А если чирей выскочит — терпеть буду.
Но отчего оставаться в этом мире, если он — лишь один из множества? Разве так трудно уйти? За оградой теперь не хоронят, а если и хоронят, то что с того? Ведь гораздо больше самоубийц неявных, покончивших со всем не во мгновения. Многие ведь растягивают своё удовольствие на долгие годы. Судить их за это нельзя, ибо сказано: «делай, что пожелаешь — вот весь закон».
Да, если б можно было ещё что-то желать… чего бы пожелать тогда радиоактивному упырю-молотобойцу?
Скорейшей кончины?
Но он, вроде бы и так давно мёртв. Утонул, воскрес, а затем — сгорел заживо. И всё никак не успокоится. Беспокойный покойник, надо же. Беспокойник, короче. Бес-Покойник, вот кто ты, стало быть. То есть, успокоившийся бес?
Разрешите представиться: успокоившийся бес Румбо. Приговорён к сожженью заживо, но восстал из пепла, ибо понял: дело ещё не сделано. А раз не сделано — рано нам умирать.
Вот так, или примерно так напутствовал себя Румбо, выходя из зарослей и оказываясь на обочине хайвэя.
Было уже совершенно темно, и бензоколонка в полтораста шагах сияла кораблём пришельцев. Пришельцев-мутантов (а как же).
Улыбнулся. Пришельцы-мутанты. Откуда нам знать, что они — мутанты? Возможно, кажущееся отклонением есть на поверку доминирующая черта поколения будущего?
Пришельцы будут ебать наших женщин, и они будут рожать им помесь: нашу с пришельцевой. А мы постепенно вымрем. Те, которые поотчаянней, тех отстреляют сразу. Трусливые подохнут на коленях значительно позже.
Но некоторые из отчаянных выживут всё же.
Для них — эта странная повесть.
А кто из нас более всех отчаян?
Отчаявшийся во всём.
Таков и был Румбо: ничто не ждало его впереди, но только боль ждала.
Поэтому спокойно прошёл к бензоколонке и, как был голый, вошёл в магазин.
Кассир у окна пробивает за топливо. Кассирша справа — за харчи и прочий хлам. Тощий спортсмен у стойки; юноша пролетарского вида у прилавка с газетами; похожий на престарелого актёра охранник. От него и главная опасность. Остальным, что? Похуй. Ну, голый мужик, подумаешь… голых мужиков они не видели? Ведёт себя прилично, ни к кому не пристаёт, разговаривает культурно. Ну и что, что без одежды? Возможно, он ставит на себе опыты. Или выражает протест против парникового эффекта.
Хотелось чего-то спокойного, умиротворённого по-кладбищенски. Но умиротворённость кладбища — есть ложь. Земля с весёленькой зеленью под гранитными плитами скрывает жилы гниющей плоти, которые шевелятся как черви во чреве разлагающейся девственницы. Вертятся волчком гробы в могилах, копошатся неистово бесы-покойники…
— Простите, можно у вас одолжить какую-нибудь одежду?
Тяжелоё молчание. Наконец, кассир, пробивающий топливо (молодой мужик в свитере):
— Одолжить нельзя, можно купить. Но на что ты её купишь, дядя? Бабки твои где?
Ленивый смешок прокатился по помещению.
— Если ты такой умный, то покажи нам свои бабки! — многозначительно изрёк актёр-охранник, поправляя дубинку.
Снова тяжёлая пауза.
— Ну нет у меня денег… чего же поделать. Могу отработать: не немощный.
— Ты вот что, парень… вали, давай, отсюдова! — актёр-охранник выступил в проходе, — одежды тут для тебя нет. И не предвидится.
— Э, а чего… пусть отработает! — выступил юноша пролетарского вида, — пусть отсосёт у меня: пиджак отдам.
— Да ты чего говоришь, не дури! — запричитала кассирша: ей было щекотно и стыдно.
— А… ну а я тогда брюки дам: во! — молодой мужик в свитере достал из-под прилавка штаны бензозаправщика.
— Ну вот, видите… освободите проход: меня клиенты ждут! — после некоторого колебания Румбо оттеснил охранника и прошёл за стойку.
Тощий спортсмен переминался с ноги на ногу.
Широкий хлебный нож в углу у раковины.
— Иди сюда, в служебную, — поманил кассир, суетливо облизываясь, — щас попрошу Женьку подменить меня…
За дверью обнаружилось узкое помещение с инвентарём.
— Сначала парню, — попросил Румбо, кивнув на юношу.
— А чего, посмотреть нельзя? — кассир зло надул губы.
— Стесняюсь…
— Ладно, хер с тобой…
— В пятую колонку 95-го на 500, — попросил вошедший мужчина в костюме.
Кассир притворил дверь.
