Я прикупил восьмилетний автомобиль и оставался на этой работе почти до самого Нового года. А потом, 24 декабря, начальство устроило большую рождественскую вечеринку для всех сотрудников. Было обещано море выпивки, а также закуски, музыка и танцы. Я не люблю вечеринки. Во-первых, я не умею танцевать. А во-вторых, люди меня пугают. И особенно — люди на вечеринках. На таких сборищах все стараются показаться веселыми, остроумными и сексапильными. И даже если им кажется, что у них получается хорошо, на самом деле у них получается плохо. Причем чем сильнее старания, тем кошмарнее результат.
Так что когда Джан прижалась ко мне и сказала: «Да ну ее в жопу, эту вечеринку. Давай ты останешься дома. Посидим вдвоем, выпьем», — я не стал возражать.
Когда я пришел на работу после рождественских праздников, ко мне подрулил мелкий Эдди:
— А чего тебя не было на вечеринке? Кристина даже расплакалась.
— Кто?
— Кристина. Ну, знаешь. Такая вся из себя симпатичная мексиканочка.
— Какая Кристина?
— Которая работает на конвейере. На третьей линии.
— Кончай заливать.
— Честное слово. Она прямо расплакалась от расстройства. А кто-то нарисовал твой портрет на большом листе белой бумаги. Кстати, очень похоже. Прямо вылитый ты с твоей этой козлиной бородкой. Портрет прилепили на стену, а внизу написали: «Немедленно дайте мне выпить!»
— Слушай, мне надо работать.
— Но потом она все-таки успокоилась и пошла танцевать со мной. Укушалась в хлам, даже слегка проблевалась. А потом ничего, ожила. Танцевала со всеми черными. Она, кстати, классно танцует. Очень даже сексуально. В итоге она ушла с Громилой Ангелом.
— И он, вероятно, ткнул ей в глаз большим пальцем.
За день до Нового года, сразу после обеденного перерыва, Моррис подошел ко мне и сказал:
— Надо поговорить.
— Ага.
— Давай отойдем.
Моррис отвел меня в уголок, где стояли пустые коробки.
— Слушай, такое дело… в общем, ты больше у нас не работаешь.
— Ясно. То есть сегодня — последний день?
— Да.
— Я получу чек сегодня?
— Нет. Мы его вышлем по почте.
— Ладно.
Пекарня располагалась совсем рядом с домом. Мне выдали белый рабочий халат и ключ от шкафчика для одежды. Мы выпекали печенье, рулетики, кексы и сладкую сдобу. Поскольку я указал в анкете, что проучился два года в колледже, меня поставили на засыпку кокосовой стружки. Я стоял на высоком помосте у огромного чана с этой самой кокосовой стружкой, зачерпывал белые хлопья совком и ссыпал их в специальное отверстие в автомате. Все остальное проделывал автомат, а именно: посыпал кокосовой стружкой печенья, пирожные и прочие кондитерские изделия, проплывавшие внизу на ленте конвейера. Работа была замечательная: совершенно несложная и благородная. Я стоял наверху в своих белых одеждах и засыпал в автомат белые хлопья кокосовой стружки. На другом конце цеха трудились с полдюжины молоденьких девочек, также одетых в белые халаты и шапочки. Я так и не понял, что именно делали это девчонки, но что-то они, безусловно, делали. Причем очень активно. Мы работали по ночам.
Моя первая ночь в той пекарне прошла тихо и мирно, без происшествий. А во вторую ночь было уже интереснее. Все началось с того, что две девчонки тихонько запели:
— О, Генри, Генри! Как ты умеешь любить! О, Генри, Генри, без тебя мне не жить!
Постепенно к ним присоединились все остальные девчонки. Как я понял, они пели мне. В цех влетела начальница:
— Ладно, девочки, хватит!
Я невозмутимо зачерпнул совком очередную порцию кокосовой стружки. Ничего не поделаешь, придется смириться…
Я проработал там три недели, а потом нас всех созвали на задний двор. Всех мужиков. Под конец смены в цехе раздался звонок, и голос в динамиках объявил: «Всем мужчинам просьба срочно собраться на заднем дворе».
К нам вышел дядечка в сером костюме, с канцелярским планшетом в руках. К планшету был прикреплен лист бумаги. Дядечка попросил, чтобы мы подошли поближе. Мы обступили его плотным кружком. Мы все были одеты в белое. Я стоял с внешнего края круга.
