Круговерть вдруг оборвалась. Красное, но торжествующее лицо «кабана», видимая рукоять ножа… красные капельки, падающие на асфальт. И тут я возвращаюсь в себя.
Дышать под плотной белой тканью тяжело. На миг почувствовал себя завернутым в парусину мертвецом. Кто-то подошел, сдернул занавес, и белизна сменилась синевой. На меня уже нацелено окропленное кровью острие.
— А с тобой, дружище, мы не договорили еще.
В другой руке «дикобраза» — кожаный ремешок. На нем висит не Сова, как я ожидал, а почему-то Паук. Правда, сейчас меня волнует не это.
— Мальцу спасибо, — скрипнул вор. — Скачет резво что твоя коза. Но куда ему до ножа?
Он уже замахнулся, чтобы всадить лезвие мне в горло. Но вместо треска позвонков я слышу… звон. Протянув руку к затылку, парень так и застыл. Я еле успел откатиться в сторону, прежде чем тот грохнулся. У асфальта сегодня, похоже, святой Валентин.
Вокруг нас — бурые глиняные осколки вперемешку с землей. Словно ты, Малец, в камбузе корзину устриц уронил, хе-хе. Ничего не понимая, я посмотрел вверх. Из окна выглядывала девушка с водопадом темных волос. Видимо, горшок прилетел именно от нее.
— Вы в порядке, месье? — спросила по-французски она.
— Кажется, да. А… это вы так?
— Этот цветок все равно не хотел расти, — смущенно улыбнулась та.
Цветок? А… ну конечно, земля…
— Заходите быстрее, могут еще прибежать.
Я заметил в стене всего одну дверь. Но прежде вытащил серебряного Паука из воровской руки. Затем «вежливо» расстегнул рубашку на груди «кабана».
Дракон. На менах в Кантоне, во время каких-то празднеств я видел таких. Забрал и его.
Я зашел внутрь и поднялся на третий этаж. Девушка впустила меня в свою каморку и тут же заперлась. Спросила, почему эти люди преследовали меня.
Вместо ответа я выложил предметы на стоящий у окна древний клавесин. Не ускользнуло от меня, как встрепенулась мадмуазель.
— Вы знаете, что это? — кивнула она на клавесин.
— Если честно, то нет.
— Но те люди гнались не столько за вами, сколько за…
— Да. Им нужно было вот это, — я показал девушке у себя на шее Сову.
Ее пальцы тянутся к безделушкам, но трогать не спешат. Разноцветные миндалевидные глаза смотрят то на меня, то на Дракона с Пауком.
— Это очень мощные вещи. Столь мощные, сколь и древние. Охотятся за ними, как вы уже поняли, многие люди. Но найти и тем паче удержать их не так то просто…
Она все говорила и говорила, а я слушал… Вопреки всему я почему-то начал привязываться к ней. Потом она рассказала немного о себе, о предметах, бывших у нее. Все они были утеряны за исключением одного.
— Единственный, кто защищает меня, — сказала она, показывая длинноухого сидящего Кролика. — Он оберегает, делая незаметным тебя. Мне…
Перебегающие глаза. Почему же так они важны? Что хочет эта женщина сказать?
— Боже… Я не знаю… Столько и сразу… Вы их свойства знаете?
— Нет.
— Нет… — тихо повторила она. — Ведь вам нужна помощь… И…
Снова стало тяжело дышать.
— И… я тоже… я… но вас убьют! И они вам будут нужнее.
Во мне нарастало колоссальное желание подойти и обнять. Защитить, уберечь, помочь. И в какой-то момент я не выдержал и порывисто встал. Двинулся в сторону этой странной девушки. Но ножка клавесина нарушила этот порыв. Неловко споткнувшись, я проскочил мимо. Напоролся на незапертое в жару окно и полетел головой вниз прямо в прозрачные воды реки Ювон.
Городские черты остались позади. Не нужно пользоваться Совой: мне и так понятно, что следят. А раз следят, значит и получат то, что хотят. Что ж, держите свое проклятое серебро!
Тяжелая шиллинговая монета зависает в воздухе. Мигает солнечным блеском и скрывается в воде. Вот и все — надеюсь, эта нехитрая наживка их убедит.
Хорошо, хоть направление не забыл. Через пару-тройку миль вдоль побережья заметил первые строения порта. Затем показался лес корабельных рей и мачт. И в нем я наконец-то разглядел наш чертов плавучий гроб.
Да, Бенни, никогда я еще так не радовался виду корабля! От нахлыва чувств даже перепутал суда. Опомнился, когда столкнулся на палубе с раскосым китайцем. Цзинь, ни хао и тянь-тянь. Взобравшись куда надо, первым делом осадил юнгу, ковыряющегося по локоть в носу.
— Что встал?! Почему с бизани не спущен брамсель? Живей поднимай этих обезьян!
И когда эти щенята повылезали из своих норок — вот тогда, Малец, я и понял, что теперь все хорошо.
