Бег давался нелегко. Я задыхался, голова кружилась, болели колени и икры, пот заливал глаза. Одышка пройдет, говорил я себе. Она – от отсутствия привычки. Скоро я войду в форму. Двенадцать шагов туда, двенадцать обратно. Дыши ровнее и глубже! Носом и ртом! Не отдавай тюрьме ни минуты своей жизни. Не позволяй никому и ничему красть твое время. А тем более – свободу. Тренируйся. Становись сильнее. Будь упорен и терпелив. Тебя ничто не должно отвлекать. Все в твоих руках – действуй!
Я старался. Спешил. Шестьдесят минут – очень мало. В камере тесно и душно. Упражняться там невозможно. Лишь один-единственный час мне отвели для того, чтобы я мог укрепить тело. И я не тратил себя и свое время ни на что, кроме движения.
– Слышь, Брумель! – позвал Фрол. – Чифир будешь? Я отрицательно помотал головой. Сегодня Фрол прихватил ценный тюремный напиток прямо на прогулку. Как он смог пронести в рукаве своего ватного бушлата кружку обжигающей жидкости мимо внимательных глаз контролера – для меня осталось загадкой. Теперь урка наслаждался кофеином вкупе со свежим воздухом. Возвышенное мечтание осветило его лицо.
– Сейчас бы планчика курнуть,– вздохнул он.
– Точно,– подтвердил строительный магнат. – Хорошего таджикского гашиша.
– Что ты понимаешь в таджикском гашише?
– Я же строитель,– обиделся Толстяк.
– И что?
– Половина работяг на моих объектах – таджики. Фрол вдруг охнул, схватился рукой за бок и поморщился.
– Болит? – осторожно поинтересовался Толстяк. Рецидивист кивнул.
Обычно классические тюремные болезни – язва желудка и зубная боль – обострялись у старого зека ближе к вечеру. Часто татуированный рецидивист заканчивал ужин тем, что вставал, прижав руки к горлу, поспешно семенил в угол хаты и отрыгивал пищу в тюремный унитаз, громко прохаркиваясь, проплевываясь, просмаркиваясь и стеная. Затем он вежливо, очень искренне, извинялся перед нами за испорченный аппетит, ложился лицом вниз и страдал.
Свои недуги Фрол лечил опять же курением. Жалоб от него ни я, ни Толстый никогда не слышали, но и не умели безучастно наблюдать, как живой человек корчится от боли и матерится свистящим шепотом. Кто-нибудь из нас нажимал кнопку в стене, приходил вертухай, и мы требовали врача. Фрол возражал. Приверженец моральной системы, известной как «понятия», он не желал обращаться к администрации за какой бы то ни было помощью. За него это делали я и магнат.
Врач через прямоугольник кормушки бросал на больного критический взгляд и наделял таблеткой анальгина.
Наблюдать нервную сцену, видеть искаженное судорогой лицо несчастного уголовника, ощущать крайнюю нездоровость, неправильность всей ситуации мне было тяжело, и я засыпал мрачный и злой; в душе оседала муть.
Утро Фрол начинал с мощной дозы чифира, что явно не способствовало заживлению дыры в его желудке. И снова, после прогулки, после очередного моего забега, насмешливо называл меня то «спортсменом», то «Брумелем», то «олимпийским чемпионом». Прозвища менялись, ирония и сарказм нарастали день ото дня. Его громоздкий приятель только похохатывал.
Тюремный бег, от стены к стене, несуетлив. Важно не преодоленное расстояние, а сам процесс. Надо размять мышцы и суставы, а главное – продышаться. Освежить мозг. Его пищей является кислород. За час я должен употребить как можно больше полезного газа. Чем больше, тем лучше! Дышать, дышать изо всех сил, хватать ртом воздух, прилагать усилия! С завтрашнего дня я пойду еще дальше, усовершенствую процесс, стану сразу после разминки по две или три минуты стоять на голове – пусть туда приходит еще больше свежей крови! Грамотно натренированный, обогащенный кислородом мозг поможет мне вырваться из-за решетки. Однажды я научусь читать ДЕЛО и пойму, как мне надо действовать, чтобы добиться свободы. День за днем я буду бегать и дышать, бегать и дышать, проводя остальное время в медитациях и упражнениях. Мой разум научится работать, как идеально отлаженная машина для производства идей – самого ценного и дорогого продукта из всех известных человечеству. А новые идеи – необходимы. Слишком много вопросов остро стоит передо мной, слишком много задач предстоит решить.
Где мой босс? Где мои деньги? Что мне делать? Какие давать показания и давать ли их вообще? Что будет с моей семьей, если я не вырвусь? Как долго я тут пробуду? Цел ли мой бизнес? Не подвел ли я кого-либо, исчезнув столь внезапно и скандально? Не нажил ли врагов? Чем займусь, когда все же окажусь на воле? Вопросы тяжелые, страшные, и искать ответы мне следует, имея холодную, ясную голову...
Время истекло. Загремел замок. Я вывалился в коридор полуголый, потный, красный; от плеч и спины шел пар.