— Мы сейчас переживаем не самые лучшие времена, — сообщил дядечка в сером костюме. — Намечается спад производства. Поверьте, мне самому неприятно, но я все-таки вынужден сообщить, что нам придется существенно сократить штат. И вы попадаете под сокращение. Но мы непременно возьмем вас обратно, когда разберемся с текущими проблемами. Я сейчас запишу ваши фамилии, телефоны и адреса. И как только дело наладится, мы обязательно с вами свяжемся. С вами — в первую очередь. Пожалуйста, подходите по одному, и я всех запишу. А чтобы не было столпотворения, встаньте в очередь.
Мужики стали выстраиваться в очередь, матерясь и пихая друг друга. Я спокойно стоял в сторонке и смотрел, как мои товарищи по работе исполнительно называют свои фамилия и адреса. Смотрел и думал: «Вот они, модные парни, которые классно танцуют на вечеринках». Я пошел к своему шкафчику, повесил белый халат на крючок, оставил совок на полу у дверцы и отправился домой.
Отель «Санс» — это лучший отель Лос-Анджелеса. Да, он не новый, но в нем есть шик: обаяние благородной старинной роскоши, которого нет и в помине у современных гостиниц.
Отель «Санс» славится съездами бизнесменов и дорогими проститутками почти легендарных талантов. Говорят, эти жрицы любви после особенно прибыльной ночи дают какую-то денежку мальчикам-коридорным. Просто так, от хорошего настроения. Также известны истории о коридорных, которые стали миллионерами: этим красавчикам с одиннадцатидюймовыми болтами, этим молоденьким мальчикам подвернулся счастливый случай познакомиться с пожилыми богатыми постоялицами и жениться на них с большой выгодой для себя. И, конечно, нельзя не сказать о еде. Всевозможные деликатесы. ОМАРЫ. Огромные чернокожие шеф-повара в высоченных белых колпаках. Они знают все. И не только о кулинарных изысках, но и о жизни вообще, и обо мне, и о вас — обо всем.
Меня взяли грузчиком. В отеле «Санс» даже погрузочно-разгрузочные работы были налажены с шиком: на каждый прибывающий грузовик полагалось по десять грузчиков, хотя вполне можно было бы обойтись и двумя. Я ходил на работу в своем лучшем костюме. Я ни разу не прикоснулся ни к одной из коробок на погрузочной платформе.
Мы разгружали (они разгружали) машины, привозившие в отель самые разные грузы. В основном это были продукты. Как я понял, богатые питаются преимущественно омарами. Их привозили почти каждый день в больших деревянных ящиках. Омары были живыми, нежно-розовыми и огромными. Они шевелили усами и размахивали клешнями.
— Любишь омаров, Чинаски?
— Да, очень, — рассеянно отвечал я.
Как-то раз меня вызвали в отдел кадров и сказали, что хотят назначить меня воскресным ответственным за подбор персонала, то есть по воскресеньям я буду дежурить в отделе кадров.
— А что надо делать?
— Отвечать на телефонные звонки и нанимать разовых посудомойщиков на воскресенье. Ну как, возьметесь?
— Возьмусь!
В первое воскресенье все прошло замечательно. Я просто сидел и вообще ничего не делал. Потом в дверь постучали, и вошел пожилой дядечка.
— Вы по какому вопросу? — спросил я радушно.
Он был в добротном дорогом костюме, только немного помятом и не совсем чистом, со слегка обтрепавшимися манжетами. В руках он держал шляпу.
— Вам не нужен такой человек, который знает, как разговаривать с людьми? — спросил он. — Например, развлекать постояльцев содержательной и интересной беседой? Я хороший собеседник. И не лишен обаяния.
Я знаю множество великолепных историй и по-настоящему смешных анекдотов.
— Правда?
— О да.
— Тогда расскажите какой-нибудь анекдот. Так, что бы было смешно.
— Вы не совсем понимаете специфику данной работы. Нужна соответствующая обстановка. Настроение, атмосфера, оформление, так сказать…
— Заставьте меня засмеяться.
— Сэр…
— Я уже понял. Вы нам не подходите.
Посудомойщиков нанимали в полдень. Я вышел во двор, где собрались человек сорок бомжей.
— Так, парни, мне нужно пять человек! Только нормальных! Никаких алкашей, извращенцев, растлителей малолетних и коммунистов! И у вас непременно должны быть карточки социального страхования! У кого они есть, поднимите их вверх!
Те, у кого были карточки, принялись размахивать ими над головой.
— Вот, у меня есть!
— Эй, ты чего разорался?! Он и так все прекрасно видит.
Я внимательно оглядел лица собравшихся.
— Ладно, вот ты, — я указал пальцем, — с воротничком, изгвазданным в говне. Шаг вперед.
— Это не говно, сэр. Это мясная подливка.
— Ну, я не знаю, приятель, с виду так самое что ни на есть говно. Я же не в курсе, что ты там ел на завтрак. Может, и вправду чего-то мясное, а может быть, просто вылизал своей бабе.
