провал, но на неудачу уж точно. Ушла даже девушка по прозвищу Бульдозер, в необъятную задницу которой Pink Floyd просто таки влюбился. И, тем не менее, пусть Егор — лишь временный вокалист группы, но человек он неунывающий, артистичный и изобретательный. Он пытался спасти концерт всеми силами, активно общался с публикой, рискуя поврежденной ногой, прыгал со сцены. И его старания были вознаграждены — он увидел Пещерного Тролля, высоченного парня с довольно колоритной внешностью, за которую и прозвище свое получил, обритой головой и одетого по кепеловской моде в камуфляж и берцы. Егор не будь дурак сразу же потащил его на сцену.
— Проори что-нибудь в микрофон! — потребовал вокалист.
— А че орать-то? — недоуменно спросил удивленный, но счастливый Тролль?
— Да че хошь. — благосклонно разрешил Pink Floyd.
Вокалом парень не разочаровал, доказав в очередной раз, что не зря был так прозван. «С понтом он что-то умное мог проорать, к примеру, „корпускулярно-волновой дуализм“ или „уравнение Шредингера“, спросил тоже», — со смехом вспоминал концерт Егор. «Да он просто стеснялся, — возражал я, он в первый раз на таком мероприятии, до этого весь в науке был. Решил вот выбраться, поглядеть, чем простой народ живет. Вот увидишь, лет десять пройдет, и он уже доктором наук будет».
И вот оно, будущее светило науки, прямо передо мной. Ну, раз он такой умный, как я думаю, должен знать о раках все.
— Слышь, чувак, чем раки питаются, не знаешь? — спрашиваю я.
Вместо ответа Пещерный Тролль молча подходит к раку и пинком ноги в берце сбрасывает членистоногое в воду.
— Э, ты что делаешь? — возмущаюсь.
Не обращая на меня никакого внимания, Тролль бросается в воду. В полете он превращается в щуку. Ныряет, уплывает. Оказывается, не суждено мне завести домашнее животное. Ну и ладно, обойдусь.
Чувствую прикосновение к руке. Оборачиваюсь и вижу маленькую девочку в платьице и с косичками.
— Дядя, расскажи стишок на английском языке, — требовательно говорит она.
— Ок, попробую. Слушай:
«Baby, take me to your hell.
I would make it well myself.
Life is full of miracles and that's nothing wrong with rock-n-roll».
— Ты это сам сочинил?
— Нет, это один великий английский поэт четырнадцатого века. — Отвечаю.
Моя собеседница смотрит на меня с укором, она чувствует ложь.
— Да, я соврал, — признаюсь я, — этого никто не писал. Это музыка Хаоса.
— Тебе бы все Хаос да Хаос. — Осуждающе говорит девочка.
— О чем ты? — я удивлен.
— Зачем продал арфу, дурак?
— Иди к Дьяволу со своей арфой! — завожусь я. Но девочка меня не слушает.
Она подходит к линии берега и переступает ее, медленно идет вперед, постепенно погружаясь в воду. Я замечаю, что речка стала значительно глубже, чем была недавно.
— Стой, девочка! Утонешь! — кричу ей вслед. Она оборачивается и спокойно отвечает:
— Не утону. Я могу быть рыбой. А ты уходи, тебе здесь нечего больше делать. До встречи.
— Прощай, — отвечаю я.
* * *
В 23:23, то есть почти в 11:11, в воскресенье Нос и Еж вылезли на крышу девятиэтажки. В руках они держали по бутылке джин-тоника — парни всегда пили джин-тоник по воскресеньям. А еще они любили лазить по крышам: гулять по краю крыши пьяными в стельку, сидеть на том же краю и смотреть вниз, бегать, спотыкаться о невидимые преграды, падать, орать песни маньяцко-рок-н-ролльной группы «Агата Кристи».
Нос влез на парапет и схватился за провода, он любил посредством пробегающего по телу тока чувствовать город. Ведь провода опоясывают весь Харьков, ток же един и неповторим. Еж нашел стул, присел на него и обрезал скальпелем с обмотанной изолентой рукояткой провод, тянущийся от антенны.
