Алистер Кроули - Дневник наркомана

     Вспомним  Королеву  Испании. Ее  понесла  лошадь, и она  лишилась жизни только из-за того, что рядом не оказалось слуги,  который, согласно этикету, должен был помочь ей спешиться.

     Мы все засмеялись;  девушки, кажется,  от души,  а вот  я  не без  явно болезненного, неуютного предчувствия того, что Царь ступил на опасную почву.

     - Что есть  современная беллетристика? - вопрошал он. - От Томаса Гарди и Достоевского до поставщиков макулатуры для  горничных  - это не  более чем отчет  о  сложностях,  обусловленных  преувеличенным значением  сексуального аппетита двух или более двуруких  обезьян в их собственных глазах или глазах их  соседей.  Большая  часть неприятностей  и так  называемых  преступлений, связанных с полом, причиняли бы совсем мало вреда, если бы никто не придавал никакого значения тому, что имело, а что не имело места.

     На такие доводы, конечно, имелся ответ, но  я не знал какой  именно.  Я чувствовал себя  не в своей  тарелке. Царь Лестригонов направлял удар своего топора на самый корень древа цивилизации. Это было очевидно.

     Должно быть Лу уловила мою мысль. Она процитировала не без сарказма:

     Поведение женщин стало эксцентричным после  войны. Мне не нравился  тон разговора. Я инстинктивно посмотрел на Мейзи Джэкобс, ища поддержки.

     Еврейской  традиции, которая,  в  конце концов,  является  основой  так называемой  христианской  точки зрения, несомненно  можно  доверять.  Однако Мейзи  лишь отпарировала несколькими строчками Гейне, показав, что полностью находится на стороне противника.

     Царь заметил мое раздражение, и торопливо сменил тему.

     - Боюсь, что вам  остается  только одно, -  сказал он  мне, - приковать себя к ограде Букингэмского дворца и объявить голодовку до тех пор, пока они не выдадут вам разрешение голосовать раньше  и чаще обычного, после  чего вы совсем  перестанете ходить на  голосования.  Это еще один пример все той  же старой  истории. Как бы  мало  нам ни  хотелось иметь какую-нибудь  вещь, мы поднимаем вой,  узнав, что не можем ее заполучить; и получив ее, мы в тот же момент не хотим на нее смотреть.

     Вы еще познаете  тоже самое  и  с  вашими  наркотиками. Вы  практически загипнотизировали  себя  мыслью о  том,  что вам  без них  не  обойтись.  Но по-настоящему  они  вам  не нужны  и это  вы  тоже знаете. Это  фальшивая  и нездоровая  страсть; и как только вы перестанете задумываться, как  жизненно важно ее утолять, то начнете забывать, как сильно вы от нее зависите.

     В  его словах, разумеется, был здравый смысл, и  я это чувствовал;  и я был рад видеть, как весела и беззаботна сделалась Лу под влиянием этой идеи.

     Мейзи позвала Царя к пианино, чтобы спеть еще одну песню.

     Как  раз когда она закончила,  из Барли Грандж  прибыла  Эльзи с нашими чемоданами. Мейзи  и  Царь сказали, что оставляют  нас  их  распаковывать, и удалились.

     Они с Лалой  потом заглядывали к  нам, время от времени, в  последующие пять  дней  и  брали  нас  с собой  покататься,  пообедать, в театр  или  на вечеринку.

     Мне  показалось, что  они сговорились не заводить  разговоров на  тему, которая была действительной причиной их посещения.

     ГЛАВА III

     ГОЛОС ДОБРОДЕТЕЛИ

     Бэзил  уезжал  из  города; но он  объявился на пятый день в одиннадцать часов  утра, и  приступил к делу  в своей самой  серьезной  профессиональной манере. После очень краткого приветствия,  он отправился прямо к графикам, и внимательно их изучил.

     Лу и я чувствовали себя не в своей тарелке. Он тут же это заметил.

     -  Вы все еще  не можете вытряхнуть героин из головы, как я погляжу,  - заметил он сурово. - Вы упорствуете, считая себя проказливыми детьми, вместо того,  чтобы  превратиться в  пионеров человечества, предпринявших отчаянное приключение во благо расе.

