Энн Мэри сегодня выглядит ниибацца потрясающе. Она всегда отлично выглядит, даже без косметики — она ей просто-напросто не нужна, по правде говоря — но сегодня она ослепительная. Глаза у нее светятся, большие синие огоньки приплясывают от счастья, и солнце облило ее носик смешной компашкой веснушек. Ее светлые волосы стянуты сзади в самый несложный хвост, отчего она выглядит такой свеженькой, прямо только что вставшая с постели проснувшаяся супермодель. Элл МакФерсон до нее, как до Китая раком.
Мы крепко застряли в пробке на Мб, обоих трясет с жутчайшего бодуна после вчерашних отмечаний, и я не успею привезти ее вовремя к ее дневной смене. Энн Мэри, она насчет работы въедливая — ответственная дальше некуда, при том, что начальником у нее Син. Но сегодня он пускай ее хоть увольняет, ее не колышет — хотя он вроде и не собирался и все такое. Но ничто не сотрет эту улыбку с ее мордашки. Не думаю, чтобы раньше хоть раз видел ее такой счастливой. У меня реально в прямом смысле сердце заходит, от такого-то дела. Приколись, такая штука, я-то сразу просек, что она моя единственная — но всегда считал, что Энн Мэри заслужила кого-нибудь получше. Не пойми меня неправильно и все дела — никто б не смог ее любить так, как я, и никто не будет о ней заботится так, как я. Но как я могу рассчитывать только на это? Энн Мэри, ей же нравятся классные вещи. Я всегда думал, что ей стоит жить с футболистом или каким-нибудь юристом, если ты понимаешь, о чем я — у нее есть внешность, тут двух мнений быть не может. Я не то что стыжусь ее или что-то еще. Ничего подобного. С чего девушка будет разбегаться в своих амбициях после той жизни, какую она вела? Она же большую ее часть провела в этих ебучих детдомах, таскали ее из одного в другой. Отметилась в большем числе комнат, чем какой-нибудь ниибацца посол. Что после этого должно отложиться в голове у ребенка, а — все эти кровати, спальни все эти ебучие? Наша спальня для меня всегда была главным источником стабильности в жизни. Однажды нас в ней четверо жило, когда наши Кайерон с Эдди все еще жили дома, но по любому она была для меня собственным замкнутым мирком. Хуй его знает, чем для нее это должно было быть. Реально бьет по мозгам эта тема, как подумаю об этом. Но Энн Мэри, она боец. Она боролась всю свою жизнь, и она любит нам говорить, что все, чего у нее не было в детстве, она вдвойне оторвет себе теперь. Так что мне не в напряг грохнуть две сотни на платье для нее у этой самой Кэрен Миллен. И я был только рад занять денег и взять ей «тигру», когда она только стала работать у Сина. Но свадьба, ё, — мои предки в обморок рухнут, когда я им скажу, что ни церкви, ничего такого не намечается. Только не мы — не я и она. Мы с ней, она и я, будем жениться в этой самой Мексике. И кстати, она правильно придумала. У нее нет же семьи, правильно — только пара-тройка друзей и тому подобное. И я без говна, не прикалываюсь, реально, как бы они хорошие друзья, они для нее в лепешку расшибутся, но в конце-то концов, каково ей будет идти в церковь, куда приперлись только одни мои родственники с друзьями. Это неправильно, ё. Очень неправильно было бы так поступить.
Милли
От зрелища «Блэкберн-Арме», когда я выруливаю на Фолкнер-стрит, у меня лицо растягивается в большую, тупую улыбку. Я обожаю это место. Оно единственное в этом ожерелье баров, которое не переделало себя заново, чтобы отвечать вкусам непрекращающегося потока студентов за последние несколько лет. «Бельведер», «Каледония», «Грейпс» и «Пилигрим», все они были снабжены современными удобствами и изменились в худшую сторону. Мы с Джеми ходили выпивать в «Бельведер» еще когда я училась в школе, и тогда от этого места у меня напрочь сносило башню — и сам паб, и его ночные совы, и их истории. Туда стягивалось множество безумных персонажей, которые были такой же неотъемлемой частью этого места, как и покрытые никотином стены. В местных пабах собирался довольно неприглядный контингент, и там хватало всяких дешевых девочек — и, среди прочего, симпатичных девочек. Они резко отличались от изможденных уличных доходяг, кем сегодня кишит Хоуп-стрит. То были ухоженные женщины, умевшие вести беседу не менее изысканно, чем ебстись.
Однако, «Блэкберн-Арме» неподвластен эволюции. Мистер Кили утверждает, что это заведение осталось в точности таким же, каким было во времена его детства. Единственное, что изменилось, это музыка в автомате, но даже там превалирует классика.