– Стоять,– сказал дежурный. – Оденьтесь. Торопливо натянув майку, я улыбнулся.
– Извини, старший. Увлекся.
– Руки за спину. Вперед.
2
В камере я намочил полотенце. Обтер плечи, шею и грудь. Сменил белье. Прибрал забрызганный водой пол. Вымыл с мылом руки.
– А ты, я вижу, активный парень, – сказал мне Фрол, неодобрительно глядя на мои манипуляции. – Сегодня бегал, вчера бегал, позавчера бегал... Завтра тоже побежишь?
Я молча кивнул.
– Спортсмен? – осведомился костлявый зека.
– Вроде.
– Молодец,– процедил татуированный. – Только не перестарайся. А то все силы в тренировки уйдут...
Я не стал уточнять, что это значит. Выпив две кружки свежайшего горячего чая, я забрался с ногами на свою кровать и раскрыл учебник.
В моем распорядке дня наступал второй, и последний, ценный промежуток времени – два с небольшим часа между прогулкой и обедом. Голова свежа, желудок пуст. Идеальные условия для всякой интеллектуальной деятельности.
Однако, к моей досаде, Фрол снова отвлек меня: вежливо попросил разрешения и перелистал, наморщив лоб, небольшой томик под названием «Тренируй память и внимание». Его лицо выразило сильный интерес и стало почти красивым.
– Зачем тебе это надо? – спросил он меня, возвращая книгу.
Подумав, я кратко сформулировал:
– Мне не нравится в тюрьме. Я ненавижу решетки.
– Я тоже,– ухмыльнулся Фрол. – А при чем тут память и внимание?
– Надо же чем-то занять себя, пока есть свободное время. Тюрьма – это пауза в жизни. Здесь я прочту книги, которые никогда бы не прочел на воле. Освою навыки и умения, которые в обычной жизни никогда бы не освоил... Меня закрыли, захотели отнять мое время. Я решил его не отдавать. Я его использую в своих интересах. Каждую секунду. Толстяк критически хмыкнул, дернув круглой щекой.
– Лично я,– заявил он,– использую время в тюрьме исключительно для накапливания подкожного слоя. Для поедания колбасы!
Фрол ловко поддернул тренировочные штаны и сел на свое одеяло.
– Дело не в колбасе,– сказал он задумчиво. – Эта твоя колбаса, Толстый, на тюрьме не одного порядочного человека гадом сделала... Слушай, Андрюха, а как ты, такой умный, вообще попался?
Я пожал плечами. Не рассказывать же всем, что я мальчик для отсидки? Что я пошел за решетку добровольно, за деньги?
– Не повезло! – лаконично ответил за меня Толстый.
– Пожалуй,– согласился я. Фрол задумался.
– А ты не боишься, что сойдешь с ума? Станешь таким продвинутым, что обычные люди перестанут тебя понимать? Какова вообще, твоя цель?
– Просветление,– снова вставил Толстый.
– Нет,– возразил Фрол, повернувшись к нему. – Ты не понимаешь, Толстый. Этот пацан хочет быть лучше всех. Угадал?
– Было бы неплохо,– согласился я и пошутил: – Тогда все деньги и женщины будут мои.
Фрол вгляделся в мое лицо.
– А вдруг ты однажды уйдешь в эту... в нирвану, и тебя так потащит, что ты из нее уже не выйдешь? И не захочешь ни денег, ни баб?
Я снисходительно улыбнулся. Урка не понимал главного.
– Это невозможно,– сказал я. – Вообще, часами сидеть в позе лотоса – занятие для начинающих. Просветленный муж не медитирует. Идеальная медитация должна быть мгновенна. Вдохнул, сконцентрировался, хуяк – и узрел сокрытое!
– Ясно,– серьезно произнес Фрол. – Что же, продолжай, дружище. Флаг тебе в руки, просветленный муж! То что ты отрицаешь тюрьму – это очень хорошо. Ненавидеть эти стены, эти решетки и небо в клеточку каждый из нас – обязан. В отрицалово уходят только самые крепкие! Но не забудь, братан, что тюрьма, в ответ, тоже станет тебя ненавидеть. Люто...
Толстый согласно кивнул, печально сдвинув брови.
– Кстати, забеги твои напрасны, – сказал он мне после паузы,– и вредны для здоровья.
– В чем же вред? – удивился я. – Почему напрасны? Строительный начальник похлопал себя по безразмерному животу.
– Потому что ты не получаешь нормальной еды. Недобираешь калорий. Теряешь подкожный слой.
– Здесь кормят совсем неплохо.
– Это тебе так кажется. В армии служил?
– Да.
– Вспомни старый солдатский способ набить желудок. Глотай как можно больше хлеба! Щи – плюс два куска хлеба, каша – еще два куска и еще кусок с чаем. И вроде – сыт. Одним хлебом, без масла и мяса. Здесь у нас та же ситуация. Мясо, то есть белок и животные жиры, мы имеем в этой камере только в виде... чего?
