Несмотря на неприязнь и отвращение к хамливому легавому, Бэйлондс продолжал терпеть его нападки и делать вид, что его не трогают частые негативные упоминания о Билле.
— Ну?
— Договориться с персоналом психушки. Медбратья пустят к ублюдку родственников убитых, тех самых девушек… И посмотрим, что останется от твоего некогда целого сына!
— Я не буду отвечать вам грубостью на грубость — хотя ранее создавалась четкая видимость пренебрежительного отношения к сотрудникам правоохранительных органов, сейчас мажор питал к ним безразличие и старался не судить строго по первым высказываниям раздраженного лейтенанта, — Не дождетесь…
— А я и не прошу… — Фернок поспокойнел, да и Бэйлондс-старший взял себя в руки, чуть сбавив тон.
Затем гость, без спроса усевшись на один из стульев, решил предпринять еще одну попытку достучаться. Он посмотрел лейтенанту в глаза:
— То, что сделал мой сын, нельзя простить, но можно понять… понять меня. У вас же есть или были родные, да? Вы можете постараться войти в положение?
Коп сменил гневность на что-то, что отдаленно схоже с добротой. Он умел так делать, при желании…
— Допустим… — он прекратил упираться рогом и немножечко остыл, — Что у вас там? Говорите…
«Это то, ради чего я шел сюда — понимание. Если мне удастся уломать эмоционального легавого, то я позабуду обо всех его репликах и заработаю на хорошее настроение».
— Несмотря на вашу бурную реакцию и отказ от моих денег, я вам предложу их вновь.
— Предложите-предложите. Только продолжайте…
— Если вы проинформированы, ну, как и многие другие, кто работает здесь, о том, что за этими убийствами стоял мой сын, то вы должны знать еще одну вещь, не менее важную, ту, что может, если и не оправдать, то частично смягчить вину Билли.
— Мда? — голос Фернока стал совсем другим, — Это что же?
— Его невеста… Он не убивал ее, как все с чего-то решили. Напротив, он очень любил ее…
— Это он вам такое сказал?
— Нет, я просто знаю — Бэйлондс-старший откуда-то вытащил бутыль припасенного коньяка, не забыв и о бокалах, — Поверьте, Билл этого не делал. И именно из-за ее смерти, из-за гибели возлюбленной он тронулся рассудком…
Лейтенант отвернулся на несколько секунд, чтобы спокойно обдумать поступившую информацию и принять правильное решение, а затем произнес полушепотом:
— Нападение на усадьбу Бэйлондсов. Как же такое могло выйти из башки. Ладно… — и повернулся к Бэйлондсу, — Допустим, вы правы и Билл совершил не одиннадцать убийств, а десять. Но вы же не станете отрицать, другие-то убийства совершил он! Десять тел тоже слишком много…
Родерик вышел из себя:
— Да Билл бы не совершил их один! Не совершил бы!
— То есть, ему помогли?
— Именно! И помог не кто-нибудь, а мой партнер по бизнесу. Та еще сука! Знаете, как это вышло? Вы хоть что-нибудь знаете об этом, кроме того, что Билл стрелял?
Фернок предупредил:
— Поспокойнее изъясняйтесь, потерпимее, сбавьте агрессию. Уши болят…
— Хорошо — посетитель налил себе и тут же выпил, после налил хозяину кабинета и пододвинул бокал к дальнему краю письменного стола, — Так вот. В ночь гибели Роксаны Билли сошел с ума и не знал, что делать, а мои друзья, так называемые, партнеры, они, вместо того, чтоб огородить его, согласились помочь в убийствах. При всем моем бессмертном уважении к сыну Билл не являлся очень сильным и мужественным, каким я мечтал его видеть. Он был больше творческой личностью, нежели бойцом… — сделал глоток и испытал мгновенное облегчение, — Он дал денег им, украл мой боевой пистолет. И теперь эти уроды, иначе не назвать, отгуливаются на свободе. Моего сына наверняка запрут в психушке лет на тридцать только из-за того, что его вовремя не привели в чувства! Был бы я рядом с ним, я бы все сделал правильно! В общем, если и строить какие-то выводы, то становится совершенно очевидно, что…
— Постойте! — лейтенант «обрезал» монолог Бэйлондса, — Вот интересно! То есть, получается, уроды, выражаясь на вашем сленге, во время совершения преступлений были в себе, а сейчас гуляют? А ваш, с ваших слов, несчастный сыночек сидит взаперти, но на момент совершения убийств ни черта не соображал? Сколько ж шакалы взяли с него?
«Так и знал, что спросит. Черт возьми».
