— Член комиссии Патолс, торгую левым цветным металлом, — представился старец мирно и вежливо, — покупают.
Тут кто-то зарыдал, я слез с Патолса и огляделся. Рядом в чернике лежали еще четверо, и рыдал один из них — молодой парень в костюме Пьеро. Его слезы собирались в быстро растущую лужу, в центре которой на темной скользкой доске внезапно возникла головка дрожащего ребенка с выпученным от ужаса глазком и гнойными язвами на бледных пульсирующих щечках.
— Ну, вот, Тримпс, — заметил относительно молодой генерал с пожухлым растительным венчиком на голове — снова повышенное содержание тяжелых металлов. Думать нужно, где девочек топить!
— Что делать, это самый дешевый экологический тест, — оправдывался Тримпс, — шпроты теперь не достать — все на экспорт идут.
— Пониженные коленные рефлексы, скверный аппетит, угнетенное состояние духа, — диагностировал состояние девочки мускулистый мужчина, одетый Айболитом, — и, во-вторых, у меня возникло ощущение, что вас что-то сильно тревожит.
— Такое, уж, лето, доктор Аушаутс, выдалось. Это касается и второго вопроса, — вздохнула девочка, — а что касается вас, генерал Пергрубрюс, то нравственное сознание начинается с вопроса, поставленного Богом:
«Каин, где твой брат Авель?»
— Пушкайтис снова удрал в ее чемодан, — смутился генерал, — поймите, я просто солдат, я просто устал, и меня, к примеру, абсолютно устраивает широко распространенный тезис, что в повсеместном пьянстве повинны только русские.
— Бедный Пушкайтис! — ехидно заметила малютка и обратилась к пузатому господину в черном цилиндре, — рождественская елка от спонсора в самом разгаре лета! Как мило с вашей стороны, господин Пильвитс!
— А вы, девочка, все равно до Нового года не доживете, объяснил спонсор свою позицию в этом вопросе без всякого смущения.
— И я не успею воплотить в жизнь те представления о любви, которые живут в моей душе? — ахнула малютка, взмахнув рыбьим хвостом, и перевела выпученный от ужаса глазок в мою сторону, — не перенесете ли вы меня из этой Скагганакской пропасти в большое озеро?
— У меня рука болит, у меня рука болит, — забормотал я, подняв абсолютно целую и невредимую конечность.
— Тогда купите мне синюю шляпу, — прокричала малютка мне вслед, но я уже был далеко.
Серые дощатые стены деревенского сарая выросли из тумана совершенно внезапно. В сарае царствовала мирная семейная обстановка. Полненькая некрасивая девушка в чепце со значком «Ударник коммунистического труда» на груди вязала при свечах затейливую кружевную салфетку.
— Черт, как неудобно вышло! Увертывалась, ведь, как могла, — горевала она время от времени, касаясь пальцами отметин помады на своей шее, — и что это женщины во мне находят?
Сделав очередную петельку, девушка окунула салфетку в отбеливатель «Асе», а потом встала на стул и примерила ее к бордовому нейлоновому плащу небритого типа в черных непрозрачных очках, тихо покачивающегося на веревке под самой крышей сарая.
— Как я понимаю, Джейн, ты собираешься извлечь максимум из моей временной беспомощности, — прохрипел висельник, оскалив черные гнилые зубы.
— Для мазохиста это просто находка, Рочестер, — строго сказала девушка, — и с завтрашнего дня мы не будем прятать наших отношений.
— Можешь пользоваться моей зубной щеткой, — улыбнулся ей висельник с видимой благодарностью, но, пока она слезала со стула, быстренько высунул ей синий распухший язык.
По моему разумению, в моем присутствии здесь никто не нуждался, и я удалился без излишнего шума.
Шоссе было совсем рядом, но силы покидали меня, и я уселся под большой сосной прямо у самой дороги. То, что под сосной перед венком из линялых искусственных цветов в синеватом бархатистом мху росли свеженькие человечьи уши, впечатления на меня уже не произвело. Я лишь отметил для себя, что они сильно смахивают на американские куриные окорочка. Спустя пару минут у сосны появился волк в форме колумбийского полковника. Из кобуры на поясе выглядывала обглоданная по краям пицца.
— Собственно говоря, — произнес он с кавказским акцентом, усаживаясь рядом со мной, — по служебной линии я уже достиг максимума, следующие уровни требуют слишком больших компромиссов.
— Что делать, — сказал я, — и кто виноват?
— Болдуин и Дудикофф — решительно заявил полковник, пододвинувшись поближе, — временные связи слишком отвлекают от работы, и я подумывал последнее время о более удобном варианте — разумеется, без всяких официальных излишеств.
