– Нет, она со мной! – рявкнул Виктор.
– Так-так… Не могли бы вы оба подождать нас здесь? Проходите, милочка. – Мистер Ормистон ласково улыбнулся и подтолкнул Сару в кабинет. Улыбка дантиста сделалась еще шире.
Гэвин с Виктором остались в приемной. Некоторое время они сидели в молчании. Наконец Гэвин заговорил:
– Слушай, чувак, ты уж извиняй. Мы с ней у тебя за спиной шашни не крутим. Замутили только вчера вечером.
– Ты ее трахал? – спросил Виктор низким и свирепым голосом.
Скула у него уже раздулась. Кислый ручеек крови из прикушенного языка стекал по гортани. Виктор блуждал в озере собственного горя, пробовал его глубину, высматривал, далеко ли до берега.
– Не твое собачье дело! – бросил в ответ Гэвин, чувствуя, как внутри снова просыпается гнев.
– Это моя телка!
Гэвин ткнул пальцем ему в грудь:
– Слышь, я в курсе, ты сейчас сам не свой, но она ни хрена не твоя телка. У нее своя голова на плечах. В общем, девочка тебя послала. Послала, ясно тебе? Поэтому и замутила со мной вчера, потому что тебя послала!
Лицо Виктора растянула неприятная ухмылка. Он по-новому смотрел на Гэвина, как будто тот был умственно отсталым идиотом.
– Мужик, ты ведь не въезжаешь, а?
– Это ты не въезжаешь! – отрезал Гэвин, но уверенность уже покидала его.
Он пытался понять, почему чувствует страх перед Виктором, который сдался после одного-единственного удара. Это потому, сообразил Гэвин, что он никогда не терпел насилия. Сам он умел быть инстинктивно жестоким, отвечать на чужую жестокость, но сил на настоящую битву у него никогда не хватало. Хорошо, что Виктор тогда отступил. Гэвину претила мысль о победителях и неудачниках, но мир слетел со своей оси, и все оказались в сточной канаве: жестокость стала извращенной сестрой экономики.
Виктор покачал головой. Ощутил удовлетворительный прилив физической и моральной боли. Степенью этой боли он мерил грядущее возмездие. Он еще доберется до этого Гэвина, а то ишь, вырядился, любовничек хренов. И все же ярость старого приятеля ошеломила его. Настолько это было на него не похоже. И то, что он сотворил с Сарой, тоже было совсем не похоже на него. Гэв свой парень. На него можно положиться. Болтали, что он закладывает ребят, которые пособия по безработице незаконно получают, но сам Виктор никогда, никогда бы в это не поверил, пусть даже эти козлы из министерства по вопросам занятости дали ему такую работу. Гэв сразу поднял бы вопрос об увольнении, это точно. Точнее не бывает. Но так кидаться на приятеля – нет, только не Гэв. Виктор решил так: пусть лучше Сара увидит, что его бьют, посочувствует, может, даже засомневается. С Гэвином можно и по-другому разделаться.
– Такое уже и раньше бывало, Гэв. Она гуляла с другими. Но всегда возвращалась ко мне, ага. Не скажу, что… – Виктор заговорил громче и шарахнул кулаком по столу. – ЧТО ЭТО МЕНЯ НЕ ЗАЕБЫВАЕТ! Потому что да, заебывает. Мне, блин, обидно, потому что Сара – моя женщина.
Гэвин чувствовал себя совершенно разбитым. Он попытался заговорить, но осекся, зная, что голос даст трещину, как сухарь, и неуверенность вырвется наружу.
Виктор продолжал:
– Она до этого гуляла с Билли Стивенсоном. Ну, ты знаешь. А еще до этого – с Полом. С Полом Янгером… – Каждое имя было как плевок яда, от каждого звука Гэвин вздрагивал, как от удара грома.
Ему не по душе был Билли Стивенсон, хитрый и высокомерный ублюдок. Билли с Сарой – ужасающая мысль. Отвратительный хер Виктора, из которого он извергает мочу, смешанную со спермой и пивом, погруженный в Сару, теперь казался едва ли не приятным снисхождением. Пол Янгер свой парень, ну так ведь кого угодно можно назвать! Как вышло, что такая девушка, как Сара, гуляла с полным ничтожеством? Сраный Пол Янгер! Если бы Виктор постарался, он наверняка смог бы припомнить еще пару имен, которые снова причинили бы Гэвину боль.
– Билли Стивенсон? – повторил Гэвин, надеясь, что чего-то не расслышал.
– Это она, чтобы я на нее обратил внимание, я тогда гулял с Лиззи Макинтош.
