Двигатель взвыл надрывно. Всполохи пламени пузырили эмаль на капоте. Автомобиль соскочил на бордюр и застрял, взрыв колёсами грунт.
Вывалился наружу. К чёрту одежду: топор, главное, взял. Покатился по масляной грязи бурьяна.
Выскочил на проезжую часть.
Ослепили фары. Никто не сигналил.
Удар.
Лезвие высекло из асфальта искры.
Идиот, зачем не повернул ручку?!
Успел подумать.
Селодмать.
Карина прикрыла дверь и внесла поднос с чашкой каппучино, напёрстком Camus и припорошенным зеркальцем. Без слов Митя указал ей на тёмного стекла журнальный столик. Будучи целиком поглощен кожаным сражением Германия — Франция, манившим с огромного плоского экрана домашнего кинотеатра, он даже не глянул в её сторону.
А взглянуть было на что. Подойдя к 30 — и Карина оставила большой спорт, и подрабатывала до недавнего времени стриптизёршей. Волосы на голове её тоже росли достаточно густо. Звал влажностью случайной страсти рот. Цвет глаз «виагра» и грудь танцовщúцы фламенко.
Она аккуратно поставила поднос на столик, направилась к выходу.
Даже теперь Митя не повернул головы.
Продал душу Сатане, подумала Карина. Дерьмовый мужичонко.
Кабинет Мити обращен широченным до пола окном на набережную, виден край мясокомбината.
В углу на массивном письменном столе с мраморными вделками ласково сияет жидкий экран монитора. За монитором фотография: Митя, Валера и Костя в обнимку у дверей клуба.
Не делай то, что тебе не нравится, думал Митя, когда немецкий форвард рванулся вперёд с левого фланга и остро навесил на штрафную французов.
Не суетись: всё придёт. Будь бодр и осмотрителен — улыбнулся он, когда французский защитник выпрыгнул и выбил мяч головой.
Лучше всего получается то, что нравится.
Его глаза отсвечивали в хрустале кубков двумя маленькими футбольными полями с бегающими разноцветными фигурками.
Тоскливо проколоколил телефон. Митя сморщился: полузащитник французов кинжально прострелил во фланг под набегающего форварда, и тот на опережающих скоростях ворвался в немецкую штрафную.
— Аллё? — в раздражении снял трубку.
— Это я, — голос Валерия.
— Да, привет… чё случилось-то?.. я футбол смотрю…
— Костян объявился…
— Где?
— Не телефонный разговор… давай подъеду: ты у себя?
— Давай… только быстро: у меня в пять с Макарычем назначено.
Митя нажал клавишу и озабоченно разглядывал поднос.
Немцы контратаковали дважды, и вторая контратака завершилась взятием ворот французов после длинного навеса нападающим во вратарскую. В борьбе на 2-ом этаже кто-то ударил французского голкипера по голове локтем, и тот, оказавшись в нокдауне, не смог дотянуться кулаком до мяча.
Но Мите эта тема уже не пёрла.
— К вам Барсуганов, — доложила по громкой связи Карина.
— Да, да, впусти его…
Экран погас, Митя достал балантайн и проверил наличие льда в баре.
Раскрылась дверь.
— Здоров.
— Здоров… ну чётам?
— Чётам… Объявился Костян, говорю… звонил мне.
— Ну, ты изложи по порядку.
— По порядку… Короче, давай от печки. Тут с месяц назад бензоколонку ограбили, слыхал?.. в новостях сообщали.
— Это за переездом что ли? Это недели 2 назад было, по-моему…
— Ну, может, и позже… не важно, — Валера опустился в кожаное кресло, вынув из коробки сигару. — Так вот, там всё началось с того, что в магазин вошёл голый мужик, лысый, и весь в порезах, и пригрозил оторвать всем хуи… и бабам матки выдрать, и охранника это самое… по башке — и ствол у него забрал.
— И это Костик был, что ли? А кто ж стрелял?
— Да он, видимо, и стрелял… там бензин в цистерне взорвался, а его, короче, машиной сбило… когда на шоссе он выбежал.
— На шоссе? Это он по телефону рассказал тебе?
— Ну, а я тебе о чём! Звонил сегодня утром, часов в 7 на мобилу: разбудил. Он в больнице…
— Это он тебе сказал?
Митя опрокинул напёрсток.
— Ну да… его тогда тачка сбила… просекаешь? И водила той тачки, короче, отвёз его на больничку, и бросил там у ворот, и уехал.
— Это он тебе так сказал?
— Ну! Он сказал, что очухался у дверей больницы. И не мог почти идти, и сдался санитарам. А его еще долго принимать не хотели… потому как голый и с топором. Залёг на больничке, сечёшь?
— Что за больница?
— Он сказал, 67-я. Боишься инфекций?
— Опасаюсь, — Митя протянул ему массивный стакан вискаря. — Будь здоров.
— Ты тоже не кашляй…
Выпили.
