George Harrison. Hear Me Lord. Мой опыт общения с буддизмом оборвался вместе с поражением украинской революции 2001 года. Вещи между собой не связанные, следует признать — даже представить себе не могу великую октябрьскую буддистскую революцию, — просто так случайно произошло, что в то самое время, когда немногочисленные и разрозненные революционные массы как-то пытались справиться с антинародным режимом, где-то совсем рядом, случайно, повторюсь, время от времени появлялись буддисты; для меня те события так и остались в памяти с сильным буддистским акцентом. Так случилось, что в 2000-м я познакомился с харьковской общиной буддистов. Мы делали антивоенный концерт, тогда как раз началась вторая чеченская, и тут пришли представители общины буддистов. Они пришли пестрым оранжево-красным пионерским отрядом, держась сообща и стараясь не отставать друг от друга. Как у настоящего пионерского отряда, у них были барабаны, в которые они били длинными деревянными палочками, создавая шум и хаос и распугивая на своем пути недоверчивую харьковскую публику. Узнав о нашем концерте, буддисты решили нас поддержать, сказали, что тоже против войны, предложили свои услуги и показали фото своего гуру, который жил где-то в Тибете, но время от времени катался по миру и боролся за ойкумену. В Украину гуру пускать не хотели, буддистов это изрядно огорчало, они усматривали в этом проявление режима, так оно, что хуже всего, и было. А чем вы можете помочь? спросили мы буддистов. Мы можем прийти, ответили буддисты, и прочитать молитву за мир. А что за молитва? Буддисты быстро выстроились в шеренгу, достали свои пионерские барабаны и хором закамлали. Молитва за мир была на русском и отличалась большим количеством риторических обращений и обобщений. В целом молитва напоминала текст присяги бойца советской армии — мол, перед лицом товарищей по буддизму обязуюсь бороться за мир и бережно относиться к предоставленной мне в пользование военной технике. Держались они, как я уже сказал, группой, каждый отдельно оставлял довольно неоднозначное впечатление, поодиночке они были похожи на молодых зеков, которых одели в оранжевые платья и заставили камлать молитву за мир. В их глазах религиозный огонь отдавал розовыми отблесками шизофрении. Мне они нравились.
Перед концертом ко мне подошел представитель этого самого антинародного режима, который у них там, в антинародном режиме, отвечал за работу с религиозными общинами. У вас что, будут буддисты? строго спросил он. Да, будут, ответил я. Что будут делать? Будут камлать, ответил я, то есть читать молитву за мир. Ага, сказал он озабоченно, за мир. А можно получить текст молитвы? Послушайте, сказал я ему, а вы, скажем, перед пасхой тоже требуете от православной церкви текст молитв, типа там чтобы убедиться, что Христос воскрес и никаких сюрпризов в этом году ожидать не следует. Знаете, он решил изменить тактику и доверчиво ко мне приблизился, я вас не понимаю: вот вы боретесь с антинародным режимом, то есть с нами — его голос звучал тепло и приглушенно, сука гэбэшная, где они этому учатся, — но зачем вам буддисты? Ну, как зачем, я попытался отодвинуться, они за мир. Ну, я, допустим, тоже за мир, сказал он. Но вы же не камлаете? возразил я. Все равно, я вас не понимаю, продолжил он. Вот вы их приглашаете, а с них бабки надо сбивать, пусть платят, уроды, знаете, сколько у них бабок? Не знаю, признался я. Чувак сокрушенно покачал головой, из чего я понял, что бабок у них дохуя.
Странно, подумал я, — похоже, он не любит представителей буддистской общины, как он, интересно, работает с другими общинами, может, он их тоже не любит? Может, он атеист? Или еще хуже — представитель какого-нибудь сатанинского культа, может, его назначили главным по работе с религиозными общинами с учетом его сатанинского прошлого, подумали — у нас и без религиозных общин дел по горло, в нашем антинародном режиме, так что поручим это дело заслуженному сатанисту, он-то им точно даст просраться, всем этим масонам. Так что, получив карт-бланш, он решительно приступил к работе, каждое утро приходил в свой кабинет с медной табличкой «Комитет по работе с религиозными общинами», где на столе лежали учебники по оккультизму и сатанинская библия, и начинал прием представителей различных общин. Оставшись в кабинете наедине с очередным адвентистом седьмого дня, он наваливался на беззащитную жертву, связывал ее по рукам и ногам и совершал над ее телом различные ритуальные действа с профилактической, так сказать, целью. Жертва кричала от ужаса, представители других религиозных общин, которые сидели в коридоре на стульях и ждали своей очереди, нервно передергивали плечами, у последнего посетителя он вырывал печень и сердце, клал их в большой полиэтиленовый пакет из супермаркета и с чувством выполненного долга шел домой. А милиционеры на вахте отдавали ему честь и с уважением говорили — снова Иван Михайлович халтурку домой понес.
