Помчались весело, болтая на ходу, беззлобно переругиваясь, прокашливаясь, сплевывая в сугробы. Но очень скоро притихли, шумно задышали, крепче заработали ногами. Девушка-мастер взяла хороший темп.
Первый отрезок пути – самый тяжелый. Потому что первый. Еще: путь ведет через городские улицы, по узкому тротуару. Надо не только выдерживать скорость, но и лавировать меж пешеходами. Хорошо, что они, заслышав позади себя слитный топот многих быстрых ног, сами догадывались уступить дорогу. Кроме того, зимние тротуары – скользкие; зазеваешься – упадешь, растянешь мышцу, в итоге – отстанешь. А отставать никто не хотел.
Маленький фабричный город зимним вечером мается и колобродит. Тяжко вздыхающие, пропахшие сивухой дядьки собираются у винных магазинов. Молодежь, одетая по последней моде – валенки, телогрейки, яркие шарфы и шапочки-«петушки»,– ищет приключений в теплых подъездах, в очередях за билетами в кино. Скрипящие стылые автобусы везут из одного пустого продовольственного магазина в другой пустой продовольственный магазин бледных, широколицых женщин в серых и черных одеждах.
А мы бежали мимо их пустой, бледной, серой жизни: плотная группа усердно сопящих, окутанных клубами пара мальчишек. Быстрые и сильные спортсмены. С такими лучше не связываться. Такие не станут отираться подле винного прилавка. Такие считают ниже своего достоинства сидеть часами на ступеньках парадного, расходуя молодость на пустую болтовню.
Мы бежали, суровые, задыхались – и уважали себя за целеустремленность и силу воли.
Конечно, я мчался не к олимпийским наградам. Медали, лавровые венки и пьедесталы почета не прельщали тринадцатилетнее сердце. Вообще, было очевидно, что дорога в большой спорт для меня практически закрыта. В моем возрасте серьезную спортивную карьеру начинать поздновато. Это мне уже объяснили.
Полгода назад мои родители переехали сюда, в подмосковный город-спутник, из деревни. Как и мечталось, я немедленно устремился в ледовый дворец, в хоккейную школу. Коньки и клюшки были моей страстью. Но тощий подросток с худыми плечами и узкой грудью астматика не приглянулся тренеру, а главное – не подошел по возрасту. Набирали восьми-, девятилетних. Прочие отбраковывались.
Я не расстроился. Мои папа и мама выбрали для жительства особенный город. Построенный сразу после революции по прямому приказу высших вождей, он имел на сто тысяч жителей – три полноценных стадиона, два плавательных бассейна и десяток отдельно стоящих спортивных залов. А еще – два огромных завода, где производили весьма хитрую продукцию; о ней не говорили вслух даже у пивных ларьков. Очевидно, партия и правительство решили снизить общий уровень болтливости горожан именно с помощью усиленно насаждаемой физической культуры. Процветали секции бокса, борьбы, футбола и хоккея, волейбола и баскетбола, атлетики – как легкой, так и тяжелой, и плавания – как обычного, так и синхронного.
Я выбрал свой вид спорта без труда. Велогонки! Что может быть прекраснее, чем упоительный полет вдоль асфальтовой ленты, на сверкающей гоночной машинке, в яркой майке с нашитыми сзади карманчиками, куда можно воткнуть бутылку воды и запасную камеру для колеса?
Кто бы мог подумать, что страсть к поездкам на двухколесном друге обернется изнурительными, сквозь ветер и снег, десятикилометровыми кроссами. Однако я не привык сдаваться без боя. Совсем как тот пухлощекий пионер из заставки к киножурналу «Хочу Все Знать».
Извилистый, с виражами и частой сменой ног, путь через город закончился поворотом на огибавшее окраину шоссе. Предстояло пробежать еще три километра по твердому, удобному асфальту, затем свернуть на проселок, ведущий в дачное хозяйство, лесом продвинуться еще на километр, затем развернуться, подождать отставших – и пройти дистанцию в обратном направлении.
О том, что ожидало меня впереди, я не думал. Иначе – лучше сразу остановиться, вернуться в раздевалку, забрать вещи – и к чертям отчислиться из секции. Покинуть славные ряды олимпийских резервистов. Зачем думать? Надо просто бежать. Совершать ритмичные вдохи и выдохи, работать телом, переставлять ноги. Нехитрая наука.
На асфальте девушка-мастер и двое старших с удовольствием прибавили, но новички держались стойко; никто не выбыл из пелетона. Под бодрые гудки проезжающих мимо редких грузовиков пешие велосипедисты мчались горячими живыми ядрами. В чернильной темноте – а где и когда в этой стране освещались окраины провинциальных городов? – мелькали только светлые подошвы бегущих.