— Хуй сегодня телевизор посмотрите, буржуи чертовы, — торжествующе сказал он и выбросил стул вниз.
Исполнив несколько песен из репертуара «Агаты Кристи», друзья присели на край — покурить да поглядеть на мир свысока. Но сидеть им пришлось так недолго. Сильный толчок в спину, и Еж пробкой вылетел с крыши. Нос не успел даже ничего сообразить, как отправился вслед за товарищем.
Лицо милиционера Андрея расплылось в довольной улыбке. Сбрасывание с крыши любителей по ней полазить было его хобби. Почти абсолютно нормальный на вид работник милиции, он мало чем выделялся среди своих коллег. Разве что часто перечитывал сказку про Карлссона. Но по ночам Андрей преображался, он бродил по крышам домов и сталкивал невнимательных любителей романтики.
Стоя на краю и глядя вниз на то, что еще недавно было людьми, милиционер Андрей торжествовал. Список его жертв пополнен еще двумя. А сколько еще впереди?.. Оказалось — ноль. Вот убийца торжествует, и вдруг, спустя мгновение, сам становится жертвой. Третье тело впечатывается в асфальт, на крыше же на фоне звезд можно легко разглядеть силуэт человека-животного.
Но немногие люди любят глядеть вверх. Так никем и не замеченный, человек-животное садиться верхом на летающего осла Вячеслава и уносится в ночь. Впрочем, предварительно осел успевает зависнуть в воздухе и нагадить на мертвое тело милиционера. По городским легендам живые люди, на которых попадает дерьмо Вячеслава, становятся механиками в аэропорту. Что случается с мертвецами — неизвестно, возможно Андрей сменит милицейскую форму на робу механика в загробной жизни, хотя вряд ли.
Мало кто знает, принадлежал ли Вячеслав человеку-животному всегда, или же у него раньше был другой владелец. По слухам в юности Вячеслав был самым обычным ослом, летать не умел. Он таскался повсюду за своим ненормальным хозяином, пока встреча с человеком-животным не перевернула его мир. Неясно, откуда взялся этот удивительный дар летать. Может от изумления, может от страха, а может это новый хозяин одарил им бессловесную скотину. Также можно предположить, что все ослы от природы способны летать, просто то ли боятся, то ли стыдятся, то ли не любят. Так или иначе, из страха ли или из восхищения, Вячеслав служит верой и правдой своему новому властелину.
Человек-животное улетает, никем не замеченный, загадочный и удивительный. Никто не знает, откуда он взялся и чего ему нужно, просто он существует и изредка напоминает о себе своими деяниями.
* * *
Я иду через двор недалеко от остановки «Магазин Тополек», что на Алексеевке, прохожу сквозь арку, оказываюсь в другом дворе, уже близко. Мне надо всего лишь пройти несколько метров и спуститься вниз по разбитым ступеням. Там находится недостроенный гараж, в котором нередко собираются местные фашисты — пьют водку и портвейн, бьют друг другу лицо наподобие «Бойцовского клуба», снимают любительское кино. Впрочем, гараж — не то, что мне в данный момент необходимо. Мне банально надо пройти мимо гаража в какое-нибудь уединенное место в низине и помочиться, или, как говорят в последнее время харьковские аристократы, «достать елду». Думаю, в скором времени эта фраза будет столь же необходимым атрибутом истинного аристократа, как, к примеру, чай с рыбой, или ведро для блевотины.
По дороге я встречаю дворничиху тетю Клаву. В этом дворике посменно работают два дворника — дед Василий и тетя Клава. Василий неразговорчив, он скрупулезно выполняет свою работу, подняв глаза к небу, с лицом гордым и отрешенным. Метет дед идеально, хоть и не глядя, удивительное сочетание опыта и таланта дает ошеломляющий результат. В музее я видел работу какого-то фотохудожника времен Сталина, на которой изображены дворники в аккуратной форме, метущие синхронно центральную площадь города, с выражениями радости и гордости за свою профессию на лицах. Так вот, дед Василий словно сошел с такой фотографии. Тетя Клава напротив общительна и весела, она встречает меня с улыбкой на лице:
