Позже, после посредственного ужина и бутылки дорогого калифорнийского каберне-совиньон и одной порции крем брюле на двоих, я заказываю стаканчик пятидесятидолларового портвейна, а Джин пьет эспрессо без кофеина и спрашивает меня, откуда произошло название ресторана. Я рассказываю ей, ничего не придумывая, — хотя меня так и подмывает сказать какую-нибудь чушь, только чтобы посмотреть, поверит ли она. Сидя напротив Джин во мраке «Аркадии», легко поверить, что она проглотит все, что угодно, — ее влюбленность делает ее беззащитной. Я нахожу это на удивление неэротичным. Я даже мог бы рассказать ей про мою приверженность апартеиду и вынудить ее найти причины, по которым ей следует согласиться со мной и вложить крупную сумму денег в расистские организации, которы…
— Аркадия — это древняя область в Пелопоннесе, это в Греции. Она была основана в 370 году до нашей эры, и была полностью окружена горами. Ее крупнейшим городом был… Мегаполис, который стал и центром политической активности и столицей Аркадийской конфедерации…
Я делаю глоток портвейна, густого, крепкого и дорогого.
— Он был разрушен во время греческой войны за независимость.
Я снова замолкаю.
— Первоначально Пану поклонялись в Аркадии. Ты знаешь, кто такой был Пан?
Не сводя с меня глаз, она кивает.
— Его праздненства походили на праздненства Бахуса, — рассказываю я. — По ночам он резвился с нимфами, а вот днем любил… попугать путников… Отсюда произошло слово пан-ика.
Ну и так далее. Я поражен, что это сохранилось в моей памяти и, подняв глаза от портвейна, куда задумчиво смотрел, улыбаюсь ей. Она долго смущенно молчит, не зная, как отреагировать, но, в конце концов, глубоко заглядывает мне в глаза и подавшись вперед над столом, запинаясь, произносит:
— Это… так… интересно.
Это все, что она говорит, но больше от нее и не требуется.
11:34. Мы стоим на тротуаре перед домом Джин в Верхнем Вест Сайде. Швейцар осторожно наблюдает за нами, его взгляд следит за мной из подъезда, наполняя меня несказанным ужасом. Завеса звезд, миллионы рассеянных звезд сверкают на небе, их столько, что это унижает меня, и мне трудно это стерпеть. Я что-то говорю о тревожности, Джин пожимает плечами и кивает. Похоже, ее сознание не в ладах с языком, она словно пытается найти рациональноый ответ на вопрос, кто я такой на самом деле, но, это, разумеется, невозможно: ключа… нет.
— Ужин был замечательный, — говорит она. — Большое тебе спасибо.
— На самом деле еда была так себе, но пожалуйста, — пожимаю я плечами.
— Может, зайдешь, выпьешь что-нибудь? — спрашивает она чересчур небрежно. Но даже если мне не нравится ее поведение, это не значит, что я не хочу подняться — вот только что-то останавливает меня, подавляет жажду крови: швейцар? освещение подъезда? ее губная помада? К тому же я начинаю думать, что порнография значительно проще, чем реальный секс, и из-за поэтому гораздо приятнее.
— А у тебя есть пейот[39]]? — спрашиваю я.
Она озадаченно молчит.
— Что?
— Шучу, — говорю я, потом. — Слушай, я хочу посмотреть передачу Дэвида Леттермана, поэтому… — я замолкаю, не понимая, почему я медлю. — Мне надо идти.
— Ты можешь посмотреть его… — она останавливается, потом предлагает, — у меня.
Выдержав паузу, я спрашиваю:
— А у тебя есть кабельное?
— Да, — кивает она. — У меня есть кабельное.
Поставленный в тупик, я снова замолкаю, делаю вид, что должен обмозговать это.
— Да нет, ладно. Я лучше посмотрю… не по кабельному.
Она кидает на меня печальный, недоумевающий взгляд:
— Что случилось?
— Мне надо вернуть видеокассеты, — торопливо объясняю я.
Помолчав, она говорит:
— Сейчас? Но ведь уже… — она смотрит на свои часы, — почти полночь.
— Ну да, — говорю я, гораздо отрешеннее.
— Ну тогда… спокойной ночи, — произносит она.
Какие книги читает Джин? Заголовки проносятся у меня в голове: Как Заставить Мужчину Влюбиться в Вас. Как Сохранить Его Любовь Навечно. Венец — Делу Конец: Как Выйти Замуж За Год. Дополнение. В кармане пальто я тереблю пачку презервативов в футляре из страусиной кожи, купленных на прошлой неделе в Luc Benoit.
Но нет.
Нет.
После неловкого рукопожатия, она, не отпуская мою руку, спрашивает:
— Это правда? У тебя нет кабельного?
