— С ним все в порядке? Я знаю, что он был малость расстроен.
Я ответил, что, надеюсь, с ним все хорошо.
— Дай мне знать, когда найдешь его. Нам нужно быть в «Скарабее» завтра в это время. Как скарабеи узнают друг друга?
Я ответил, что не знаю.
— По вкусу.
К этому времени я уже начал беспокоиться. Если ты встречаешься с кем-то, то не можешь, сознательно или подсознательно, не ощущать, что с ним происходит. Мелодия была мне неясна, но ритм я слышал отчетливо. Входная дверь скрипнула, но это оказалась всего лишь почта: квитанция за электричество и буклет с текущим счетом муниципального налога. Я позвонил Мартину, но не стал ничего наговаривать на его самодовольный автоответчик. Затем я набрал номер Дайан, никто не ответил. Я положил трубку, и телефон зазвонил.
— Алло? Карл? А, привет, Дэвид. У меня потрясающие новости. Боб Моулд хочет, чтобы вы отправились в тур с его теперешней группой «Сахар» в новом году.
— Охренеть! Карл будет на седьмом небе. Он обожает Боба Моулда. Кстати, ты часом не знаешь, где может быть Карл? Его не было дома со вчерашнего дня.
— Нет, я не видел его с субботы. Он заскочил позаимствовать ключи от студии на Фейзли-стрит. Сказал, что хочет записать демо новых песен, прежде чем начнется тур.
Что-то прозвенело в глубине моего сознания, как эхо.
— У тебя есть второй комплект ключей?
— Конечно, но если он там, то они тебе не понадобятся. — Он замолчал, потом произнес: — Дерьмо. Послушай, оставайся на месте. Я заеду за тобой и привезу ключи.
Через полчаса мы припарковались возле студии в Дигбете. Дверь была заперта, но на лестнице горел свет. До меня донеслось ритмичное гудение станков соседней фабрики. Алан пробормотал что-то на иврите. Мы взлетели по холодным, ничем не покрытым ступенькам и бросились в коридор. Дверь в студию была незаперта, когда я толкнул ее, то первое, что мы увидели — свет включен. Первое, что мы услышали — тишина.
Пол выглядел так, точно кто-то растерзал огромный букет красных хризантем и оставил лепестки сохнуть на солнце. Кучи разбитого стекла разбросаны вдоль стен.
Кровь была повсюду, засохшая тонкой пленкой. Запах сырого мяса смешался с густым запахом виски. Я разглядел наклейки на некоторых обломках стекла. Дрожащий ртутный свет отражался от острых краев, точно затухающий огонь. Это было удивительно красиво.
В глубине студии микшерный пульт был увенчан бутылочными розочками, точно окурками сигарет. Кабели выдраны. Вспоротые колонки демонстрировали полное проводов нутро. Карл стоял за микшерским пультом, прислонившись с стене. На нем была черная денимовая рубашка и джинсы. Руки покрыты кровью, он неотрывно смотрел на них.
Когда я направился к нему, я почувствовал, как стекло хрустит у меня под ногами, и, что гораздо хуже, кровь просачивалась с пола в ботинки. Казалось, он меня не замечал. Он дышал медленно, будто во сне.
— Карл! Карл!
Я коснулся его руки и почувствовал, какая она одеревенелая и холодная. Возможно ли умереть и продолжать дышать? Губы у него посинели. Его дыхание отдавало виски, как обычно. Крохотные кристаллы стекла впились в его руки, но кровь уже не текла.
— Ну же, друг.
Он тупо посмотрел на меня. Я обнял его за спину и осторожно подтолкнул вперед.
— Пожалуйста, пойдем. Давай свалим отсюда.
Алан так и стоял в дверях. У него был такой вид, будто его сейчас стошнит.
— Может, мне позвонить в «скорую»? — спросил он. — Я, конечно, могу отвезти, но…
Он старался не смотреть на Карла.
— Возможно, получится быстрее, если ты нас отвезешь, — сказал я. — Кровь уже почти не идет, но он в шоке.
Я спустился с Карлом по лестнице, стараясь подстроиться под его замедленные, как у зомби, движения. Руки у него снова начали кровоточить, я нашарил толстую пачку бумажных платочков в кармане, он скомкал их с отсутствующим видом. Я вспомнил концерт Bunnymen, на котором они проецировали на экран изображение покрытых снегом горных вершин: когда свет становился красным, горы превращались в вулканы. Эти мысли помогли мне сосредоточиться на том, что нужно вывести Карла из здания и усадить в машину. Он молчал.
Алан обычно водит весьма безрассудно, но на этот раз он ехал осторожно, опасаясь, что у него сдадут нервы. Отделение «Скорой помощи» Центральной больницы находилось всего в десяти минутах езды от студии, листва уже начала осыпаться. Алан переговорил с дежурным. Дыхание Карла немного выровнялось, коснувшись его плеча, я почувствовал, что он немного расслабился.
