– Еще бы, – задумчиво сказала Флика. – Страдания объединяют.
– Знаешь, несколько дней назад со мной произошел случай.
– Так, значит, тебе есть что рассказать.
– Только одна история. Никто еще не знает. В тот вечер Шепард – извини за подробности, об этом не принято говорить – делал мне клизму.
– Все нормально. Мама постоянно мне делает. Что до меня, так я бы предпочла вообще пропустить процесс переваривания пищи, но этот способ в нашем доме не очень популярен.
– Так вот, о Шепарде… Я не уверена, что люди должны быть настолько посвящены в столь интимные дела друг друга.
– Но вы же муж и жена. Ты должна была привыкнуть, что он вставляет кое-что. Какая разница куда?
Глинис рассмеялась и закашлялась.
– Секс все же немного приятнее клизмы.
– Ну, я пока не знаю.
– Можешь мне поверить. Ты иногда общаешься с мальчиками?
– В прошлом году один парень пригласил меня на танец на школьном балу. Но он определенно просто хотел показать всем остальным, какой он великодушный. Зарабатывал себе очки, чтобы родители и учителя могли гордиться прекрасным ребенком. Не представляешь, какое у него было лицо, когда я отказала. Мне понравилось. Я не прочь помочь друзьям улучшить анкету для поступления в колледж. – За последний год манеры Флики очень изменились, стали дерзкими, порой даже нахальными. – Вернемся к твоему рассказу.
– Клизма не привела к желаемому результату и, ну, дерьмо… оно осталось твердым. Как глина. И он… ему пришлось… все выковыривать. Я изо всех сил старалась скрыть стыд. Я лежала на краю ванной попой кверху – как тут не стыдиться. Мой муж всегда считал меня прекрасной. Он не привык к тому, что после прикосновения к моему телу его пальцы перемазаны калом. Он просто молодец, отнесся к этому как к медицинской процедуре, но все же… Мне отвратительно то, к чему свелась наша жизнь, я сама себе противна.
– Это и есть твой «случай»?
– Нет, главное произошло позже. Было три часа ночи. Я не могла уснуть. Мы встали, но я не хотела вставать. Не хотела – вообще не хотела там быть. После клизмы я, наверное, целый час провела в душе, чтобы унять дрожь и перестать чесаться, но сыпь не проходила. Из-за язв во рту мне трудно говорить и глотать, даже улыбаться – хоть я этого давно и не делаю. Я была без сил, совершенно опустошенная, в легких внезапно возникло такое ощущение… Что я не могу вздохнуть, словно тону…
– Ты мне рассказываешь. После воспаления легких со мной бывает еще хуже. И постоянно.
– Я… мне захотелось вырваться. Захотелось так страстно… Казалось, я разваливаюсь на кусочки. Потом сдавило все тело. Это напомнило, как сестры однажды набросились на меня, когда мне было двенадцать. Они потащили меня в маленькую комнатку в подвале, затолкали там в старый шкаф и заперли на щеколду. Сестры посмеялись и ушли. Это самое яркое воспоминание из детства. Я пронзительно кричала, но родителей не было в доме, меня никто не слышал. Я орала, пока не охрипла. С силой колотила по стенкам, потом руки и колени были в синяках. Между досками были широкие щели, не думаю, что я бы задохнулась, но в какой-то момент показалось, что мне не хватает воздуха. Я просидела в шкафу часа два. Мне до сих пор иногда снится тот случай.
– И откуда ты хочешь вырваться, из того вечера? – спросила Флика с таким видом, словно уже знала ответ.
– Из себя. Из всего. Стыдно признаться, но со мной случилась истерика. «Выпустите меня!» Понимаешь? «Отпусти!» Я так кричала.
Глинис пыталась изобразить происшедшее, но выглядела совсем не убедительно. В реальности все было не так мирно. Она царапалась до крови, когда пыталась вырваться из рук Шепарда. На его теле до сих пор остались следы, а она переломала оставшиеся ногти. Она смотрела на Флику во все глаза и тяжело дышала, так сильны были внутренние переживания. Шепард все убрал, и она так и не узнала, разбила ли что-нибудь.
– Я боялась поднять на него глаза, когда рассвело. Я так буянила, что он с трудом уложил меня в постель и засунул в рот таблетку «марципана».
Флику ее рассказ ничуть не встревожил.
– Добавим еще рвоту, и описанное тобой будет похоже на приступ при СВД. Что же касается желания «вырваться» – выход только один, Глин.
– Неправда! – с жаром воскликнула она. – Мне осталось еще шесть химий, и все. Последнее МРТ показало некоторые улучшения. – Она сделала короткую паузу, и стало ясно, что она лжет; сентябрьская томография была даже хуже, поэтому Глинис попросила мужа в дальнейшем беседовать с врачом без нее и не рассказывать о результатах. «Но мы все равно победим болезнь. Существует еще один вариант. Полная ремиссия. Есть и другой выход, в этом все дело».
Флика вскинула брови, заставив Глинис позавидовать тому, что они у девочки есть. Флика старалась быть толерантной.
– Хм, и ты в это веришь.
– Мне больше не во что верить.
– Я уверена, что другой вариант ничуть не хуже.
– Даже не думай.
– А я хочу думать, – помотала головой Флика. – И думаю.
– У всех бывают мрачные мысли. Об этом я тебе и рассказываю. Но ты обязана держаться.
– Это все говорят.
– Что ты имеешь в виду?
– Через год я буду официально совершеннолетней и смогу поступать как сама считаю нужным.
– Угрожаешь?
– Скорее, обещаю. Я устала от того, что своим существованием делаю большое одолжение.
– Моя жизнь ни для кого не удовольствие, – тихо сказала Глинис. – Я лишь мешаю мужу. Порчу ему жизнь.
– Не пори чушь. Ты самое главное, что заботит Шепа, только ради тебя он просыпается утром. Это же очевидно. Очень похоже на ситуацию со мной и моим отцом.
– Шеп с большим удовольствием уехал бы на пустынный остров.
– Пемба – не пустыня. Он показывал мне картинки. Там джунгли и всякое такое. Классно!
Глинис с трудом подавила гнев. Какого черта Шепард показывал девочке фотографии острова, на котором она никогда не побывает?
– Все же я думаю… – пробормотала Флика. – Знаешь, после определенной черты, если всё так всё.
– Дело не в этом. Флика пожала плечами:
– Тебе виднее.
– Мне станет лучше. Я чувствую: однажды мне станет лучше. Выражение лица девочки напомнило ей взгляд свекра. Так
смотрят пастыри на прихожан.
– Я тоже кое-что могу рассказать, – начала Флика, явно желая отвлечься от предыдущей темы, сочтя ее безнадежной. – Я сняла видео для благотворительного фонда по сбору средств на изучение СВД.
– Здорово.
Флика зло рассмеялась, изо рта потекла слюна.
– Не очень, как выяснилось. Мы все были приглашены на премьеру, но моего ролика не было в фильме.
– Почему они его не использовали? Они как-то это объяснили?
– Еще бы. Глава фонда сказал, что не уверен, что у меня достаточно позитивный взгляд. – Она захихикала.
– Полагаю, ты должна воспринимать эти слова как комплимент.
– Может быть. Но настоящая причина не в этом. Я случайно услышала разговор одного из директоров у стойки администратора. Он сказал, что удачно получилось сделать правильный акцент и «скрытый намек» для спонсоров. Дети выглядели «больными», но «милыми». Дошло? Ведь я всего лишь… – Флика закашлялась, – просто «больной» ребенок.
– Мне кажется, ты очень милая.
– Не надо, Глин. У меня, конечно, проблемы с глазами, но я не слепая. – Не будучи курильщицей, Флика иногда начинала говорить низким грудным голосом. – А еще что-то происходит с моими родителями. Они больше не ругаются, а это, как ни странно, дурной знак. Мне кажется, они собрались разводиться.
– Нет! Я в это никогда не поверю! Хотя они могут остаться вместе ради тебя.
– Какая разница, верим мы или нет. Посмотрим. Но меня не покидает чувство, знаешь, будто они просто живут в одном доме, как соседи. Я подозреваю, именно из-за этого Хитер очень поправилась.
– Это плохо. Она всегда была такой хорошенькой маленькой девочкой.
– Хорошенькой, может быть, но уже не маленькой точно. У нее появились друзья, они принимают нейролептики, противосудорожные препараты, риталин и всякое такое, и они все очень толстые. Она жалуется, что набрала вес из-за кортомалофрина.
– А он от чего?
– Это просто леденцы. Лекарство, придуманное моими родителями специально для Хитер, чтобы она чувствовала себя особенной. Они жульничали много лет – до меня дошло только несколько недель назад. Я услышала, как папа ворчал на маму, зачем выбрасывать десять баксов, чтобы получить «рецепт» и купить «лекарство» в аптеке, когда можно просто насыпать в пузырек «Эм энд Эмс». Позже я его спросила, что это все значит, и он раскололся. А Хитер жалуется на «побочные эффекты», хотя на самом деле «побочные эффекты» дает мороженое «Хааген Дацс»… Меня это достало. Думаю, я поступила… плохо. – Флика смущенно улыбнулась.
– Ты ей рассказала.
– Да. Она мне не верила, пока я не растерла в порошок весь пузырек с ее кортомалофрином, размешала в стакане воды и вылила себе в трубку. Ничего не произошло. Меня не увезли в больницу с передозировкой. Тогда до нее дошло – она дура.
