В волнующем фильме Хейнса мы видим то, как проявляется паранойя по поводу тела, но фильм, однако, не исключает ни одного из противоречащих друг другу объяснений. «Безопасность» заставляет зрителя задуматься о том, что болезнь Кэрол носит исключительно психологический характер и что все эти носовые кровотечения и приступы удушья — сильная истерическая реакция на окружающий героиню и вызывающий клаустрофобию средний класс. В то же время фильм явно намекает на то, что аллергия Кэрол действительно вызвана внешними причинами и взваливать ответственность за такую болезнь на самого человека — опасная ошибка.[417] Тем самым «Безопасность» представляет телесную панику Кэрол и как метафорическую, и как буквальную и отнюдь не дает понять, как можно — или следует — разрешить это герменевтическое противоречие.
В отличие от этого фильма большинство объяснений, посвященных телесной панике, начиная с рассказов о похищении инопланетянами и заканчивая культурологическими исследованиями нарушения питания, настаивает либо на строго буквальной, либо на метафорической трактовке. Как мы отмечали во Введении, в своих «Историях» Элен Шоуолтер утверждает, что ярко выраженные физиологические симптомы спорных заболеваний наподобие синдрома войны в Заливе, по сути, являются метафорами психических проблем. В каждом случае она настаивает на том, что аллергические реакции — э го истерические симптомы нарушения психики (в случае с синдромом войны в Заливе причиной служит травма, нанесенная войной, грязная реальность которой была далека от созданного массмедиа чистого образа хирургически точных военных действий). Шоуолтер доказывает, что популярные конспиративистские объяснения этого синдрома (солдаты случайно или целенаправленно подверглись воздействию пестицидов или лекарственных смесей, подавляющих действие нервно-паралитического газа, подробности чего правительство теперь замалчивает) только мешают пострадавшим встретиться с настоящим источником их проблем, а именно с их нарушенной психикой. Хотя Шоуолтер спешит заметить, что страдания этих людей очень реальны, пусть даже они и носят психологический характер, подобно предводителю культа в Ренвуде, она советует жертвам взять на себя ответственность за свою болезнь (хотя, очевидно, не за ее причины) и перестать винить внешние факторы во внутренних проблемах. Но будет логичней признать, что и конспирологические теории, и физические симптомы — это метафорическое выражение (хотя не обязательно результат) неприемлемых сторон скорее социальной, чем личной жизни, однако они исключительно реальны. На самом деле вместо того, чтобы фазу отмахиваться от конспирологаческих теорий и телесной паники как истерических проявлений неустойчивой психики, важно найти способ понять симптомы и рассуждения о заговоре одновременно и буквально, и метафорически с той же герменевтической неопределенностью, как в фильме «Безопасность». Урок, который следует из обновленной иммунологии и фильма Хейнса, заключается в том, что больше невозможно и даже нежелательно проводить резкую моральную или научную границу между внутренним и внешним, психологическим и физиологическим, личным и окружающим, буквальным и метафорическим. Как пишет Гай Нейсмит, проницательно рассуждая о фильме «Безопасность»: «Аллергию Кэрол можно счигать симптомом и истерии, и заболевания, появляющегося под воздействием окружающей средой, если только мы считаем истерию формой заболевания, появляющегося под воздействием окружающей средой, а не считаем заболевание, вызванное окружающей средой, формой истерии».[418] Как и «Секретные материалы», «Безопасность» противопоставляет одну объяснительную конструкцию другой, неизменно оставляя открытой возможность, что кажущиеся окончательными объяснения можно изменить. Хотя многие конспирологические сценарии на тему, к примеру, синдрома войны в Заливе или множественной химической чувствительности, несомненно, ошибочны в том виде, в каком они существуют, учитывая их герменевтическое колебание между буквальным и метафорическим, а также между психологическим и физиологическим, их нельзя отбрасывать как упрощение сложных проблем. По крайней мере, они всерьез относятся к представлению о том, что иммунологическое тело безнадежно опутано своей социальной и физической окружающей средой, поэтому абсолютной защиты больше не существует.