Комната ожидания была полупустой. В ней сидел ребенок с перебинтованным пальцем и еще некто с порезом на лице. Несколько небритых, молчаливых мужчин, чьи раны с прошлой ночи посинели и распухли. Алан ходил взад-вперед, выжидательно глядя на каждую проходившую мимо медсестру. Карл вытащил несколько осколков стекла из ладоней и завернул их в испачканный платок. Еще в студии я понял, что он не так уж сильно поранился, но ужасный вопрос засел где-то на задворках моего сознания и мешал мне заговорить с ним. Откуда же вся эта кровь? Я снял куртку и укрыл ею плечи Карла.
Через несколько минут медбрат окликнул: «Карл Остин?» Карл не ответил. Я помахал рукой и встал. Медбрат, молодой парень, с крашеными рыжими волосами, подошел к нам:
— Вы сможете сами дойти или вам нужна помощь?
Карл поднялся, слегка покачиваясь. Затем он повернулся к нам с Аланом.
— Все в порядке, — сказал он. — Я смогу поехать в тур.
Медбрат взял его под руку и повел по коридору к дверям.
Прошло полчаса. Алан сходил к автоматам с напитками и вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками кофе и двумя маленькими пачками печенья. Печенья, с нарисованными на них китайскими чайниками, отдавали плесенью.
— Как по-твоему, что случилось? — спросил он меня. Я покачал головой.
— Прости. Мне бы следовало догадаться, что нечто такое может произойти. Карл последнее время вел себя странно. С ним что-то творилось. Мне следовало с ним поговорить. Так или иначе.
— Ты не можешь поймать пулю зубами, Дэвид. — Алан задумчиво глотнул кофе. — Я потерял своего бойфренда три года назад. Гэри. Он выбросился с балкона высотки.
— Господи. Мне очень жаль.
— У него был положительный тест на ВИЧ, хотя чувствовал он себя хорошо. Может, он был бы все еще жив. Прежде чем сделать это, он послал меня подальше, чтобы я не винил себя. Но я все равно чувствую себя виноватым.
Я снова подумал о том, как Карл сдавал анализы на ВИЧ, он ужасно боялся и в то же время, казалось, был готов смириться с неизбежным. Вот тогда-то до меня и дошло. Образцы крови. Я поперхнулся кофе, и Алану пришлось постучать меня по спине. В этот момент появился бородатый доктор и спросил, может ли он поговорить с нами. Мы пошли за ним по коридору в кабинет.
— С Карлом все в порядке, — сказал он. — Я дал ему успокоительное. Ему нужно наложить несколько швов на руки. Еще мы собираемся сделать ему переливание крови. Мы думаем, он сам пустил себе кровь. У него на руках следы игл, возможно, со вчерашнего дня или позавчерашнего. Возможно, ваша кровь подойдет. Вы можете мне рассказать, что случилось?
Я коротко рассказал ему о «Треугольнике» и предстоящем туре.
— Карл очень боится сцены. И, похоже, у него депрессия.
Я объяснил ему, что мы с Аланом увидели в студии.
— Там было слишком много крови, теперь я это понимаю.
Доктор недоуменно посмотрел на меня.
— Бутылки, которые он разбил. Это могли быть четвертинки или даже миниатюрные бутылочки. Он собирал в бутылки собственную кровь, точно образцы.
Алан засмеялся отчаянным смехом, он был в шоке.
— Парню явно нужна помощь.
— Возможно. Мы снимем швы через неделю. Тогда он снова сможет играть. Когда он выйдет на сцену — это уж ему решать. И вам. Мы можем направить его к психиатру, но он волен поступать, как считает нужным, если только в дело не вмешается полиция.
— Нет, им незачем вмешиваться, — сказал Алан. — Это просто неудачная репетиция.
Наши глаза встретились, и я мог поспорить, что мы подумали об одном и том же. Репетиция чего? Мне вспомнились последние слова из блокнота Карла, точно я услышал, как он напевает их: «Все потерять/ Пустой и совершенный». В это утро они значили больше, чем что бы то ни было.
Мне что-то говорят
Повсюду.
Это меня убивает.
Strangelove
Тур отменили. Теоретически мы могли бы отыграть последние четыре концерта, но Алан сказал, что риск слишком велик.
— Если что-то пойдет не так, мы очутимся в юридическом и финансовом кошмаре. Мы застрахованы, только если сейчас откажемся.
Надо отдать должное Алану, он сделал все возможное. Он поместил Карла в частную клинику и отложил все планы насчет «Треугольника». Он никогда не говорил нам о деньгах, что потеряли «Фэрнис». Мартин не пожелал вмешиваться. Из больницы я поехал к Йену и Рейчел в Акокс-Грин. Йен был дома, я рассказал ему о случившемся. Он плакал. Не думаю, что он оплакивал несостоявшийся тур.