Откамлав, буддисты выстроились в колонну и удовлетворенно пошли домой. За ними еще долго тянулся отзвук барабанного боя.
Летом следующего года они снова появились и пригласили меня в гости. Революция потерпела поражение, реакция праздновала полную и безоговорочную победу, одно говно вокруг, все ублюдки, все продались антинародному режиму с его комитетчиками и сатанистами, друзья поразбежались, лето было долгим, а осень была уже где-то рядом, где-то совсем рядом. Они позвонили и сказали, что открывают ступу мира, пригласили на открытие. Ага, подумал я, вот кто не обломался, вот кто стойкий и непоколебимый, вот чей шиз не может убить никакой режим, даже такой антинародный, как наш. Мне понравилось словосочетание ступа мира, и я поехал на ее открытие.
То, что они жили в пионерском лагере, меня совсем не удивило, все правильно, подумал я, все верно — где же им еще жить, как не в пионерском лагере, они так напоминают пионерский отряд, пионерскую дружину имени верхней чакры. Лагерь находился на территории харьковского лесопарка, при совке он принадлежал какому-то заводу, теперь завод обанкротился, лагерь развалился и его захватили буддисты. Захватили и попробовали там окопаться. Антинародный режим, а главным образом знакомый уже нам сатанист Иван Михайлович, повели с ними решительную борьбу, пытаясь выбить их с территории пионерского лагеря в густой сосновый лес или вообще на территорию дружественной нам российской федерации. Буддисты держались стойко, а для крепости духа соорудили на территории пионерского лагеря ступу мира и пригласили на ее открытие представителей сми и дружественных организаций. Я, так получалось, был представителем дружественной организации, хотя я и сам не знал — какой именно.
От шоссе в глубь леса тянулась песчаная дорожка. Я сошел с автобуса и печально стал осматриваться, интересно, думаю, где же ступа? Из леса послышался бодрый барабанный рокот, ага, сказал я себе.
Ступа была сооружена на спортивной площадке и напоминала афишную тумбу около двух метров высотой и у меня лично с миром не ассоциировалась. Ну да ладно. Вокруг ступы стояли друзья-буддисты, с барабанами наготове, около них сновали представители сми, поодаль бдительно за всем наблюдали представители дружественных организаций. Два зековатых буддиста увидели меня и радостно подошли, добрый день, сказали, мир вам, это прозвучало как хуй вам, спасибо, говорю, хорошо, что вы пришли, сейчас начнем. Главный буддист, их, скажем так, пионервожатый, взмахнул рукой, и буддисты закамлали. Камлали они долго и вдохновенно, с любовью глядя на свою тумбу. Минут через пятнадцать замолчали. А теперь, сказал пионервожатый, давайте все станем в круг и произнесем молитву за мир. Представители дружественных организаций обреченно потащились к ступе. Прикольная ступа, подумал я и пошел назад на шоссе. Думаю, бабок у них все-таки не было.
8
The Stooges. Real Cool Time. Откуда они берутся и куда потом исчезают? Кто контролирует их движение? Что их поддерживает в этой жизни? Нужно быть монстром, чтобы выдерживать это каждодневное давление со стороны жлобского общества, со стороны кровавой каждодневной жизни, в которую они никак не попадают, словно музыканты-новички в печальную мелодию похоронного оркестра. Эти буддисты, которые верят, что, соорудив посреди пионерского лагеря афишную тумбу, они стали ближе к своему невъездному гуру, ближе к своему поднебесному Будде, что должно было с ними произойти перед тем, как они согласились надеть на себя оранжевые платья и взять в руки пионерские барабаны? Не знаю, возможно, к каждому из них действительно приходил во сне поднебесный Будда и что-то им нашептывал, склоняясь над заслюнявленной подушкой, возможно, им действительно случалось среди уличного потока или в сумерках парка увидеть его мешковатую подростковую фигуру, возможно, они действительно распознавали его по каким-то еле заметным движениям или по голосу, ведь что-то должно было их вырвать из бесконечного навязчивого потока, в котором они медленно и неумолимо двигались в сторону смерти — ужасной бытовой смерти, которая не оставляет шансов и времени на раздумья, что-то их вынудило попробовать перейти улицу в неположенном месте, а главное даже не это — кто-то научил их, что неположенных мест нет, по крайней мере — на этой улице.
