Как только на лице Рокси выступили слезы, «Ромео» закричал.
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Потому что в тот момент Рокси уже не стало. Колесные пары молниеносно отрезали голову и нижние части ног… всего лишь греза, пускай и самая светлая из тех, что приставуче лезут в голову, Ромео испытывал, пусть и ложное, но счастье. А стоило ему хоть на секунду вернуться в реальность, как возвращался страх вперемешку с желанием оборвать эту жизнь…
— Спаун был прав! — своим отчаянным криком Бэйлондс привлек внимание таких же беспокойных «сокамерников», — Добро сильнее того, чем я стал…
— Оно сильнее зла! И так Шекспир считал!
Фредди Кригер вывел одного неподчинившегося полицейским задержанного, чтобы вправить мозги. Фернока в отделе не было, других годных для такой работы копов — тоже. Вот прокурор и решил взять дело в свои руки, благо, Пэксвелл все еще доверял ему, как и тот же Фрост.
— Что вы со мной делаете? — раскричался пакостник, устроивший в магазине одежды прилюдную драку, за что получил нагоняй от легавых, патрулирующих район.
— Буду зачитывать тебе твои права! — Фредди был неистов, — Ты будешь слушать, а если нет, то сильно пожалеешь — и достал пистолет.
— Вы? — забоялся нарушитель спокойствия, — Вы будете в меня стрелять, господин обвинитель?
— Это травматический, клоун! — крикнул Фредди, — Но и он может сделать больно!
— Ты обещаешь, что будешь молчать или я выстрелю?
Преступник, хоть и боялся, но ничего не ответил.
— Сам напросился — как только прокурор навел ствол, появился Спаун и встал между ними, тем самым защитив нарушителя.
— Ты готов поступиться принципами? — спросил он у Фредди.
— Нет. Просто меня все уже достало! — разорался прокурор, — Эта работа и то, что происходит… Мы еще не арестовали Джерси и не знаем, когда арестуем, а пока все так, как есть, мы…
— Ты ведь символ надежды! — демон-защитник посчитал, что сейчас самое время донести до господина Кригера главенствующую мысль, он эту мысль примет и поймет, — Так веруй в добро! Твоя борьба с организованной преступностью — первый луч света для Мракана за долгие годы! Если бы кто-то увидел это, все было бы кончено: все те, кого ты посадил, были бы отпущены, смерть стольких людей была бы напрасной…
После высокопарных речей Спаун сказал Фредди и самому себе, что унывать еще не время, что стоит еще побороться…
— Какие мои дальнейшие действия? — прокурор прижал палец ко рту. Данный жест напрямую говорил о волнении.
— Нужно вселить побольше надежды…
— Как?
— Клятвами! — для Спауна почти экстремальная частота повторений слов, таких, как «вера, надежда, смысл, добро, мир, истина, правда», произносящихся в пафосной манере, входила в норму. Он любил выражаться так, показывая другим, что словно живет в каком-то другом мире, или же нарочно игнорирует проблемы этого: не видит всех его ужасов, считает, что им правит только добро, не замечает зла…
Из-за этого почти все, когда-то тэт-а-тэтившие с демоном-защитником, испытывали непривычность, а порой и дискомфорт. Не каждый согласится, что миром правит мир…
— Клятвами?
— Организуй пресс-конференцию, в среду, позови самых важных людей, пообещай найти Сета Картера, а главное…
— Что?
— Веруй, веруй в добро… — Спаун оставил Фредди Кригера наедине с его размышлениями, теперь уже не только о сохранении тайны родства с Джерси, но и о создании мероприятия для СМИ.
«Мне должно повезти».
Прошел день. Наступила среда.
Почти все полицейские Мракан-сити были в курсе, кто стоял за убийствами молодых пар. В том числе, и Фернок, профессия которого — знать всё и вся, услышал достаточно, чтобы в очередной раз обозвать мир сумасшедшим.
У лейтенанта и так имелось несколько крепких завязок с криминальными элементами, а сегодня появилась еще одна такая «завязочка». В дверь постучался представитель высшей «фауны» — носитель германского имени Родерик Бэйлондс — отец того самого серийника — Уильяма Бэйлондса, чей визит стал глубокой неожиданностью для полицейского департамента. И еще более глубокой для Фернока, к которому, собс-но, мажор и пришел.
— Войдите!
Гость вошел.
— Будьте любезны, представьтесь. По виду вы мужчина — солидняк, не какой-нибудь отморозок…
Гость представился.
— Родерик.
