сюда, в Московскую центральную больницу.
Единственное, что въелось в память, это как они с Володей сидели на обшарпанных железных стульях, ожидая врача. На часах перевалило уже далеко за полночь, отчего приемное помещение, обычно забитое людьми, казалось особенно холодным и неприязненным. Кушетка блестела под светом ламп, и от одного представления, как на ней перевозят тела умерших, как скрипят колесики, а бледные головы бьются о металлическую поверхность, Войне стало тошно. Тогда он опустил голову, призывая себя больше не обращать внимания на обстановку. Переполненный адреналином, он до сих не чувствовал боли, хоть красная жидкость капала, образуя на полу лужицу. Война вроде бы заслонил себе ноздри салфеткой, но кровь все равно продолжала предательски сочиться откуда-то из носа.
Наверное, он слишком долго возился, потому что Володя засмеялся, обнажая свои окрашенные в розовый цвет зубы.
– Не здесь, приложи повыше. Кровь идет у тебя из переносицы. – Он показал пальцем и вновь заржал. – Господи, ну и видок, Война! С этим вздутым носом ты похож на бомжа!
Ну да, ну да. Это говорил ему человек с бордовым, даже несколько иссиня-черным ухом. Вздутый глаз его настолько разросся от опухоли, что практически не открывался. Кровь подползала к щеке, как червяк, но Володя расторопно смахивал ее.
Жемчужного Володю положили через стенку, и когда он, в белом халате и тапочках, как на курорте, зашел в палату сегодня утром, Война наконец задал терзающий его вопрос:
– Слушай, а какого хрена ты вообще полез обниматься к девочке, если рядом стоял ее парень?
– Откуда я это знал? Она мне сама сказала, что свободна.
– И ты поверил? Серьезно?
– А что, разве не должен был?
– Пф-ф. – Война раздул щеки, удивляясь наивности Володи. – Все девушки лживы. У них сущность такая. Обман только для нас выглядит страшно, для них это как игра.
– То есть, ты хочешь сказать, все девочки – лживые суки?
– Именно! – Как с языка снял, подумал Война.
– А вот и нет. Ты мыслишь стереотипно. Нельзя накладывать на кого-то ярлыки, особенно на весь женский род. Да: кто-то любит обманывать, а кто-то нет. Все разные. Каждый уникален по своей природе.
– Спорим, я по одному запаху смогу отличить, шалава девочка или нет? – Судя по прищуренным глазам, Володя не уразумевал смысла слов. – Если разделять на типажи нельзя, то почему шалавы пахнут одинаково? Скажи мне? Почему иногда достаточно одного взгляда, чтобы понять, что из себя представляет тот или иной человек? Не знаю, как ты, но я очень чуток к людям. Будто вижу их насквозь.
– И поэтому враждебно ко всем относишься?
– Да! Оправдываю прозвище!
Володя заломил руки и признался:
– Конечно, я подозревал что-то неладное, когда тот урод не отводил от нас взгляда. Но мне казалось… я и до сих пор думаю, что это не ее парень вовсе. У меня просто малышку отбили! А затем и нас вдобавок, как бифштекс! – Добавил он и выругался.
«Что правда, то правда» Неудивительно, что вчерашний вечер Войне запомнился урывками. Если одну половину он забыл из-за отбитой головы, то другую – потому что был пьян.
– А как мы вообще прошли в клуб без документов?
– Я показал охраннику паспорт.
– И что с этого? Тебе же тоже нет восемнадцати.
– Зато было пять тысяч. Мы же еще смеялись с тобой, как он быстро наступил на купюру, когда та вылетела из паспорта.
– Не помню. – Война потер подбородок, раздалось громкое шуршание. – Получается, отмодохали нас платно. Итого, сколько я тебе должен?
– Нисколько, – засмеялся Володя, как только может смеяться человек с разбитым ртом. – Мы с тобой в расчете. Спасибо, кстати, что вмешался.
– Не я один. Там еще вроде твой дружок Носов был.
– В том и дело, что «вроде». Видел его мельком. – Палец указал на котенка, свернувшегося клубком на подоконнике. – Твой Рыжик и то полезнее был. Шипел, карябался, а затем прыгнул с Дашиных рук кому-то прямо в лицо.
– Правда?
– Я тебе говорю!
– А дальше что?
– Не видел. Меня на тот момент уже в каблучки брали.
– Скольких ты вчера уложил?
– Четверых, а ты?
Война пожал плечами.
– Я не считал. Когда дерусь, то совсем голову теряю. Двух-трех, как минимум. Будь у меня зажигалка, я больше положил, даю слово.
– При чем здесь зажигалка?
– Для отягощения удара. Зажимаешь в кулаке любой твердый предмет – плюс десять килограмм к удару. Полезная штука, не знал что ли?
– Нет.
– Боксер! Что с него взять…
– Слушай, – оживился Володя, – а это ты вчера какому-то задницу порезал?
– Что, реально задницу?
– Реально. Самую что ни на есть задницу. – Он поднял взгляд на повязку и голосом, полным восторга, заявил: – Ты правда бешенный!
Вскоре Жемчужный Володя ушел к себе в палату, и Война остался в одиночестве.
Наступили часы, полные боли.
Он поднялся с койки и заставил себя сделать несколько шагов, разрабатывая тело. После сна все ломило. Когда Война приблизился к ширме, загораживающей умывальник, то вздрогнул от неожиданности, увидев там постороннего человека. Нет-нет, подсказал внутренний голос, этого человека он знает, и прекрасно. «Войнов Глеб, собственной персоной». Эти слова приходится повторять десятый раз, но сколько бы он ни вглядывался в отражение, все равно никак не мог смириться с сознанием, что ни здесь, ни по ту сторону зеркала нет его настоящего – того, которого прозвали Войной.
Что, собственно, стало с лицом? Оно мало походит на человеческое. Губы разбиты, лоб раскрашен синяками и царапинами. Особенно выделяется переносица, где зияет рана – розовая, слоеная. Кожа здесь разъехалась настолько ровными краями, что выглядит как порез. Война попытался вспомнить, не чиркнул ли кто ему ножом, хотя и сам знал, что никто этого не делал. Такой след оставляет кулак, прошедший по касательной. Вчера их перелетело множество, отчего сегодня приходится дышать через рот.
Голову ломило сильнее всего. Сильнее, чем остальные раны, вместе взятые. Войнов Глеб чуть не взвыл, когда врач при осмотре дотронулся до макушки.
– Больно? Не шевелитесь. Мне необходимо как можно внимательнее осмотреть это место. – Он кашлянул, когда направил свет хирургической лампы. – Где это вас, молодой человек, так угораздило?
– С лестницы грохнулся.
– Ах, ну да, весьма распространенная проблема. Спускался по лестнице, поскользнулся, грохнулся головой об бутылку. Такое часто случается.
– Откуда знаете, что именно на бутылку?
– Потому что затылочной области у тебя находятся осколки зеленого стекла. От сильного удара отдельные фрагменты залезли под кожу.
Войнов Глеб заерзал от этой новости. Осколки могут привести к заражению крови или алопеции, то есть облысению. Он не думал, что все настолько серьезно.
– Не волнуйся. Хорошо, что обратился сразу же. Вытащим осколки, обработаем, зашьем, и до свадьбы заживет. – Врач вынес палец, пока писал в бумажке. – С условием, что со свадьбой вы, молодой человек, некоторое время повремените!
Знал бы врач, что основную боль причиняют не раны, а вид собственного уродливого лица. Войнов Глеб изучал незнакомого себя в отражении и откровенно не понимал,
