— Нет — ответил Блейк, сделав два шага к доктору.
— В чем дело?
— В том, что ее больше нет…
— Что?
— Ничего — вмешался Фернок, — Кто до нас заходил к ней?
На этот вопрос Эрне не ответил, а всего лишь затрясся, будто боялся, что с ним что-то будет, если он скажет.
Но лейтенанта пуще всего на свете злило, когда молчат:
— Она мертва! Потому я и спрашиваю, кто к ней заходил?
Все-таки главврач сломался:
— Он… он заходил.
— Он — это кто? Прокурорский?
— Ага…
Фернок прямо при товарищах отвесил докторишке «люлей в граммах» — повалил ударом в пузо и пнул несколько раз ногой.
— Пошлите!
Еще в коридоре:
— В общем, ждали вы от меня такого решения или нет, но как только эта сволочь появляется в управлении, я убиваю его. Плевать, что при всех. Плевать, что меня самого, вероятно, посадят, но эта тварь сдохнет… — лейтенант остановился и посмотрел, не Бёрку в глаза, а именно Дэвиду, — Ему не жить…
— Это он сделал? — Блейк шептался. Создавалось твердое ощущение, что сейчас он просто не может говорить нормально, не может вернуть на время потерянный голос, — Прокурор? Самый правильный и принципиальный человек в мире?
— Представь… — молвил Фернок, — Самый правильный и принципиальный…
— Я представил! Представил, что это он сделал! Поверил! Хотя нет доказательств…
— Считай, есть…
— Допустим, но ты тоже не святой! Вспомни, что случилось с теми парнями. Ты их убил… — Дэвид опустил голову, его мучил стыд, чувство вины как раз за тот случай, в башке кружила полная неразбериха, а душу мучила вопиющая неопределенность, — Чем ты лучше его?
Фернок настроился на серьезную беседу, и, сомкнув брови:
— Если тебе полегчает и ты перестанешь смотреть на меня, как на монстра, то да, себя я тоже часто ненавижу… — но это было далеко не все, что он хотел донести до Блейка, — Я-то по-своему раскаиваюсь, а вот он? И да, я, если припомнить, своих родных не убивал, а за сестру был готов умереть… — проскользнула искра искренности, — Отдать свою жизнь взамен ееной. А он? Он придет с таким же лицом, как обычно, усядется за стол и ничего чувствовать не будет. Вот и решай, такой ли я монстр на фоне некоторых…
Более Дэвид не смел ни в чем упрекать Эсмонда, а если и упрекал, то только про себя.
«Паршиво вышло».
«Они мене заплатят, ведь теперь я знаю их тайны. Я всем скажу, кто такой Спаун, заодно выдам и шлюху, что склеилась с ним. Про «склеилась» тоже все узнают. Все узнают про этих разодетых психов. Про их никчемную личную жизнь, про все их проблемы».
Отделавшись малой кровью после стычки с мстителями, Бен Майро весь вечер занимался обработкой полученных травм. Тело так и пронзал зуд. Хорошенько побитый, преступник грезил о реванше, отрабатывал в уме план по нанесению превентивного удара, и уже представлял, как преподнесет народу правду.
«Массовый дисбаланс, конечно, будет, но куда без этого? Лично я не желаю, чтобы психи учили нормальных людей жизни, и для их помещения в тюрьму, а лучше сразу в психушку, готов пойти на все».
Последний вечер Гипнотизера.
Перевязав руку, Бен зашел в ванную комнату, чтобы положить перекись обратно. И увидел то, что испугало его куда сильнее «разодетых»: размазанная по надраковинному зеркалу гелиевая краска.
Цвет зеленый.
Послание гласило:
И НЕ НУЖНА МНЕ САУНА,
ВОНЮЧИЙ ИДИОТ!
НЕ ТРОГАЙ ЖЕ ТЫ СРАУНА,
КОЛЬ НЕ ПЬЕШЬ КОМПОТ!
Не опрометью бросился вон из квартиры, как поступили бы многие, не взялся за телефон. Вместо этого он продолжил стоять и думать. Интерес Майро к создателю надписи, чью нездоровую ауру он ощущал, превысил чувство собственной сохранности.
«Исходящая от этого человека энергия… Никогда не сталкивался с такой. Ощущается потенциал, недурный! Есть сила воли, да какая! Почти такая, как у Спауна. А такой уровень воли встречается крайне редко. Есть фантазия, есть страсть, есть ненависть. Последнего, кстати, заметно больше. Нет страха, нет кнопки стоп, которой, обычно, не бывает у психически буйных. Нет желания заводить семью, нет…
Спустя четыре минуты.
— Маний как таковых нету. Есть одержимость, вернее что-то, похожее. Тяга к членовредительству, жажда разрушения, и…главная одержимость… Спаун?»
Услышав негромкий звук шагов, Майро инстинктивно повернулся назад. Перед ним стоял чудик, на голове которого была емкость для приготовления пищи — маленькая кастрюлька, а в руках — по поварешке.
