Гастон потерял все. В неожиданной вспышке прозрения он понимает, что есть Бог, Бог, который создал полынь. В конце концов, Гастон убивает последние остатки своей совести и становится законченным любителем абсента:
Absintheur [105], и ничего больше! Вот и все. Я — презренней самого низкого попрошайки, ползающего по Парижу, выпрашивая су! Я — крадущийся зверь, полуобезьяна, получеловек, чей вид так отвратителен, чье тело так трясется в бреду, чьи глаза так кровожадны, что, если бы вы случайно столкнулись с ним днем, вы бы, наверное, невольно вскрикнули от ужаса. Но вы меня не увидите, мы не друзья с дневным светом. Я стал подобен летучей мыши или сове в своей ненависти к солнцу!.. Ночью я живу; ночью я выползаю на улицы вместе с другими отвратительными обитателями Парижа и одним своим присутствием добавляю новые нечистоты к моральным ядам воздуха. Я зарабатываю деньги самыми подлыми услугами, — помогаю другим в их пороках и, когда есть возможность, подталкиваю к падению слабых юношей. Подвожу любимцев матери к краю гибели, а если удается — в пропасть. «…» За двадцать франков я могу убить или украсть. Всех настоящих любителей абсента можно купить, ибо они — вырождение Парижа, язва этого города, рабы низкого, неутолимого безумия, которое излечит лишь смерть.
Наконец еще один человек, страдающий наркотической зависимостью от абсента, беспризорный химик, дает в обмен на абсент пузырек смертельного яда («дружески обменивается ядами»), который Гастон намеревается проглотить, если только ему хватит смелости.
Корелли не пользовалась большой любовью группы Уайльда-Смайзерса-Доусона. Уайльд рассказывал Уильяму Ротенстайну, что один тюремщик спросил его о нравственном состоянии Марии Корелли, на что он ответил, что с нравственностью у нее все в порядке, а вот что до творчества, «ее место здесь». Эрнест Доусон сообщает в письме к своему другу Артуру Муру: «… родители, несомненно, с наилучшими намерениями, принесли мне книгу Марии Корелли». Было бы любопытно узнать, какую именно. В любом случае, вряд ли она могла поднять ему настроение.
Тема абсента породила немало французских стихов, многие из которых можно найти в книге Мари-Клод Делаэ. Мы приведем лишь несколько примеров.
Рауль Поншон (1848-1937) был плодовитым поэтом, опубликовавшим за сорок с небольшим лет (он начал поздно) ошеломляющее количество — 150 000 стихотворений, примерно 7000 из которых посвящены алкоголю. Это стихотворение 1886 года показывает устойчивую ассоциацию между абсентом и смертью.
Absinthe
Absinthe, je t’adore, certes!
Il me semble, quand je te bois,
Humer 1’ame des jeunes bois,
Pendant la belle saison verte!
Ton frais parfum me deconcerte,
Et dans ton opale je vois
Des cieux habites autrefois,
Comme par une porte ouverte.
Qu’importe, о recours des maudits!
Que tu sois un vain paradis,
Si tu contentes mon envie;
Et si, devant que j’entre au port,
Tu me fais supporter la vie,
En m’habituant a la mort.
Абсент, я преклоняюсь перед тобой!
Когда я пью тебя, мне кажется,
Я вдыхаю душу молодого леса
Прекрасной зеленой весной.
Твой аромат волнует меня,
И в твоем опаловом цвете
Я вижу небеса былого,
Как будто сквозь открытую дверь.
Какая разница, о прибежище проклятых!
Что ты — тщетный рай,
Если ты помогаешь моей нужде;
И если, прежде чем я войду в эту дверь,
Ты примиряешь меня с жизнью,
Приучая меня к смерти [106].
Гюстав Кан (1859-1936) был связан с движением символистов и позднее написал его историю. Малларме хвалил его за то, что он писал не прозу и не стихи, а что-то вроде такого пеана абсенту, как всеобъемлющему женскому образу:
Absinthe, mere des bonheurs, о liquer infinie, tu miroites en mon verre comme les yeux verts et pales de la maitresse que jadis j’amais. Absinthe, mere des bonheurs, comme Elle, tu laisses dans le corps un souvenir de lointaines douleurs; absinthe, mere des rages folles et des ivresses titubantes, ou l’on peut, sans se croire un fou, se dire aime de sa maitresse.
Absinthe, ton parfum me berce…
Абсент, мать всего счастья, бесконечный ликер, ты сверкаешь в моем стакане, / зеленый и бледный, как глаза моей / возлюбленной, которую я когда-то любил. Абсент, мать / счастья, как она, ты оставляешь в теле / память далекой боли; абсент, / мать безумной ярости и шатающегося пьянства, / в котором можно сказать, не чувствуя себя / идиотом, что ты любим своей возлюбленной. / Абсент, твой аромат утешает меня…
Жозефен Пеладан (1850-1918) был ключевой фигурой французского возрождения оккультизма в XIX веке и основал свой собственный мистический орден, «Salon de la Rose-Croix» [107]. Он любил экзотику и ритуалы, и было известно, что он проводит у себя «эстетские» вечера. Тема следующего стихотворения — картина Фелисьена Ропса «Любительница абсента» (La buveuse d’Absinthe), о которой Ж. -К. Гюисманс писал: «Девушка, укушенная зеленым ядом, оперлась своим изможденным позвоночником на колонну „Bal Mabille“, и кажется, что подобие сифилитической смерти скоро перережет нить ее загубленной жизни».