Кэп выглядел бодрым: а то, покажи мне унылого без пяти минут богача, и я тебе станцую фокстрот! Сказал, что есть новое задание: некий итальянец заказал 10 фунтов замороженной форели для передвижного цирка медведей в Бостоне. Да, эти американцы такие звезданутые — всегда так говорил.
На ужин наш кок подал зажаренную свинину с… чтоб он перевелся, сыром. Разумеется, с плесенью — пошла тогда, понимаешь, мода такая. Я с удовольствием катал на языке сочящиеся соком жирные кусочки и бросал недобрый взгляд на эти блины Сатаны. И вспомнилась мне пещера в Порто-Колом. Кровь и плесень…
Было там еще какое-то странное свечение — сдается мне, много чего в той заднице сейчас лежит. Надо бы наведаться туды да посмотреть…
Чего хочешь спросить? Да вижу, что хочешь, Птенец… Что такое «Фокстрот»? Хе, смотри-ка… Скажу, так не поверишь. Поверишь? Ну… такого ругательства еще не изобрели. Может, когда ты будешь рассыпающейся образиной без волос и без зубов, тогда и посмотришь на сей ритуал. А откуда знаю? Энто, Желторотик, уже другая история — а то не видишь, что для своих годков я староват?
Так, ну-ка нож отложил, требуху собрал и унес. А я пока разрежу бока. Кэп-то у нас большие ломти любит.
«Евразия»
Илья Кирюхин
Вещица
Соблазны везде и всегда. От века к веку. От поколения к поколению. Кого-то на преступление толкает жажда наживы, кого-то — неизлечимый недуг. Но, что бы тебя ни толкало, за соблазном стоит…
Эй, Бенджамин, сын бостонской шлюхи, ты куда подевался, щенок?! Твоя мать держит таверну?! А я танцую фокстрот! Вали на камбуз, негодник, у нас зреет жаркий денек! Кэп требует яишни с беконом, а Джо трудно спускаться в трюм. Моя культя снова заныла, старый кок совсем захирел. Было время — я прыгал по реям, как коза по хребтам Пиреней. Джонатан был хорошим матросом, пока не словил шрапнель. Эх, Испания…Пиренейский соус, жгуче красный, как кастильская кровь… Ля-Корулья, Севилья, Порто- Колом и далекий Мадрид…
Сколько знойных испа-а-нок
Твой вспомина-ают бушприт!
Душевная песенка, Бенни, и длинная, как рейсы в Гонконг. Ладно, вали за беконом, и не вздумай стянуть галет.
Хей, эта скользкая падаль когда-то была свиньей? Плесень, как на лобке у старухи, и в слизи, как осьминог. Окуни её в уксус, приятель, и получше зачисть ножом. Кэп ненавидит плесень с тех пор, как… Эй, Бенджамин, мелкий пройдоха, я рассказывал про Порто-Колом?
Навострил уши, приятель… ну, слушай тогда, хехе. Нас зафрахтовал сефард с Катархены, доставить солонину в Марсель. Купчишка был толстым и лысым и вонял, как наш гальюн в штиль. Но кэпу плевать на миазмы, только б клиент платил. Свой шиллинг капитан не упустит, потому мы зашли в Порто-Колом. Балеары все в известковых пещерах, там что не тайлаот, то — склад. Что грешить, для моряка контрабанда — надежный и верный хлеб. Мы стали на рейде у порта, и к пещере отправили шлюп. Пара мешков с какао и русский душистый воск. За складом присматривал Билли, он же и торговал. Ему помогала подружка — аппетитная, как чилендрон. Так вот, Билли был должен поставить нам португальский портвейн. Кэп бы рассчитался товаром, а потом — с ветерком в Марсель.
Мы зашли в хижину к Биллу, но оказалось, его месяц, как нет. Молодая сеньорита рыдала и твердила про какой-то ход. Беззащитная, как голубка, кэп это сразу присек. Будто в пещере обвалилась стенка, и Билл нашел одну вещь. Потом снова ушел в пещеру, и с тех пор его больше нет.
Сеньорита за свою штучку
Запросила десять песет.
Ага, тоже песенка, Бенни, только что сам сочинил. Кэп купил безделушку и повел нас обследовать склад. Мы выбили дверь в пещеру и спустились по ступеням вниз. И убейся об ахтерштевень, чтоб возвращаться туда! Наш портвейн стоял наготове, а вот бедолага Билл! Видишь, Бенни, в известковых пещерах готовят плесневый сыр. В них не гниет мясо, а словно покрывается мхом. Какая-то тварь изрубила Билла, как я для сефарда — форшмак. Всюду кишки и ошметки, а на них бело-серый налет. Угол пещеры светился, как Эльмы перед грозой. Мы крестились и чертыхались и таскали наверх свой портвейн. А выбравшись из пещеры, завалили камнями дверь.