— ?
Страх уже догонял любопытство…
Чудик постучал поварешками по кастрюле, и в то же десятисекундие врезал Майро ложкой для разливного по челюсти. Выбил пару зубов. Гипнотизер, свалившись с ног, увидел, что ладонь вся в крови. И понеслось! Чудик усердно работал поварёхами, отбивал все, что было: кисти рук, ступни; уничтожал пальцы; бил по печени, по лбу, по затылку, по челюсти…
Уже ничего не соображая, теряя всякий контакт с конечностями, Майро все равно, перед лицом смерти, все еще хотел отомстить демону-защитнику — сказал, кто прячется за маской…
Убийца обрадовался! Не забыл отблагодарить:
— Спасибо! — и докончил дело — навсегда заткнул жертву ударом по голове об стену.
Бросил на пол поварешки, кастрюлю, вилки, ложки и ушел…
— Спасибо за мозговставляющую дискуссию! Ты мне дал самое главное…
— Знания!!!
Сны — эти маленькие кусочки смерти, как ненавистны они мне!
Эдгар Алан По
Час ночи.
Жильцы малоэтажного дома не могли заснуть от громко включенного телевизора. А смотрящему в столь позднее время было глубоко чихать на соседский покой…
— Мои дети… В самом начале именно дети дали мне мою силу. Рубака из Спринвуда — так меня называли жители. О моём царстве ужаса слагали легенды. Десятки детей были убиты моими ножами. Потом родители спринвудских детей разделались со мной. Они по-своему сотворили правосудие.
— Когда я был жив, я любил немного поозорничать. Но после того как они убили меня, я стал намного хуже себя вести. Им стали сниться ночные кошмары.
— Дети по-прежнему боялись меня. И их страх дал мне силы, чтобы вторгаться в их сны. И вот тогда началось настоящее веселье!
— Но потом они придумали способ забыть обо мне, полностью вычеркнуть меня из памяти! Быть мертвецом — не проблема.
Быть забытым — вот это гадко!
Мне пришлось перевернуть весь ад…
Фредди Кригер сидел перед «ящиком» с банкой апельсинового сока в руке, параллельно чесал свои мужские гонады (яйца) и громко подрыгивал. Его болезненный интерес к картине режиссера «Bride of Chucky» Рони Ю — «Freddy vs Jason» был напрямую связан с тяжелым детством.
Не скрывая от себя ненависть к членам семьи, к уже мертвым Скарлетт, отцу и частично матери, Фредди раз за разом пересматривал фильмы одной и той же франшизы «A Nightmare On Elm Street», перематывал на любимые фрагменты…
Ждал, когда снимут ремейк!
Всякие мерзкие мыслишки лезли в голову окружного прокурора во время просмотра ленты. Среди них числились фильмы ужасов, педофилия, мазохизм, изнасилование, садизм в «Цельнометаллической Оболочке» Кубрика!
«Свои яйца надо чесать аккуратно, главное, не повредить скорлупу. Повредишь скорлупу при ческе — будет плохо. Так вот, я плавно, то есть, медленно сую руки в трусы, когда смотрю фильмы. Я ничего и никогда не испорчу. Я очень аккуратен».
Но ненависть к Скарлетт, пусть и к мертвой, затмевала все иные чувства. И, вспоминая суку-сестру, он мечтал только об одном — убить ее еще раз.
«Эх, жаль, что нельзя перемотать. Была бы жизнь фильмом, Скарлетт… ты слышишь меня, мразь? Наше последнее свидание было бы моим любимым фрагментом. Зря, что такой фильм никогда не снимут.
У творцов закончились оригинальные идеи, вот и выпускают штамповки на разок. Нет хороших картин, таких, которые брали бы за душу».
Кроме наслаждений порочными мыслишками, Фредди, как запрограммированный, повторял полушепотом слова героя Роберта Инглунда:
— В самом начале именно дети дали мне мою силу. Рубака из Спринвуда…
Три часа назад. Психиатрическая клиника Антнидас. Семнадцатая камера.
— Все понятия, касающиеся этической оценки тех или иных действий, определяющих, хороший человек или нет, заранее ошибочны. Не существует никаких понятий. Наша семья была заклеймена гнилью. Спасибо Лондону…
Фредди проведал сестричку. За минуту он наговорил ей такого, от чего у любого здорового человека волосы б встали дымом. Но только не у Скарлетт, которая привыкла как к безумию — к всепоглощающей стихии Антнидаса, так и к страданиям. В этом ей помогли препараты, правда, вызвавшие изменения в ее здоровье и внешности: из красивой и жизнерадостной женщины она за полгода превратилась в серую мышь, к которой подойдет не каждый гуманист. Отныне ее облик располагал не только к сочувствию, но и к отвращению: кошмарная отечность лица и всего тела, конвульсивно подергивающиеся исхудавшие пальцы, потухшие глаза, вяло выглядывающие из-под поседевших бровей…
