точно, всё такая же. Я сразу запутался и задохнулся в копне непослушных медных волос.
– Как ты? Боже! Поверить не могу! Я приезжаю сюда раз в тысячу лет и вдруг встречаю тебя посреди дороги! Это же удивительно! Как ты? Боже, я всё говорю и говорю. Расскажи, как дела? – тараторила она, отпрянув для того, чтобы разглядеть меня с расстояния вытянутых рук, не отпускавших мои плечи, и снова кинулась обнимать.
– Не говори! – произнёс наконец я, когда она, смутившись своей пылкости, отпустила меня и вся покраснела, как краснела когда-то, много лет тому назад. – Это и правда удивительно! Я сам приезжаю сюда не чаще, чем раз в полгода. Проведать свою старушку (дед скончался несколько лет назад, а бабушка доживала последние тяжёлые годы жизни).
– Ты переехал?
– Да, лет пять-шесть назад переехал. Живу тут, недалеко, ближе к центру. Поверить не могу, ты тоже в эту секунду тут… – я не нашёл, что ещё сказать, и лишь спросил в ответ: – Ты как?
Хотя я был в курсе, как она. В наше время случайные встречи раз в десятилетие совершенно утратили своё очарование. Все знают, как дела друг у друга, и вопрос «как ты?» не подразумевал никакого интереса, оставшись сухой формальностью, обречённой на верную смерть.
– Ой, глупо так, конечно. Что сейчас можно рассказать за минуту? – вторила она моим мыслям. – Много чего произошло… Я замужем, у меня дочь.
Потом я узнал, что в день нашей встречи она уже была беременна своим вторым ребёнком, сыном, срок был ранний, и она сочла нужным скрыть это.
Ася предложила зайти с ней к её бабушке: «Она напекла пирогов, да и чай уже остывает. Бабушка будет рада, если мы разделим с ней эту трапезу. Мы нормально поболтаем! Как раньше…» Ася запнулась, произнеся последнюю фразу неуверенно и тихо. «Как раньше», – мысленно повторил я.
На аккуратно захламлённой кухне застыл аромат выпечки и кофе, свежесваренного в старой турке. Сначала её старики сидели с нами, потом оставили нас наедине, занявшись бесконечными домашними хлопотами. Мы вспоминали весёлые и смешные истории, которые нам довелось пережить. Десятки «а помнишь?» слились в одну густую массу прошлого, которое заволокло настоящее своим опьяняющим дымом.
– Господи, будто и нет всех этих лет, правда? – воскликнула она, успокоившись наконец после очередного приступа хохота, когда речь зашла про отдых в доме её родителей, где мы из раза в раз разносили всё в пух и прах. – Какая же относительная штука – время… Вроде всё тянется, а вроде пролетает как одно мгновение. Так подумать… столько всего случилось, и вот мы сидим у меня на кухне, взрослые уже дядя с тётей, а говорим так, как говорили бы тогда… Правда? Хочешь вина? У бабушки всегда есть грузинское вино…
Я согласился. Сладкий гранат наполнил хрустальные бокалы. В холодильнике для нас нашёлся дешёвый российский сыр и яблоки, которые Ася нарезала тонкими дольками.
– Слушай, а когда мы виделись в последний раз?
– Не знаю, точно не помню…
Она расставила тарелки с закуской на столе. Села на своё место – на стул напротив диванчика, на котором сидел я, и задала вопрос, который всё это время витал в воздухе, но никак не мог протиснуться в нашу беспечную беседу.
– Это было до или после смерти Вани?
Я помолчал с минуту, вертя в руке бокал с красным вином, в тусклом свете кухонной лампы казавшимся почти чёрным.
– Не знаю… Последний раз, кажется, мы встретились так же случайно. Ты говорила, что переезжаешь. Это было буквально за несколько недель до… – я запнулся, думая, как лучше бы сказать о Ване, – до его ухода.
Она молча выпила почти весь бокал разом и больше к вину не притронулась, наливая лишь мне.
– Ты был у него на могиле? Давай съездим?
Я был на Ваниной могиле всего один раз. Его уход стал для всех нас большим шоком. Особенно для его родителей, у которых он был единственным, горячо любимым сыном. Дима, лучший Ванин друг, звонил им, чтобы узнать о дате погребальной церемонии, но они попросили забыть их номер. Он звонил потом ещё один раз, думая, что их боль способна утихнуть, но они повторили свою просьбу, сказав лишь адрес захоронения.
На третью годовщину его смерти мы с пацанами съездили на кладбище и нашли заботливо убранную, чистую могилу, стоя у которой, я будто свидетельствовал огромному, беспрестанному горю родных..
Мы с Асей договорились съездить. Был конец зимы, и приближалась очередная годовщина его смерти.
– Знаешь… Я ведь всегда любила его…
«Зачем она говорит мне об этом сейчас? Какое это имеет значение. Зачем перекладывает на меня груз своего прошлого?»
– Я видел… – тихо произнёс я, не в силах поднять глаз от бокала. – …А я любил тебя. Всё то время, что мы общались… И долгое время потом, – я сделал большой глоток, опустошив половину бокала.
С души свалился огромный камень, и он же, завертевшись бумерангом, прилетел мне в голову.
– Как глупо… – тихо ответила она, сразу смутившись своим словами, покраснев ещё больше.
Цвет её щёк почти достигал цвета вина, что мы пили.
– Глупо?
– Прости… Я говорю… Как глупо получилось, правда?
Мы сидели молча. На столе лежали остатки закуски, на глазах терявшие свою свежесть. Заканчивать с ними не было ни малейшего желания. Я чувствовал себя нелепо. «Зачем всё это?» – вертелось в моей голове. Не было ничего более бессмысленного и ненужного чем-то, что происходило на этой кухне. Ничего не было тогда, не будет и сейчас. Эта встреча разворошила в душе то, что было похоронено под многолетними слоями прочих чувств и эмоций. Оно было там, но утратило свою значимость, и никогда вновь не сможет стать чем-то весомым в настоящем.
– Ну… я наверное пойду. Мне завтра рано надо… – я не договорил.
Ася торопливо встала, точно опомнившись наконец от накативших чувств к прошлому.
– Конечно, конечно! Понимаю. Прости. Я провожу тебя.
Мы стояли у двери. Я – обутый, в лёгком кашемировом пальто цвета мокрого асфальта. На щеках аккуратная щетина, модная стрижка. Улучшенная версия прежнего меня. А внутри всё тот же робеющий мальчишка.
– Ну… что ж. Пока… – тихо произнесла она, не поднимая взор от входного коврика.
– Так мы едем?
– Куда? – не поняла она.
– Ну, к Ваньке на могилу. Ты же хотела.
–А, да. Конечно. Давай. На годовщину, да? Надо всех наших собрать, наверное. И Марго, наверное, сможет…
–Пока, Ась… – я провёл тыльной стороной ладони по её веснушчатой щеке от виска к уху, наклонился, и поцеловал на прощанье в щёку. Она ответила таким же, ничего не значащим поцелуем.
– Пока, Серёж…
Это был последний раз, когда мы виделись.
Я спустился на улицу и побрёл в сторону своего двора, где оставил машину. Перед тем, как сесть в неё,