— Не напрягайся ты так, — сказал я, пытаясь скинуть с плеча волчью лапу, — усыновить меня тебе не удастся.
— Не суетись под клиентом, — гаркнул полковник, замахиваясь пиццей, — будешь изображать мне девушку с веслом, пока краска не облупится!
Очнулся я от громких мужских голосов. Двое крепких ребятишек высились прямо надо мной.
— Почему здесь мох синий? — спросил я их, очищая личико от растительности — не спрашивать же, почему уши из земли растут.
— Собаки здесь мочились — может поэтому? — задумчиво ответил носатый шатен с жесткой военной спиной, — раньше под сосной только одно ухо было — инструкторское.
— У меня была авария, — сообразил я, наконец, сообщить о главном, — а где, теперь не знаю…
— Семьдесят семь. Из Москвы. Чинить будем? — выдал бородатый и рыжеватый. Он выглядел информированным человеком, и я согласился с ним, хотя ничего не мог сказать по этому поводу.
— У нас в деревне все на одном месте разбиваются. В больницу не надо? — спросил шатен.
— Нет, я в порядке. Отлежаться бы только в тепле.
— Как тебя зовут? — спросил другой, и я, подумав, пошарил в карманах куртки. В бумажнике находились мокрые пачки зеленых и деревянных, мелочь и визитки. В глянцевых картоночках значилось, что вероятным владельцем денежных знаков является Олег Понырев (Oleg Ponyrev), профессиональный дизайнер, владелец строительной фирмы «Мечта бездомного». Я протянул им визитку. Рыжеватый, назвавшись Юозасом, пообещал поднести мои вещи, а шатен повел меня к дому. За домом женщина предпенсионного возраста копалась на зелененькой луковой грядке.
— Мать! — сказал шатен, представившись Стасисом Око-пирмскасом, — там опять на шоссе авария. Пусть москвич у нас отлежится.
Женщина всматривалась в меня долго и подозрительно, а я тем временем скользил взглядом по обветшалому сараю, маленькой кухоньке на высокой насыпи и высоким соснам на холме за огородом.
— Хорошо, — сказала она, наконец, — я уберу в комнате, там Альгис ночевал на прошлой неделе.
— Юмис! — крикнула она куда-то в воздух, — у нас гость из Москвы. Посмотри, как на Альгиса похож.
Двое немолодых мужчин с одинаковыми лицами мгновенно показались во дворе, но один вышел из сарая, а второй, с розовым тазиком на голом теле, показался в дверях маленького деревянного домика за огородом у самого леса. Оба они были среднего роста, но у первого были широкие худые плечи, поджарый живот и странная клочковатая поросль на голове, а второй, с жирными покатыми плечами и кругленьким животиком, был абсолютно лыс. Первый подошел ко мне.
— К нам давно уже никто не ездит, — сказал он с акцентом, подавая руку, а я в ответ представился.
— Олег Понырев. Большой у вас дом!
— Да, его строили мои покойные родители.
— А это ваш брат? — кивнул я в сторону леса.
— Какой брат? — не понял он сразу, а потом махнул рукой, — нет, это банщик.
— Я уже, — выглянула хозяйка из окна, — идите, ложитесь.
Я обогнул дом и зашел с другого крыльца на небольшую террасу. Левая дверь с террасы вела в маленькую комнатку. Дизайн оставлял желать лучшего, мебель имела вид сборный и допотопный, но обои были новенькими. На столе стояли кружка молока и тарелка с хлебом и толсто нарезанными ломтями копченого сала. Я выпил молоко, запер дверь, разложил мокрые дензнаки в пустых полках серванта, а потом лег в приготовленную хозяйкой постель и проснулся, когда уже темнело и сыпал мелкий дождик. Мои вещи лежали на террасе.
Сон не принес мне существенного облегчения — он был неоднократным повторением прошедшей ночи, но девушки носились надо мной в свежеструганных гробах с криками: «Не лякайся, я кохаю тебе…», а в мокрой траве красовалась табличка: «По газонам не ходить», подписанная братьями А. Волохонским и А.
Хвостенко. Чувствовал я себя примерно так же, как моя соседка по лестнице, свеженькая пенсионерка, большая любительница неопознанных летающих объектов, считавшая, что некоторыми ее действиями определенно руководят представители неземных цивилизаций. Какими именно — она никогда не говорила, и теперь я ее понимал.
Денежки просохли, и я выложил из сумки на тумбочку бритвенные принадлежности и одеколон. В кейсе оказалась куча всяких деловых бумаг, права и паспорт с двумя фотографиями, выданный на уже знакомое мне имя. Мне оказалось тридцать три года, и мои дела, как представлялось, шли неплохо.