То Felicien Rops
О Rops, je suis trouble. Le doute m’a tordu
L’ame! — Si tu reviens de l’enfer effroyable,
Quel demon t’a fait lire en son crane fendu
Les eternels secrets de ce suppot du Diable.
La Femme? Tu 1’as peint, le Sphinx impenetrable;
Mais 1’Enigme survit devant moi confondu.
Parle, dis, qu’as-tu vu dans 1’abime insondable
De ses yeux transparents comme ceux d’un pendu.
Quels eclairs ont nimbe tes fillettes polies?
Quel stupre assez pervers, quel amour devaste
Mets des reflets d’absinthe en leurs melancolies!
A quelle basse horreur sonne ta
Verite? Rops, fais parler Satan, precheur d’impiete,
Qu’il ecrase mon front sous des monts de folie!
О, Ропс, я в волнении. Сомнение измучило мою душу,
Ответь, если можешь, из ужасного ада,
Какой демон дал тебе прочесть в своем расколотом черепе
Вечные секреты орудия дьявола,
Женщины? Ты нарисовал ее, непостижимого Сфинкса,
Но тайна продолжает жить передо мной, смущая меня.
Ответь, скажи, что ты увидел в бездонной пропасти
Ее глаз, прозрачных, как у повешенного.
Какие вспышки молний окружили ореолом твоих милых девушек?
Какой оскверняющий разврат, какая опустошенная любовь
Придала отблеск абсента их меланхолии?
Из каких глубинных, ужасных кругов исходит твоя правда?
Ропс, заставь говорить сатану, этого проповедника безбожия,
Чтобы он разбил мой лоб под горами безумия.
Жозефен Пеладан
Антонен Арто (1896-1948) перешел от раннего увлечения сюрреализмом к развитию своих собственных более типичных идей о так называемом «Театре жестокости», привнеся в драму примитивный и ритуалистический элемент. В то же время его жизнь все больше разрушалась из-за психической болезни и наркотической зависимости. Это причудливо шизофреническое раннее стихотворение вызывает воспоминания об эпохе, уже давно ушедшей ко времени его написания.
Раймон Кено.
«Полет Икара»
Приведенная ниже небольшая драма — часть неявно комического романа в форме пьесы Раймона Кено «Полет Икара». В ней вспоминается чрезвычайно важный ритуал правильного приготовления абсента.
В таверне «Глобус и два света» на улице Бланш был лишь один свободный столик, который, казалось, ждал Икара. Он, действительно, его ждал. Икар сел, и неспешный, неуверенный официант подошел и спросил его, что он будет пить. Икар не знал. Он посмотрел на соседние столики, их обитатели пили абсент. Он указал на эту молочную жидкость, считая ее безвредной. В стакане, который принес официант, она оказалась зеленой, Икар вполне мог бы счесть это оптическим обманом, если бы знал, что это такое. Кроме того, официант принес ложку странной формы, кусок сахара и графин с водой.
Икар наливает воду в абсент, который принимает цвет молоки. За соседними столиками восклицают:
Первый пьющий. Позор! Это убийство!
Второй пьющий. Да он ни разу в жизни не пил абсента!
Первый пьющий. Вандализм! Чистый вандализм!
Второй пьющий. Будем снисходительны, назовем это просто невежеством.
Первый пьющий(обращаясь к Икару). Мой юный друг, вы никогда прежде не пили абсента?
Икар. Никогда, мсье. Я даже не знал, что это абсент.
Второй пьющий. Откуда вы родом, в таком случае?
Икар. Э-э-э-э…
Первый пьющий. Какое это имеет значение! Мой юный друг, я научу вас готовить абсент.
Икар. Спасибо, мсье.
Первый пьющий. Во-первых, знаете ли вы, что такое абсент?
Икар. Нет, мсье.
Первый пьющий. Наш утешитель, увы, наше успокоение, наша единственная надежда, наша цель и, как эликсир, — а он, несомненно, эликсир, — источник нашей радости. Именно он дает нам силы пройти наш путь до конца.
Второй пьющий. Более того, он — ангел, который держит в руке дар благословенного сна, невыразимых экстатических снов.
Первый пьющий. Будьте любезны не перебивать меня, мсье. Именно это я и собирался сказать, и, добавлю вместе с поэтом: он — слава богов, мистический золотой горшок.
Икар. Я не посмею его пить.
Первый пьющий. Да, его пить нельзя! Вы уничтожили его, выплеснув в него всю водопроводную воду таким варварским способом! Никогда! (Официанту.) Принесите мсье еще один абсент.
Официант приносит. Икар тянет руку к своему стакану.
Первый пьющий. Остановитесь, идиот! (Икар быстро отдергивает руку.) Его так не пьют! Сейчас я вам покажу. Положите ложку на стакан, в котором уже есть абсент, а затем положите кусок сахара на вышеупомянутую ложку, чья своеобразная форма не могла укрыться от вашего внимания. Затем, очень медленно, лейте воду на кусок сахара, который начнет растворяться, и, капля за каплей, плодотворный и сахаристый дождь польется в эликсир, отчего тот помутнеет. Опять лейте воду осторожно, капля за каплей, пока сахар не растворится, но эликсир еще не станет слишком водянистым. Следите за этим, мой юный друг, смотрите, как процесс производит свое действие… непостижимая алхимия…