Тут основная группа утомилась. Старшие, вкупе с девушкой-мастером, стали уходить вперед. Девушка сбавила скорость и закричала себе за спину звонким учительским голосом:
– Активнее, активнее работаем!
И – ускорилась, эстетически безупречно двигая круглой попой настоящей олимпийской резервистки.
Молча прокляв все и вся, я поднажал. Лишь бы хватило дыхания. Лишь бы не захрипеть тут же, посреди промерзшей дороги, на первой, самой тяжелой, трети дистанции. Астма – болезнь нервов. Стоит перестать верить в свои силы – и она снова победит меня. Она победит, если я ее испугаюсь.
Когда пот залил глаза, а легкие заработали на пределе, раздуваясь до отказа, жадно всасывая порции колючего воздуха, я стал привычно мечтать о том, как хорошо было бы сейчас взять и остановиться. В спорте это великодушно называется «сойти с дистанции». В отчете о всяком спортивном состязании после фамилии занявшего последнее место неудачника бесстрастно пишут: «такой-то и такой-то – сошли с дистанции».
Сошел с дистанции – нормально, бывает; это значит, что ты такой же атлет, как и все, не хуже других, просто сегодня взял и сошел. Не страшно. Победишь в следующий раз.
Но всякий олимпийский резервист, даже мальчишка, тренирующийся без году неделя, знает: ничего не следует откладывать на следующий раз. Тем более победу.
...Можно, мечтал я дальше, упираясь взглядом в мерно колеблющиеся лопатки бегущего впереди приятеля, применить хитрость: сделать вид, что оступился, споткнулся; картинно упасть; безнадежно отстать ото всех, перевести дух – и легкой трусцой вернуться назад, на стадион, а потом продемонстрировать тренеру синяки и царапины на разбитых коленях. То один, то другой малец из нашей компании периодически проделывали подобный фокус, если становилось совсем невмоготу. Но тренер не жаловал ловкачей, а старшие смотрели на таких с пренебрежительными усмешками.
В тринадцать лет усмешки друзей ощущаются чрезвычайно болезненно. И я бежал дальше. Я выдержал уже тридцать тренировок. Тридцать раз стартовал и финишировал. Не первым – но и не последним! Десятикилометровый кросс уже не казался мне кошмаром, как в первый месяц. Я научился правильно дышать и распределять силы. Я решил, что сойду с дистанции в другой раз. Не сегодня.
Поперек дороги – пробитого через лес бульдозерами зимника – торчал красно-белый шлагбаум. Дальше, в черной мгле, маячили деревянные срубы загородных домов. Здесь группа спортсменов взяла краткую паузу. Девушка-мастер перестала бежать, но не перестала двигаться. Она притоптывала, размахивала руками, приседала, шумно вдыхала и выдыхала. Все, кто удержался за лидером, повторяли ее движения.
Дождались отставших.
Ледяной лес вокруг потрескивал; слабо шевелились под медленным ветром голые кривые ветви. Хрипло брехали две-три собаки – издалека, от подножий погруженных в темноту домов и домиков, чьи хозяева однажды перегородили въезд в свой садово-огородный рай огромной железной трубой.
– Не стоим! – командовала не знающая усталости девушка. – Шевелимся! Не даем себе остыть! Все подтянулись?
– Вроде, да...
– Пошли, пошли! К досаде полумертвых от усталости пацанов, передышка закончилась. Теперь изматывающий кросс по ледяным тропинкам и асфальтовым обочинам надо было проделать в обратном направлении.
Пелетон все же распался. Группа бегунов растянулась на добрую сотню метров. Девушка-мастер и двое старших не утратили лидерства, но вплотную за ними держалась кучка наиболее упрямых и быстрых мальчишек; другие поотстали; в хвосте же плелись выбившиеся из сил аутсайдеры.
Вдруг я обнаружил, что пребываю не среди последних и даже не в середнячках, а прямо за спиной кого-то из старших. Правда, престижная позиция далась мне напряжением всех сил. Старшие же бежали, что называется, «вполноги» и даже переговаривались между собой, как будто адский забег был для них забавой.
Я еще поднажал, опустил подбородок вниз – так легче собраться с духом – и обогнал всех.
– Ого! – благодушно засмеялись старшие. – Малой в отрыв пошел!
Вслед мне запустили снежком, но промахнулись.
Лидировать оказалось сложно. Гораздо проще, понял я, быть ведомым, а не ведущим. Легче дышать в чью-то спину и стараться не отстать, нежели заставлять себя, и только самого себя, бежать быстрее и быстрее.
