Очень плохо, утверждал он, поддаваться давлению. Вовсе не так опасно принимать героин, когда человек не чувствует отчаянной потребности в нем.
Даже по прошествии всего этого времени, я не вполне понимал особенности ума Царя. Я никогда не угадывал точно, что он скажет следующим.
Однажды днем мы говорили о китайской внешности Лу; и он довольно серьезно сказал, что и в нем должна быть китайская кровь, и возможно даже, что он - реинкарнация китайского философа, которого звали Ко Йен (по-моему, именно это имя он произнес). По его словам, он обязан Европейскому интеллекту тем, что имеет возможность категорически объяснять, почему его мысли настолько азиатские по форме.
И они определенно были азиатскими. С нашей точки зрения, они были просто извращенными. Но, как правило, они, судя по всему, все время срабатывали правильно в самом конце. Можно было свернуть себе шею, пытаясь повторять все изгибы его ума. И Лам испытывал Сатанинское наслаждение в том, чтобы брать самые что ни на есть общепринятые идеи и опровергал их с помощью цепи парадоксов, сбивающих с толку собеседника своей странностью и тем, что на них, похоже, не было никакого ответа.
Несмотря на всю эту утонченность, он по-прежнему обладал совершенно британским упрямством; поток самых извращенных рассуждений мог неожиданно обернуться умозаключением, подобным бульдожьей хватке. И человеку оставалось лишь изумляться, действительно ли он верил во все те положения, которые выдвигал.
В моем же собственном случае вывод был только один - надо держать себя в хорошей форме. Так что я лег в кровать, намереваясь подняться рано и отправиться утром к турку. Но, как это случается, мы оба заснули поздно. И к тому времени, как оделись, мы оба проголодались и хотели отправиться на ланч.
Я был этим раздражен. Я хотел выбраться из дома, и полностью переменить мои мысли, насколько это только возможно. Парилка - отличное место для этой цели. Там я вообще ни о чем не могу думать, кроме как о сиюминутном воздействии температуры.
Меня раздражало также сравнительно бодрое состояние Лу. Когда я решил, что, в конце концов, выйду и закажу себе ланч прямо в "Прохладной Комнате", вдруг позвонил швейцар и спросил, не хотим ли мы увидеть леди и джентльмена.
Эти люди словно преследовали меня. Я спросил как их зовут. Наступила пауза, как если бы на другом конце провода началась какая-то дискуссия; и затем он объявил, что это Миссис Вебстер и ее друг.
Что это еще за мистика? Я не хотел ее видеть. Чего она от меня хочет? У меня выработалась стойкая неприязнь к этой женщине. Я дошел до того, что стал обвинять ее в том, что она втянула нас во всю эту историю с наркотиками. Это было гораздо проще, чем обвинять самого себя.
Тем не менее, мы не могли наотрез отказаться принять ее, поэтому я сказал швейцару, чтобы они поднимались.
- Так это были вы, - сказали мы оба одновременно, как только двинулись навстречу друг другу.
Мы ссылались на тот вечер, когда мы устроили обед самоубийц в "Глицинии". Когда я выходил из зала, то было подумал, что узнал ее; однако я предположил, что ее нет в Лондоне. Ее действительно не было за два месяца до того, но мой рассудок дошел до такого состояния, что мне бы не пришло в голову, что она могла вернуться.
Вот такие вещи героин делает с человеком. Ты составляешь представление о каком-то предмете, и потом с огромным трудом способен изменить его.
Она, со своей стороны, лишь наполовину узнала меня; и - боже правый! - в этом нельзя было винить ее.
- Мы прослышали, что вы в Лондоне, - начала она вкрадчиво, тоном, который каким-то образом отдавал фальшью, - и, конечно, я не могла успокоиться, пока не появлюсь и лично не поприветствую вас и Лу. Мы узнали от одного случайного знакомого, что вы жили в маленькой квартирке на Грик Стрит; но вы уехали тем самым утром, когда я приходила, и нам сказали, что вы были больны и не могли никого принять в течение недели. Однако Билли Брэй и Леди Рода, которых мы встретили прошлым вечером, сообщили, что видели вас на танцах. Так что я не могла терять ни минуты и пришла увидеть вас.
Она выпалила все это, будто куда-то ужасно спешила, в промежутке между фразами с неестественной пылкостью целуя Лу.