Выходит, Виктор и Лиззи трахнул. Эта девчонка Гэвину нравилась. Он знал, что Лиззи гульнуть не дура. Неудивительно, что она и с Виктором сошлась. Вот так штука. Еще несколько минут назад Гэвин и думать не думал о том, что их с Виктором члены побывали в одном и том же месте. А теперь выясняется, что они оба трахали не одну бабу, а целых двух! Гэвин принялся перебирать в голове девчонок, с которыми он спал и которых Виктор тоже мог бы знать. Эдинбург, что за сраное место: все друг с другом перетрахались. Неудивительно, что СПИД так быстро распространяется. Во всем винили герыч, но с тем же успехом можно было винить и секс. Собственно, его и надо было винить. А заодно и тот миф, что у наркоманов не бывает секса. Вон сколько телок в хосписе ласты склеили, а ведь ни разу не кололись, только трахались. Вспомнился Томми, бывший парень Лиззи, уже покойный. Гэвин Лиззи в прошлом году трахнул, так его потом паранойя не оставляла, а напрямую спросить он не мог. Так и не спросил про нее и Томми, хотя знал, что Томми расстался с Лиззи до того, как подсел на иглу. Вот и пришлось анализ сдавать. Демоны являются по ночам. Неизбежно.
– Мне ваще-то по фиг, сходила налево – и ладно. Сам знаешь, крышу иногда сносит, – продолжал Виктор.
Гэвин поймал себя на том, что кивает, и тут же остановился, решив, что это выглядит так, будто он чувствует себя виноватым.
Виктор своего не упустил:
– У вас двоих все так и было, нет скажешь?
– Нет, бля, не так! Ясно?!
– В общем, ты это запомни, парень. Потому что все кончено.
– Нет, бля, это у тебя с ней все кончено, вот что, бля. Это вовсе не то, как если б она перепихнулась с козлом типа Билли Стивенсона или придурком вроде Янгера… Для них она подстилка, а мне до нее есть дело, ясно?
– Ни хрена не ясно! Ищи себе свою пташку и имей до нее дело! Сара – моя! Я ее люблю!
– Это я ее, бля, люблю!
– Ты ее, бля, пять минут всего знаешь! А я – три долбаных года! – Виктор ударил себя в грудь кулаком. – Три года, бля!
В приемную вбежал зубной врач, Ормистон:
– Эй, вы! Потише там, или марш отсюда! Мне тут еще два зуба мудрости удалять.
Гэвин вскинул руку, призывая дантиста заткнуться, а потом встал и наклонился над Виктором:
– Теперь она со мной, ты, мудозвон! Ясно? И тебе придется с этим смириться, вот такие долбаные дела.
Виктор поднялся. Гэвин отступил назад, и Виктор замахнулся кулаком. -ЕБ ТВОЮ МАТЬ!
– Так! Ну-ка, собрались и вышли! Не то полицию вызову! – завопил Ормистон. – Вон! Сейчас же! Подождете снаружи! Через час она выйдет! Убирайтесь из моего кабинета! Я тут два зуба мудрости удаляю… – В голосе дантиста звенело отчаяние.
Гэвин с Виктором неохотно вышли на улицу. Они немного постояли порознь, затем Гэвин присел на ступеньки, а Виктор по-прежнему стоял, облокотившись на кованые перила, украшавшие крыльцо выстроенного в георгианском стиле здания.
С минуту они смотрели друг на друга, потом отвели глаза. Гэвин вдруг понял, что посмеивается – сначала тихонько, потом все громче и громче, пока смех не превратился в неконтролируемый поток хохота. Виктор тоже рассмеялся.
– Какого хрена мы тут ржем? – покачал он головой.
– Совсем сбрендили, чувак. С катушек съехали.
– Ага… Давай-ка пропустим вон там по стаканчику. – Виктор указал на паб на углу.
Они вошли в бар, и Гэвин заказат две пинты светлого. Подумалось, что счет придется оплатить самому: не отпускало чувство вины из-за того, что он разбил Виктору челюсть. Кроме того, работы у Виктора не было, тем не менее он не рвался устраиваться в ряды офисных работников. Они уселись в углу, чуть отодвинувшись друг от друга.
Виктор пристально смотрел на пенящуюся шапку в своем бокале.
– Я вот что скажу, – проговорил он, не поднимая взгляда. – Не возьму в толк, с чего ты взял, что любишь ее. – Голос его звучал умоляюще. Виктор поднял голову и встретился глазами с Гэвином. – Ты ж на ешке, парень.
– Так уж сутки прошли.
– Все одно колеса еще не выветрились.
– Не настолько. Мы не… Мы не делали ничего такого той ночью… В смысле, я не могу заниматься любовью под наркотой, то есть могу, но у меня не встает, ну, в общем… – Гэвин замолчал, заметив, что лицо Виктора исказилось от ярости.
– Все равно не верю, что ты ее любишь, – выдохнул тот, крепко ухватившись за край стола, так что побелели костяшки на пальцах.
Гэвин пожал плечами, потом поднял голову, ощутив внезапное озарение:
– Слушай, мужик, говорят, что экстази – наркотик правды. Его парочкам для терапии скармливают и все такое…
– Ну и что?
– И вот – я ее, черт побери, люблю. И докажу это. Гэвин вытянул из кармана джинсов маленький
пластиковый пакетик, осторожно извлек из него таблетку и закинул ее в рот, запив большим глотком пива. Затем поморщился и продолжил:
– Ты ведь ее ни фига не любишь, просто привык, вот и не можешь отпустить. Боишься остаться с носом. В этом вся штука, Виктор, в твоем долбаном мужском эгоизме. Давай глотай таблетку, она-то нам и скажет, любишь ты Сару или нет, когда тебе вставит.