Опасный бизнес
Итак, можно утверждать, что невозможность полностью уберечься от заражения уже не обязательно служит признаком параноидально-бредового мышления, даже если в отдельных случаях некоторые обвинения и не выдерживают критики. С распространением биологических, ядерных и химических источников опасности, образующих связанную с риском глобализованную экономику, уже никто не может быть уверенным в том, что в какой-то момент находится в полной безопасности. В последнее время все более актуальной становится теория о роли риска и безопасности в современном западном обществе. В своей новаторской работе Ульрих Бек пишет о том, что понятие риска становится центральным для работ, посвященных транснациональному капитализму, при этом свобода от риска (например, в виде вредного воздействия окружающей среды) заменяет традиционные формы классовых различий, основанные на богатстве.[419] Растущая зависимость постфордистских экономик от стратегии оценки риска подтверждает, что осознание и молчаливое признание постоянно присутствующих, но статистически незначительных угроз становится нормой. И действительно, можно даже говорить о том, что риск — это просто измеренная и ставшая привычной паранойя, которой не больше, чем при определении угрозы, связанной с уязвимостью телом.
Роль конспирологических теорий при оценке действия и ответственности в обществе, в котором господствует риск и девизом которого могла бы стать фраза «все связано», подробнее мы рассмотрим в последней главе, а сейчас обратим внимание на те ощутимые угрозы телу, которые часто принимают конспирати-вистское обличье и сводят воедино телесное и корпоративное. Особенно часто эта двойная логика сквозит в опасениях по поводу пищи. Хотя страхи, связанные с безопасностью продуктов питания, появились в США давным-давно (самым известным произведением на эту тему стали «Джунгли» Эптона Синклера), за последние десять лет общественная паника по поводу безопасности продуктов стала особенно заметна, причем нередко ее подпитывает установка на то, что чудеса современной технологии исправили то, что часто считалось признаком экономической отсталости.
Внушительная часть этих опасений выражается в терминах угрозы телу. Так, искусственный заменитель жира Olestra, разработанный компанией Proctor & Gamble, стал предметом открытых дискуссий, где обсуждалось его воздействие на пищеварительную систему. Сначала продукты, изготовленные на основе Olestra, например чипсы Pringle, сопровождались предупреждением Управления по контролю за продуктами и лекарствами, гласившим, что эти продукты могут вызвать «спазмы в животе и жидкий стул», или, как формулировалось в некоторых ставших широко известными медицинских отчетах, «анальную протечку». Появилось множество сообщений о людях, пострадавших от этих побочных эффектов, и эти истории быстро превратились в одну из городских легенд. Существует даже вебсайт, где выложены хайку на тему неприятных побочных эффектов Olestra. С одной стороны, нетрудно догадаться, что эти россказни о протекающем презренном теле свидетельствуют о гомофобных страхах перед тем, что чей-нибудь задний проход выйдет из-под контроля, и напоминают псевдо-медицинскую истерию в начале эпидемии СПИДа, когда пошли слухи о том, что опасно пользоваться одной раздевалкой вместе с геями из-за того, что у них течет из заднего прохода.[420] С другой стороны, эти истории обращают внимание на вполне обоснованное беспокойство по поводу того, что Управление по контролю за продуктами и лекарствами поторопилось одобрить этот новый чудо-продукт, не придав значения не столько его слабительному эффекту, сколько его склонности вытягивать из пищеварительной системы даже то малое количество витаминов, которые есть в этой не самой здоровой пище. Городским легендам не составило труда связать этот случай с более масштабными и дикими теориями заговора, связанными с компанией Proctor & Gamble, о которой долго ходили необоснованные слухи, будто бы эта корпорация является организация сатанистов. Более того, панические истории, которые вертятся вокруг выделений и «чужеродной» природы входящих в состав Olestra искусственных полимеров, не усваивающихся организмом, следует рассматривать в контексте с более распространенным и зачастую не вызывающим сомнения представлением об обычных пищевых жирах как о враждебной, инородной субстанции, которую необходимо выводить из тела при помощи «безжировых» диет, а в крайнем случае — липосакции. То, что показалось бы «параноидальными» страхами в случае с Olestra, — нормально для дискурса, выстраивающегося вокруг жира в современной американской культуре. Возможно, продукгы, изготовленные с применением Olestra, вызвали телесную панику среди отдельных покупателей, но для многих остальных обещание не содержащей жира закуски — это суть технологической утопии, позволяющей, кажется, кому угодно иметь по пирожному.