     Я начал извиняться; хотя не был вполне уверен, за что именно.

     -  Глупости, - прервал  он. - Я отлично  понимаю, почему вам стыдно  за самих себя.  У вас было то,  что вы называете рецидивом. После того, как  вы опустились до пяти,  шести и семи  доз,  вы  неожиданно  вернулись  обратно. Вчера, как я заметил, у Лу было четырнадцать,  а у вас шестнадцать - больше, чем  вы  когда-либо принимали с тех пор, как  находитесь  в  этом  месте. Вы полагаете, что это плохой признак. Я - нет.

     Начнем  с  того,  что  вы были  честны  с  самими  собой;  и  это имеет наибольшее значение. Затем еще хороший признак, что дневной разброс оказался таким большим.  Я  предпочел  бы видеть "два  по восемнадцать",  чем "два по восемь", невзирая  на  четыре  лишних  дозы. То же  самое рассуждение  можно применить к распределению доз по времени суток.

     То  же  самое  с  выпивкой.  Человеком,  который  случайно попадает  на попойку, гораздо легче управлять, чем закоренелым пьяницей. Каждый ребенок в "Четвертом  Стандарте" знает  это.  Я полагаю,  что  это  написано  золотыми буквами вокруг  алтаря в Вестминстерском Аббатстве. Если нет, то должно быть написано.  А  сейчас  не  беспокойтесь.  И,  помимо  прочего,  не впадайте в раскаяние и не  сокращайте прием сегодня и завтра. Если вы так  сделаете, то вас ждет очередной рецидив.  Я знаю, это звучит, словно я противоречу самому себе. Съешьте его хоть весь, мне все равно. И я повторю это снова в присущей мне элегантной манере.

     Я хочу, чтобы сама идея героина была извлечена из вашего  сознания; вот та причина, почему я  так сильно настаиваю на  ведении  записей  каждый раз, когда вы принимаете его. Это психологический парадокс - лучший способ забыть о вещи - постоянно о ней помнить.

     А сейчас  до свидания, и приходите на обед  сегодня вечером  в  студию. Наверное, вы захотите немного потанцевать.

     Он ушел, махнув на прощание рукой.

     Когда мы  вернулись с танцев, швейцар сказал нам, что  звонили какие-то леди и джентльмен и очень хотели навестить нас. Они не оставили своих имен и позвонят снова утром.

     Это показалось мне  любопытным; но я не придал этому большого значения. На самом деле  я был в довольно плохом настроении. Я принял немало героина в течение  последних нескольких дней,  но мне  определенно не стоило особенных трудов порвать с  кокаином.  Морфий  и  героин  вызывают у  человека сильное физическое привыкание; но тяга к кокаину носит принципиально психологический характер, и  когда  человек принимает  Г., он  не беспокоится  так  сильно о приеме К.

     Однако этим промозглым вечером я почти  решился поехать достать в обмен немного снежка.

     На  первой стадии уменьшения приема героина мы  не слишком страдали. Но сам процесс был крайне скучен.

     Мы  провели  очень  приятный  вечер; впрочем, я  не мог  удержаться  от сравнения с подобными событиями в дни медового месяца. Игристость жизни была утрачена, как в выдохшемся шампанском.

     Наша неудача,  конечно, заключалась в том, что  мы пытались перехитрить природу. Но  в тоже время, нельзя было закрывать глаза на очевидные факты, и я понимал,  что  Лам без  колебаний даст  нам немного снежка,  догадавшись и состоянии, в котором я находился.

     Не знаю, почему, но я чувствовал  острое нежелание возвращаться обратно и просить  его. Возможно, это было инстинктивное нежелание беспокоить его  и унижаться, прося. Британский здравый  смысл  подсказал  мне, что лучше всего будет перетерпеть и довериться ночному отдыху, дабы укрепить свои нервы.

     Лам  советовал  нам  посещать Турецкие бани,  если  мы почувствуем себя чересчур подавленными. И они нам действительно помогали.

     Мы снизили дозировку  до  трех  понюшек  в  течение  одного-двух  дней, главным образом следуя  его совету  принимать  одну из  этих  белых таблеток вместо героина,  когда страстное желание станет непреодолимым. Между прочим, он считал это совершенно необходимым.