— Очень приятно — упершись в стол, лейтенант повернулся к вошедшему, — А фамилия?
— Бэйлондс, сэр!
«Я услышал это под влиянием виски? Или из-за усталости?»
— Ясно. Ну… — Фернок не знал, как сострить, — Не везет вам.
— Это почему еще? — занервничал, затопал ногами богатей, который с первой же секунды чувствовал, что ему здесь не очень-то и рады — лысоватый дородный мужчина, совсем непривлекательный и не смазливый, отчего внешне — полный антипод сына. Но отсутствие фотогеничности компенсировалась дорогим английским пиджаком, из-за которого к нему могла приклеиться любая меркантильная особа.
— Ну, как почему… — особенно был не рад лейтенант, который никогда не бывает доволен, когда к нему заходят преступники, или их родственники, — А вы таки думаете, быть однофамильцем урода, что в девушек из пукалки стрелял, гигантская привилегия?
Услышав это, Родерик еще раз топнул. Но уже сильнее.
— Да как вы смеете! Как у вас язык поворачивается…
Коп не понял возмущения гостя, вернее, прикинулся, что не понял…
— Простите…?
— Все вы понимаете, вы все прекрасно знаете! — Бэйлондс-старший пришел, отнюдь, не с пустыми карманами.
— Что знаем-то?
Мужчина кинул на стол Фернока пакет. С деньгами…
— Что это?
— То, за что следует бороться с несправедливостью! Здесь ровно миллион! — хриплый голос превратился в очень грубый и жесткий. Эта метаморфоза едва не припугнула полицейского, — Мой сын не такой уж и плохой, как о нем думают! Он просто сломался, как может сломаться любой из нас. А за помощь готов подкинуть еще!
«Очень хочется договориться с денежным мешком, да вот что-то никак. Я же себя просто уважать перестану, если соглашусь».
Фернок удивил Бэйлондса ответом. Ведь ранее ему никто никогда не отказывал.
— Уберите свои деньги. Сделайте так, чтоб я забыл, что вы приходили, а иначе… — в нем боролись две несокрушимые силы — желание взять бабки с разгоревшимся чувством справедливости, а коль они несокрушимы, то, следовательно, борьба никогда не закончится.
— А иначе что? — совсем потеряв страх, Родерик вел так, как мажоры ведут у себя дома — пытаются распоряжаться, говорят на повышенных тонах…
Лейтенант не выдержал.
«Этот кусок еще возникать тут будет».
Он привстал с кресла и навис над заметно уменьшившимся бизнесменишкой.
— Сейчас позову своих людей, и отправишься ты, ходячий туалет, вслед за своим сынком, будешь два года сидеть на лекарствах, от которых расхочешь жить, а еще куда дальше — сразу в могилу, потом и сынок прискочит, как миленький! — разгорячившись, Эсмонд позабыл о предложенной сумме, — Я организую это, поверь, если немедленно не свалишь. Ты, твой сын и прочие уроды, мало того, что сами тонете, так еще и топите других, как например, сейчас: не совсем в тему приперлись и тупо мешаете работать. Воспитанность вам незнакома, судя по всему. Только наигранная интеллигентность, проявляющаяся при представительницах прекрасного пола…
Выслушав критику, отчасти согласившись с ней, Родерик сделал несколько взмахов руками, повертелся и… забрал пакет, повернулся к выходу. Но на прощанье сказал:
— А вы чем-то лучше? Образованнее? Вы очень несдержанный, раз, даже не прояснив ситуацию, перешли на грубость…
— То, что не сдержан — работа такая. Поработали — поняли бы. Слушай, зачем так помногу берешь? — Фернок не мог промолчать, ведь слова Бэйлондса затронули его мораль, его принципы, — Можешь не потянуть. Я бы не советовал людям твоего возраста так громко выражаться…
— Горазды грубить людям моего возраста? Что ж вы знаете, интересно?
— Спросили тоже. Да все, что нужно. Например, что такое справедливость.
Родерик представил себе, что ему не терпится узнать мнение через слово быдлящего копа, так хорошо, что сам чуть не поверил, параллельно испытывая некое неудобство.
— Ну, и что же?
— Справедливость — равенство — когда нет того, кто повинен в смерти другого. На данный момент справедливости нет, потому что твой сын жив. Только поэтому — Фернок напялил неприятную ухмылку, — Не станет твоего сына — будет справедливость. Лично я могу оставить это так, несправедливость останется, но твой сын будет жить. А могу и позаботиться о том, чтобы настала справедливость. Знаешь, как?