И хотя вечер был совершенно неромантическим, она обнимает меня и на этот раз от нее исходит тепло, с которым я не знаком. Я привык воображать, что все происходит как в кино, что события как-то укладываются в рамки сюжета, что сейчас я почти слышу, как играет оркестр, почти вижу, как медленно плывет вокруг нас камера, как над головами у нас в замедленной съемке вспыхивает салют, как ее семидесятимиллиметровые губы шепчут мне: "Я хочу тебя", — с Dolby звуком. Но я обнимаю ее холодно, и понимаю — сначала смутно, а потом все с большей ясностью, что буря, которая бушевала внутри меня, утихла, и что Джин целует меня в губы. Это возвращает меня в реальность, и я легонько отталкиваю ее. Она со страхом смотрит на меня.
— Слушай, мне надо идти, — говорю я, глядя на свой Rolex. — Я не хочу пропустить… Дурацкие Выходки Наших Питомцев.
— Хорошо, — произносит она, успокаиваясь. — Пока.
— Спокойной ночи, — говорю я.
Мы оба устремляемся в разные стороны, но неожиданно она что-то выкрикивает.
Я оборачиваюсь.
— Не забудь, что у тебя завтрак с Фредериком Бенне и Чарльзом Рустом в «21», — говорит она из двери, которую держит для нее открытой швейцар.
— Спасибо, — кричу я, маша рукой. — У меня полностью вылетело из головы.
Помахав в ответ, она исчезает в вестибюле.
Потом я иду к Парк авеню, чтобы поймать там такси, и прохожу мимо бездомного бродяги — представителя генетического низшего класса. Пока он тихо клянчит мелочь, хоть «что-нибудь», я замечаю рядом с ним, на ступенях церкви, где он сидит, пакет из книжного магазина Barnes&Noble, и не могу вслух не рассмеяться: «Ого, так ты читаешь», — а потом, на заднем сиденье такси, по дороге домой через город, представляю, как мы с Джин прохладным весенним утром бежим по Централ Парк, взявшись за руки и смеясь. Мы покупаем воздушные шарики и отпускаем их в небо.
Май перетекает в июнь, перетекающий в июль, подкрадывающийся к августу. Из-за жары последние четыре ночи подряд меня преследовали сны о вивисекции, а сейчас я ничем не занят, прозябаю у себя в кабинете с тошнотворной головной болью, слушаю плейер с приятным диском Кенни Джи, но комнату заливает яркий полуденный свет, он пронизывает мой череп, заставляя похмелье пульсировать в голове — и поэтому сегодня утром тренировки не было. Слушая музыку, я замечаю, что мигает вторая лампочка на телефоне, а это означает, что ко мне рвется Джин.
Вздохнув, я осторожно снимаю наушники.
— В чем дело? — монотонно спрашиваю я.
— М-м-м, Патрик? — начинает она.
— Да-а-а, Джи-ин? — снисходительно тяну я.
— Патрик, мистер Дональд Кимбел хочет встретиться с тобой, — нервно произносит она.
— Кто такой? — рассеянно огрызаюсь я.
Она издает тихий беспокойный вздох и понижает голос:
— Детектив Дональд Кимбел.
Я медлю, глядя в окно на небо, потом на свой монитор, на безголовую девушку, которую я рисовал на обложке свежего номера Sports Illustrated, раз-другой провожу рукой по глянцевой поверхности, потом отрываю обложку и комкаю ее. Наконец я заговариваю:
— Скажи ему…
Потом, обдумав свои свои возможности, замолкаю и начинаю снова:
— Скажи ему, что я обедаю.
Джин молчит, потом шепчет:
— Патрик… я думаю, он знает, что ты здесь.
Я долго молчу, тогда она добавляет, по-прежнему приглушенно:
— Сейчас только полодиннадцатого.
Я вздыхаю, опять молчу, потом, сдерживая панику, говорю:
— Ну впусти его.
Я встаю, подхожу к зеркалу Jodi, висящему рядом с картиной Джорджа Стаббса, и проверяю прическу, приглаживаю волосы роговым гребешком, потом хладнокровно беру телефонную трубку и, готовя себя к трудной сцене, притворяюсь, что говорю с Джоном Акерсом. Четко говорить в телефон я начинаю до того, как детектив входит в мой кабинет.
— Итак, Джон…
Я откашливаюсь.
— Тебе следует носить одежду, соответствующую твоему телосложению, — говорю я в пустоту. — Что касается рубашек в широкую полоску, дружище, то тут есть определенные можно и нельзя. Рубашка в широкую полоску требует, чтобы костюм и галстук были либо однотонными, либо с очень сдержанным узором…
Дверь в кабинет открывается, и я жестом приглашаю войти детектива. Он на удивление молод, может, даже моего возраста. На нем льняной костюм от Armani, похожий на мой, хотя он выглядит немного небрежно, и это круто, так что это беспокоит меня. Я обнадеживающе улыбаюсь ему.
— А рубашка с более высоким номером ткани означает, что она более ноская, чем… Да, я знаю… Но чтобы определить это, тебе нужно внимательно изучить материал…