Когда я вхожу внутрь, на меня никто не обращает внимания. Даже ни одна голова не дернулась. Мне это нравится. Это означает, что я могу сидеть здесь много часов, меня никто не побеспокоит, и не будет никаких угроз или напрягов со стороны мужиков, за исключением случайной улыбки там и сям.
По помещению рассредоточена полдюжины людей, все они низко склонились над пинтами темной и густой жидкости — одинокие выпивохи с лицами, не уступающими в своей поношенности здешней мебели. Работает телевизор, его переливчатый гул такой же как всегда, всегдашний отстой. Ни один из присутствующих его не смотрит, но, вроде, он никого и не напрягает. Он включен целыми днями и ночами напролет. Я спрашиваю пинту «Стеллы» и ставлю две песни на проигрывателе — Арету Франклин «I say a Little Рrауеr» и Ван Моррисона «Moondance» — идеальный фон для бездельного начала дня. Устраиваюсь за столиком возле задней двери, и немолодой мужчина, сидящий напротив, поднимает руку в приветственном жесте, при этом его бурый лысый череп остается покоиться у него на груди.
— Добрый день, сэр, — говорю я.
Он отвечает еле различимым кивком головы. После этого я вправе встать и пересесть к нему, возможно, купить ему пинту-другую. Я могу преподнести себя в образе иммигрантки — румынской цыганки из Праги. Раскручиваю холодную, освежающую жидкость во рту и даю ей стечь мне внутрь. Истинная магия.
Время идет. Музыка заглушила телевизор, и я начинаю чувствовать себя неплохо. Все мои печали медленно улетучиваются. Джеми. Я собираюсь позвонить ему, как только выберусь отсюда. То, чем мы обладаем — слишком сильное, слишком прекрасное, чтобы разрешить ему просто так уйти. И даже если они все-таки поженятся, это не значит, что я потеряю его. Джеми не кажется мне тем типом парней, что бросают своих друзей ради женщины, хотя бы и Энн Мэри. Он бы давно это проделал. Ебты, я его семья! Для мистера и миссис Кили я как дочка, и ничто не изменит этого. Я не допущу. Я звякну ему, сразу как уйду отсюда, и скажу, как я рада за него, скажу ему, как сильно я люблю его. Скажу, скажу. Я даже скажу ему, что приглашаю эту суку отметить это дело вечерком. Ооооо, это вызывает во мне самое приятное чувство — самое! Теперь я представляю себе его лицо, обалдевшее от радости и облегчения, что две главные женщины его жизни подружатся. А потом возникнет беспокойство, тут-же, а то ж он станет беспокоиться, что Энн Мэри попытается отделаться от этого, будет искать поводы, не захочет идти. Он так отчаянно мечтает, чтобы она и я поладили. Ладно, хуй с ним — сделаю это ради него. Вывезу желтую бабцу за город. Но сейчас я буду сидеть в баре и упиваться успокаивающим речитативом Вана.
Джеми
Когда мы вываливаем новость Сину, он устраивает свою обычную показуху вроде того, что я типа сообщаю ему, что выиграл два пенса при помощи крапленой карты. Но затем он премирует Энн Мэри выходным на сегодня, перетирает по сотовому и приглашает нас в то французское заведение на Ларк-Лейн. Он говорит кому-то там, на другом конце, о котором мы заключаем, что это какой-то друг Лаймов, чтобы они приготовили нам их самое лучшее шампанское, а расплатится он где-то на неделе. Еще он сообщает нам, что отвезет нас первым ниибацца классом в ниибацца Мексику. Сперва я пытаюсь его тормознуть. Не пойми меня неправильно, ё, приятно, что он морочится тем и тем, базара нет, но у пацана есть своя гордость, надо его понять, нет? Но затем я ловлю взгляд, который Энн Мэри пытается скрыть это разочарование и прежде всего стыд. Стыд за себя, что она так воспринимает. И затем, это ж я себя чувствую мудозвоном, нет? Кажусь полной задницей за то, что — из-за своей тупой гордости чуть не отнял у нее то, чего ей правда-правда хочется. С тяжелым сердцем я принимаю предложение.
Французская тошниловка на Ларк-Лейн оказалась ниибацца крутой. На самом деле, там так симпатично, что я наполовину позволил себе пропереться оттого, что мы затусились туда при спонсорстве Сина. Обстановка теплая и душевная, а персонал заставляет поверить, что тебе тут рады дальше некуда, и вообще, тут намного лучше, чем во всех остальных ночных заведениях 60 Хоуп-стрит. Я к тому, что по справедливости, и все такое, Милли дошла до невменяемого состояния, и К концу вечера сам то я в общем-то перестал быть активистом общества трезвости. Но в этом вся особенность малыша Милли — с ней нет возможности классно оторваться. Эта девочка во всем ищет и находит способ навыебываться. Вот, теперь чувствую себя козлом за то, что такое про нее говорю. Но в конце-то концов, с Энн Мэри все это дело — здорово.