Я мог видеть, что эта женщина возмущает Лу даже больше, чем меня, но она, естественно, старалась не показывать этого.
Бессмысленно переминаясь с ноги на ногу, на заднем плане маячил не больше, ни меньше, как знаменитый филантроп, Джейбз Платт. Но он тоже изменился с тех пор, как мы видели его на нашей свадьбе. Тогда он был законченным типом самодовольного, преуспевающего, удовлетворенного всем Чэдбэнда; спокойный патриарх, создававший вокруг себя ауру незаинтересованной доброжелательности и непритязательной святости. Если какой-то человек и пребывал в мире с самим собой и с окружающими, то это был Джейбз Платт в нашу первую встречу.
Но сегодня, он, разумеется, предстал перед нами совершенно другим. Он, казалось, даже сморщился. Черный костюм раньше облегал его словно кожа - здорового дельфина. А сейчас он болтался свободно, как на жабе. Он напоминал это существо еще по нескольким другим причинам. Добродетель каким-то образом испарилась из него. Он смотрел на мир голодными глазами хищника. Конечно, я незамедлительно понял, что с ним стряслось - он принимал героин.
- Боже, - подумал я, испытывая чисто инстинктивное отвращение к этому созданию, - как низко падают великие мира сего!
Прошу прощения за следующее далее отступление. Сейчас оживленно обсуждают, является ли ряд удовольствий естественными или неестественными. Лам как-то потом сказал мне, что настоящий ключ к извращенности того или иного удовольствия в том, насколько несоразмерно то внимание, которое оно привлекает.
Если верить ему, мы не имеем права с ходу решать, что поедание опилок якобы удовольствие неестественное. Организм определенного человека может быть так устроен, что опилки пойдут ему на пользу. И пока эта его странность не вредит и не мешает другим людям, нет причины, почему бы его не оставить в покое.
Но если в этом же человеке укоренилась вера, что поедание опилок необходимо для счастья человечества; если он объясняет почти все, что происходит, поеданием или непоеданием их; если он воображает, что большинство людей, которые ему встречаются, такие же поедатели опилок, и вдобавок, если он думает, что спасение мира зависит полностью от создания законов, чтобы заставить людей есть опилки, любят ли они это или нет, то будет справедливо сказать, что его психика неуравновешенна и, что он свихнулся на этой теме; и, далее, сама практика потребления опилок, какой бы невинной она не казалась, в этом частном случае - извращение. Здравость ума состоит в уравновешенности присущих ему представлений. Только в этом смысле идея, что гениальность связана с безумием, верна.
Убеждение Микелеанджело, что его творения - вершина эпохи Возрождения, не совсем разумна, несмотря на то, что с течением времени была оправдана его вера.
Вот в чем беда в случае с большинством сторонников профилактических прививок и их противников, вегетарианцев и анархистов, и всей "вспыльчивой расы пророков" в целом - они передергивают. Как бы они не были правы в своих убеждениях, и в убеждении о важности своих убеждений, они неправы в том, что забыли о равноценности или даже большей важности других вещей. По-настоящему важные вещи в мире - огромны, молчаливы и неумолимы.
- О чем говорят нам дикие бушующие волны? - о том, что приливы постепенно замедляют скорость вращения земли. И я впал в то же заблуждение. Везде и всюду я видел героин.
Но в случае с Мистером Джейбзом Платтом я не ошибся!
Гретель Вебстер была мастерицей светской беседы, и все-таки ее ловкая болтовня не могла закамуфлировать надуманности заявленной причины визита. Она сама поняла это, и немедленно взяла на себя инициативу, попросив Лу отвести ее в спальню и "поговорить о тряпках и оставить дорогого Сэра Питера с Мистером Платтом, чтобы они получше познакомились друг с другом".
Но знакомство шло туго. Дорогому Сэру Питеру и Мистеру Платту похоже нечего было сказать друг другу; лучшее, что мог сделать дорогой Сэр Питер, так это предложить сигары, сигареты и различные напитки, дабы снять напряжение, однако римское достоинство Мистера Платта не позволяло ему снизойти до таких вещей.
Мистер Платт, тем не менее, был так тронут гостеприимством дорогого Сэра Питера, что чувствует себя обязанным спросить его мнение относительно - и он неожиданно вытащил десятиграммовую бутылочку кокаина из бокового кармана.