Пухлый Родерик покраснел, когда вспомнил сумму.
— Пять миллионов…
Фернок назвал свою цену:
— Два с половиной… — но это не все, — Не считая того, что дали мне.
— А не много ли? — Бэйлондс посмотрел на него с диким изумлением.
«Очень наглый коп».
— Учитывая, что я буду стараться для преступника… — лейтенант трижды моргнул, — Мало!
Светлым днем, в четырнадцать ноль пять Фредди выступил перед народом Мракана, как и обещал его духу-защитнику — Спауну. Этот поступок — обязанность. В тишине работать куда легче…
Послушать многообещающую речь прокурора об обретении гармонии собрались все «сливки» города — чиновники, депутаты, юристы крупных компаний, как на федеральном, так и на мировом уровне, некоторые творческие личности. Явились миллионер Остин Грин (который, если верить газетам, немного прихворал) и на недельку прилетевшая в Мракан английская актриса театра и кино Эмили Уотсон, сразившая всех наповал своим черным платьем.
Фредди, весь деловой, вышел к людям — к народу, который клялся оберегать. Первые несколько минут прокурор не убирал с лица широкую гримасу, а когда пришло время традиционного толкания речи, выпрямился и… улыбка незаметно исчезла.
«Сегодня мой день».
Через минуту микрофон коснулся его губ.
— Приезжие считают, что наш город — непреложная среда обитания демонов, умалишенных психиатров, фанатиков и психов! Преступность постепенно сгорает, но оставляет пепел, пишут американские СМИ! — Кригера фотографировали, снимали на камеру, ему улыбались. Это касалось всех, и мужчин, и женщин, и детей, и бедных, и богатых. Всякий, кто носил с собой фотоаппарат, или тот же сотовый телефон, фотографировал, не подбирая ракурса, — У господина мэра же совсем другое мнение, которое, так как, к сожалению, сегодня его нет с нами и, соответственно, прокомментировать мою болтовню, он не сможет! Но, несмотря на все трудности, несмотря на частичную правдивость прогнозов СМИ и приезжих, я хочу, чтобы вы помнили — Фредди глубоко вздохнул и протяжно выдохнул, — Темнее всего ночью, незадолго до утра. А утром рассвет…
— И я обещаю вам, что пред утренним рассветом Джеймс Баллук — преступник, паразитирующий на обществе, сядет за решетку! Поверьте, этот день скоро наступит…
Кригер услышал массу хвалебных выкриков и громких оваций. Поступило немало просьб об автографе, навязчивых и даже просьб с угрозами.
Помочь прокурору добраться до машины помогла растолкавшая толпу полиция…
Гонимая, отверженная душа Билли скиталась от одного края камеры к другому. Пациент не мог обрести покой, постоянно дергался, бубнил. Врачи, так редко заходящие к нему, покачивали головой, когда в надежде поговорить с ним получали очередную цитату драматурга.
У Бартоломью ночная смена, он проверял вновь поступивших и через час осмотра зашел к новенькому.
— Что ты мне скажешь, Билли? — врач посмотрел на него взглядом, на редкость добродушным для персонала клиники и сразу отвернулся, так как не мог скрыть явного отвращения к бледнолицему существу, которое когда-то было жизнерадостным, полным планов на будущее, идей и амбиций человеком.
Грим так никто и не смыл. Он все еще тёк по щекам…
Билл повернулся к лечащему доктору и выпалил очередную фразу…
— Безнравственностью не достигнешь большего, чем правдой. Добродетель отважна, и добро никогда не испытывает страха. Я никогда не пожалею о том, что совершил доброе дело.
— Шекспир… — тихо молвил главврач, «переварив» цитату. Эрне, хоть и считал, что все безнадежно, что все попытки вернуть того самого жизнерадостного, полного идей и амбиций Уильяма Бэйлондса по умолчанию тщетны и напрасны, пытаться помочь пациенту входило в состав клятвы грека, — Стандартизация мыслей — вещь ужасная, но еще страшнее, когда мысли путаются от тяжеловесности. Старайся думать о чем-нибудь, что можешь понять. Не подпускай к себе так близко то, чего не понимаешь. Это уносит от реальности…
Билли, присевший на корточки, выдал еще одну цитатку. Тихим, умиротворенным, но болезненным голосом.
— Как тот актер, который, оробев, теряет нить давно знакомой роли, Как тот безумец, что, впадая в гнев, в избытке сил теряет силу воли…
«Это бесполезно. Парень практически овощ» — подумал Бартоломью и оставил Билли в одиночестве, но не забыл попрощаться, так как непрерывно заставлял себя с должной вежливостью относиться к больным…