— Ну чё, поедем?
— К нему-то?
— Ну да…
— И чё?
— Чё… заберём его. А потом отвезём на спортбазу, наверное… ну и… этсамое… живым он теперь нам не нужен. Дундыря вон возьмём на всякий пожарный: он не застучит.
— Тебе почём знать?
— Дундырь проверенный.
— Ладно… Тут, понимаешь, вот какая странность… я сразу сказал ему: мы приедем с ребятами, заберём тебя: полежишь у Макарыча, раны подлечишь. И мусора не найдут: мы тебе ребят в охрану поставим. А он мне: вам, со мной, пацаны, нельзя общаться — от радиации сдохнете.
— О как…
— Сукой буду, так и сказал. Вот. А мне Жорик заметку по и-нету пересылал насчет происшествия на бензоколонке этой… и там выжило несколько человек: один сразу уехал, другой еще что-то… охранник тоже выжил, кстати. И у всех у них нашли симптомы лучевой болезни, прикинь. И на самой бензоколонке счётчик там у них зашкаливал. Я, конечно, подумал, что фуфло это…
— Да 100 в гору, фуфло… Слушай, я вот, только никак не пойму: почему же, если это Костя ограбил бензоколонку, его по больницам не искали? Ведь проверяли наверняка. А он поступил как раз в ту ночь. С топором, и голый. Неужели не сообщили куда следует?
— Это мне, признаться, и самому не ясно… — пожевал сухие губы Валера, — получается, никто никого не искал? Дело-то вообще завели?
— А я знаю?
— Так разведать надо всё. И быстро. А то он может нас не дождётся и слиняет… он мне говорил, что чувствует себя вполне уже нормально, даже хорошо. И ещё сказал: называй меня Румбо. Прикидываешь?
— Как? Румбо?
— Да. Он и в тот раз, когда из проруби вылез, молол тоже самое, помнишь?
— Ну, я решил, что у него белая.
— Белая, красная… он говорил: меня зовут Румбо, номер кузова такой-то, и я вернулся из Ада, с тем, чтобы ввергнуть вас в Ад. Я это хорошо запомнил. Еще попенял ему: что ж ты, дескать, против Господа нашего вписался? И он мне в рыло тогда закатал… неожиданно так: я даже не успел среагировать. И сказал еще: подставь теперь другую щёку. Вот тогда я и понял, что не Костян это. Другой кто-то.
— Я Костика давно знаю: он с детства злой, — Митя задумчиво хмыкнул, — и руку себе жёг тогда — помнишь? Это же психом быть надо, и тем более, 9 секунд вытерпеть.
— Но мы ж тоже жгли, — напомнил Валера.
— Жгли… ёптеть, когда это было… кажется — вчера, а потом подумаешь как следует: вечность, на самом деле. Мы все были крейзи. Отморозки. Но крыша не встала на место только у Костика.
— А сейчас ты кто? Бизнесмен, что ли? гы…
— Да. А что? Деловой человек, типа того. Предприниматель.
— Ну вот что, предприниматель… давай тогда побыстрее предпримем что-нибудь, чтобы переправить нашего кумира народного обратно на тот свет, где ему и место. А то вернулся, понимаешь… Кому он тут нужен теперь со своими подвигами… я ему так и сказал, кстати… а он мне — знаешь чё?
— Ы?
— Он сказал: мы будем всегда возвращаться. Возвращаться, чтобы подтолкнуть глобус.
— В смысле? Это стёб какой-то, что ли?
— Я, Мить, не понял… думаю, это крышу ему рвёт не по-детски. Скоро сердца пожирать начнёт. Нечистое дело это… сатанизмом попахивает.
— Чего?
— Того… он сказал, что дышит кровью. И пьёт кровь из сердец, и отрыгивает сажу. А костяк его — в его состав теперь входят какие-то радиоактивные соли, и он, короче, фонит как Чернобыль, и чтобы мы близко к нему не подходили, так он сказал мне, Мить.
— Мда… песец, мальчик допрыгался. А 67-я больница — это не дурка, часом? Тогда всё объясняется: в дурке менты искать не будут.
— А когда чел голый стучится в дурку с топором, они про это не сообщают куда следует, думаешь?
— Я, Валера, не знаю: я в дурке не работал. Бери макарыча, а я возьму батин ТТ.
— Ты давно им пользовался? Не склинит?
— Вчера на мясокомбинате пристреливал. Выбивал глаза свиным тушам.
— С какого расстояния?
— Да шагов с 30-ти…
— Ну, тогда и Дундырь нам не нужен. Вспомним молодость: ведь хуле нам, красивым бабам?
— А я её никогда не забывал, — задумчиво заметил Валера, загоняя обойму в рукоять пистолета. — А ты? Не звонит тебе больше? Не пишет?
— Я же сказал тебе: я — деловой человек, предприниматель.
— А, ну да… секретарша у тебя, кстати, сочная… как её…
