— Что это.
Это должен быть вопрос, думал Джейми, но в ее устах прозвучало утверждением.
— Это… — очень тихо ответил Джейми, — картина. Живопись действия. Я, гм, — ее создал. Нарисовал. Она моя.
Каролина кивнула. Джейми глядел на нее в робком ожидании.
— Я согласна на чай, — сказала она. — Если ты заваришь.
И впервые после ухода от нее Джейми был сокрушен. Он ненавидел и тяжесть, и вонь этого мерзкого старого ощущения. Но потому оно ослабло — ослабло, и он обрадовался, да, и ему невероятно полегчало. Новый Джейми — Джейми, которым он стал, был упруг; он принял удар и отбил его обратно. Прежде он был бы полностью раздавлен. И, просто чтобы дать ей это понять, он лишь весьма беззаботно спросил:
— Больше ничего не скажешь?..
И Каролина рассыпалась в пышных и притворных извинениях:
— О боже, прости меня, Джейми, — я думала, ты не забыл. Конечно, скажу: молока не надо, одна ложка сахара.
Джейми сжал губы в ледяном, но снисходительном признании того, что шутка ей удалась. И занялся чаем.
— У тебя явно!.. — крикнула Каролина (упав наконец на диван: один из сосланных от Джона и Фрэнки — какие же они, черт побери, добрые, эти ребята). — Ты меня слышишь, Джейми? До тебя тут целая миля. Я говорю, места у тебя определенно хватает…
Мм, думала она: места просто уйма, и все залито солнцем. Боже — видели бы вы, где мы с Бенни сейчас живем. Помойка — это еще мягко сказано, честное слово. Зато дешево. Очень дешево. Дешевка и есть. Должна признать, окна прекрасные… точно в соборе каком-нибудь. Как будто впервые цвета видишь? И, боже — их тут хватает, а? На этой так называемой картине. В духе Поллока. Не знаю уж, с какого бока Джейми собирается ко мне подкатиться — но тут он точно свернул не туда. Я хочу сказать, каким бы замечательным или отвратительным ни была эта самая Печатня, ничто на свете не сделает Джейми способным что-нибудь сотворить. Что-нибудь художественное. Даже вот такую мазню. Нет. Так почему он хочет, рассчитывает, чтобы я поверила, будто он действительно ее нарисовал? Ну то есть — что? Он взял, что ли, этот здоровенный холст? Положил его на пол, вымазал в краске, отошел на шаг и подумал: ммм… пожалуй, еще пятнышко красного — мазок черного, еще несколько капелек желтого и готово. А потом позвал приятеля, и они ее повесили. Ха-ха. Очень смешно. Что — Джейми? Художник? Вот уж вряд ли. И еще кое-что… кое-что странное. Что? Что-то дикое. Вообще-то, господи боже, здесь все дикое, правда? До черта дикое. Я сразу так и говорила. Но есть что-то особенно… что-то не… о боже, я поняла. Черт побери. Ну вот, еще и это. Иисусе — это и правда странно.
— Джейми, — спросила она. — Почему ты не куришь? Ты же заядлый курильщик?
Джейми со стуком захлопнул чайник. Крепко в него вцепился.
— Балдеж… — произнес он.
— О господи, Джейми! Ты же знаешь, что меня бесят эти твои дурацкие детские словечки! Они просто прикрывают отсутствие мысли.
— Ну… — сказал он, поворачиваясь к ней. — Я не. Использовал их. Ни одного. С тех пор как перебрался сюда. И знаешь что, Каролина, — я бывший заядлый курильщик, если хочешь знать. Я не утверждаю, что завязал или вроде того — если честно, я сейчас убил бы за сигарету… но дело к тому идет. Конечно, мне помогает Джуди…
— Джуди. Ах да — Джуди, ну конечно. Еще одна твоя подружка, да?
— О боже, Каролина, — почему ты не можешь понять? Здесь все не так. Не так, как все думают. Здесь все с теми, с кем они есть, и это накладывает отпечаток. В этом все дело. Вот почему я тебя позвал, Каролина, — может быть даже, не знаю… поэтому ты и пришла. Нет — выслушай меня. Выслушай. Пожалуйста, Каролина, — послушай. Я правда верю, что в этом месте есть… сила. Стой! Не делай такого лица, ради Христа. Просто послушай. Я правда верю — я не собирался говорить об этом так сразу, но послушай — раз уж зашла речь, значит, скажу. Я правда верю, что если ты придешь сюда — если вы с Бенни придете сюда и будете жить здесь, будет… мы как-то излечимся. Говорю тебе — я знаю, понимаешь, я знаю, что это звучит нелепо, безумно и далее по списку, но как только попадаешь сюда хоть ненадолго… начинают случаться разные вещи. Хорошие. Ты начинаешь меняться… но в лучшую сторону. Я хочу сказать, смотри — бог с ней, с картиной: смотри. На столе рядом с тобой. Видишь? Видишь? Знаешь, что это? Это сценарий. Пьеса. Мы ставим пьесу, и я в ней играю. Я! И я хочу этого, Каролина. Я правда этого хочу. Ты… понимаешь?