Румбо ударил юношу ребром ладони в горло, коленом в пах, поддых, локтем в голову. Оглушенного, задушил воротником его же пиджака. Пиджак примерил. Нет, тесноват будет. Лучше свитер у кассира, и брюки наверняка по размеру подойдут. Хорошо бы забрать форму у охранника, да небось велика. В нём росту метр девяносто, как минимум…
Оттащил мёртвого юношу за шкаф, прислонил к стене, прикрыл спецовкой. Надо будет и сумку захватить, а в неё напихать одежды, продуктов…
Но для этого придётся всех убить.
— Ну вы скоро там? — сунулся в щель кассир.
— Заходы, гостэм будышь…
— Тогда пускай у меня отсосёт тоже! — подал вдруг голос тощий спортсмен, — за счёт заведения!.. Там парень голый всем желающим хуй сосёт! — спёртым от непонятного ликования голосом сообщил он гражданину в костюме.
— Пидор, что ли? — поинтересовался тот.
— Ну, типа того, — кивнул охранник, почёсываясь.
— Так, а чего ж вы не… — гражданин в костюме неожиданно выхватил у охранника из кобуры пистолет-пулемет Кипарис ОЦ-02 с глушителем и двинулся к прилавку.
Пришедший подменить кассира заправщик Женька вытер салфеткой лысину и взял с раковины столовый нож.
— Ты охуел… бензин же!!.. — схватил его сзади актёр-охранник, но мужчина в костюме вырвался и уложил короткой очередью выскочившего на него с ножом Женьку (две пули попали в голову, одна в шею и одна раздробила ключицу).
Тихо заскулила кассирша (она тотчас почуяла, как горячая моча пропитывает трусики). Актёр-охранник охнул и вновь бросился на гражданина в костюме, одной рукой захватывая его шею сзади, а другой пытаясь выбить оружие короткой дубинкой. В этот момент дверь распахнулась; вышедший Румбо выбил пистолет-пулемет ногой и вогнал гражданину в голову лезвие найденного в подсобке топорика (тощий спортсмен сначала осторожно выглядывал из-за холодильника с пивом, а затем боком выскользнул, завёл свою Mazd-y, и был таков).
Рванул топор на себя.
Охранник, толкнув на Румбо трепещущее в конвульсиях тело, кинулся подбирать ствол. Умирающий едва не вцепился в мошонку. Пришлось отпихнуть коленом.
Хлестнула длинная очередь, но Румбо уже скрылся за дверью, которая, будучи изрешечена пулями, дала продольную трещину. В помещении запахло пороховой гарью.
— Витя! Не надо!! Взорвёмся, Витя! — истошно заверещала кассирша, судорожно сводя ляжки и едва не кончив при этом.
Если это сон, то самое время проснуться, подумал Румбо, вжимаясь в стену и заслоняясь трупом изрубленного топором кассира.
Но пробуждения не последовало.
— Витя, Витенька, не надо, я ментов вызову… — тараторила кассирша, теребя блюдце для мелочи.
Витя застыл, выжидая.
Слышно было, как кассирша долбит клавиши телефона. Румбо за стеной тихо отпустил покойника, осторожно скользнул в коридор, не забыв о топоре и одежде: должен же быть чёрный выход!..
Так и есть… вот и дверь… почти спасён!..
Стоп!
А это что такое?..
Перед его глазами пульт с регулировкой настройки. Поднёс было руку, но призадумался… стоит ли пытаться сменить волну именно сейчас, когда столь близка опасность? А что, если на другой волне это опасность десятикратно усилится? Нет, не сметь малодушничать! — толкнул дверь и выбежал наружу.
Белая «Шкода» въехала на заправку, остановилась у крайней колонки. Миловидная дама опустила стекло, ожидая заправщика.
Охранник не решится стрелять.
Румбо в несколько прыжков настиг «Шкоду».
— А ну, стой! — Виктор вышел из дверей, удерживая ствол двумя руками.
— Кина насмотрелся… — ощерился Румбо, выламывая тёлке запястье.
С воплем она вывалилась через окно.
Швырнул в салон топор и одежду. Полез головой вперёд. Тётка вцепилась сзади. Вдруг — страшный вопль в ушах, хлопок — пламя, пламя, пламя!..
Опять жжёт… Нет, только не снова, не надо! Только начал привыкать к новому телу. А это что? У него еще не кончились патроны?!
Брызнуло крошкой стекло. Вжался в кресло, провернул, едва не сломав, ключ в зажигании. Нажал рукой педаль, сдвинул рукоять на D. Нажал педаль, удерживая руль. Удар, еще удар, жуткий скрежет: наехал на что-то! Плевать, лишь бы вырваться.
Двигатель взвыл надрывно. Всполохи пламени пузырили эмаль на капоте. Автомобиль соскочил на бордюр и застрял, взрыв колёсами грунт.
Вывалился наружу. К чёрту одежду: топор, главное, взял. Покатился по масляной грязи бурьяна.
Выскочил на проезжую часть.
Ослепили фары. Никто не сигналил.