— Джейми, послушай. Я не хочу играть в твои игры!..
— Не в игры. Это не игры. Это жизнь. Моя жизнь. Настоящая жизнь, Каролина. Она настоящая, понимаешь? Может, она, ну, знаешь — такой не кажется. Снаружи. Но она такова. Самая реальная вещь в моей жизни. И я хочу разделить ее. С вами обоими.
Каролина давно держала дробовик наготове, оба ствола под завязку набиты насмешками и презрением. Но что-то ее останавливало. Вместо этого она сказала:
— Но почему ты не? Если ты хочешь — почему ты не? Они ведь у тебя есть? Они ведь не конфискованы? Так закури. Давай.
Джейми покачал головой:
— Они у меня есть. Они у меня всегда с собой. Но я не буду. Нет. Я не вру — я уже почти пять дней не курил. Пять дней. Ты помнишь, чтобы я не курил хотя бы пять минут? А? И я не буду. Не буду.
Каролина смотрела на него. Джейми приближался к ней, и она смотрела, как он идет. Он встал рядом с ней на колени и взял ее за руку.
— Я скучал по тебе, — очень просто сказал он. — Скучал по вам обоим. Хочу, чтобы вы вернулись. Чтобы вы были здесь. Пожалуйста, Каролина? Хотя бы подумай об этом? Подумаешь?
Каролина, к собственному удивлению, улыбнулась.
— Как там чай поживает? — спросила она.
Джейми вскочил на ноги, внезапный прилив энергии и надежды заставил его улыбаться, наполнил его счастьем.
— Молока не надо, одна ложка сахара?
Каролина кивнула.
— Точно, — подтвердила она.
— Минутку. Сейчас принесу.
Джейми отошел и наполнил две чашки чаем. Он не сможет, подумал он, отнести к ней сразу обе (пальцы трясутся, фарфор будет дребезжать), поэтому взял только одну, обеими руками вцепился в блюдце и медленно пошел к ней.
— Прошу, — сказал он. А потом добавил: — Ты подумаешь?
Каролина размешивала чай.
— Надо найти Бенни, — сказала она. — Знаешь, он говорит о тебе.
— С Бенни все хорошо. Правда? Говорит? Он обо мне говорит? My так как, Каролина? Ты подумаешь?
Она посмотрела на него и вздохнула.
— Я подумаю, — сказала она. — Я подумаю.
Джейми шумно выдохнул.
— Хорошо, — произнес он. — Это… хорошо. Ну ладно. Пей чай. А потом пойдем и посмотрим, что делает Бенни, хорошо?
— Здесь полно длиннющих коридоров, — восторгался Бенни. — Для скейта просто супер. Зашибись.
— Ммм… — засомневалась Мэри-Энн (что ж, должен же кто-то ввести его в курс дела? Тот, кто знает, о чем вообще разговор). — Вообще-то вряд ли Лукас это одобрит. В смысле — пока об этом вообще не говорили. О скейтах. Наверное, потому, что здесь все такие древние, кроме меня. Понимаешь, да? Но я уверена, ему не понравится. Наверное, можно спросить у Элис. Но, я думаю, она скажет, что он скажет «нет».
— Кто такая Элис? — спросил Бенни. — Она… что, она тут, типа, главная?
— Ну не совсем. Здесь вообще нет главных. Это тебе не школа. В смысле — все здесь принадлежит Лукасу, вроде того. Но он не разгуливает и приказы не отдает, ничего такого. Но люди вроде моей ма, да? Они не хотят делать то, что ему не понравится. Так что никаких скейтов, точно. Ну ладно — так что, Бенни? Ты собираешься тут жить? С папой? А где ты сейчас живешь? А твоя ма — она какая?
Бенни все еще находился под впечатлением от поразительного размера помещения. Спортивный зал в школе по сравнению с ним казался, ну не знаю — обычной комнатой, как-то так. А квартира, где он жил сейчас, выглядела скорее как…
— Фигня. Место, где мы живем, — поведал он Мэри-Энн во внезапном и слегка виноватом порыве, — полная фигня, вот. По сравнению с этим похоже на… какой-то шкаф. На коробку. И там ужасно шумно, потому что мы живем на большой ну, типа, понимаешь — типа торговой улице, прямо над вонючим таким кебабным бистро. Ни за что там есть не буду, честное слово. Полная фигня.
— Так ты собираешься или нет? Было бы здоровско.
— Что собираюсь? Куда едет этот лифт?
— Жить здесь, дурачок.
