кого я знал. Мне казалось, я любил Джоди. По крайней мере, часто ловил себя на том, что веду себя так, будто люблю. Но это чувство не поддавалось анализу и я наслаждался им как таковым: глубоким, хрупким, относительным состоянием бытия, намеком на возможность. Если бы в тот момент Джоди находилась в комнате и лежала в кровати и если бы она мне сказала: «Джо, иди, ложись рядом» — я бы подошел и лет рядом с ней.
— Нормально, — ответил Том. — По виду у неё всё нормально.
Но у меня не возникло импульса идти ее разыскивать. Знай я, что она сидит в «Забегаловке у Джима Мура», я бы не стал тащиться на Шеридан-Сквер ее вылавливать.
— То есть, по-твоему, она рвёт жопу, где б надыбать торча, и при этом выглядит классно, а, Том?
— Ага! — поддакнула Фэй.
— Не так уж она рвёт, — сказал Том. — Она не сильно торчит.
Прислушиваясь к его интонациям, я задумался, за что он не любит Джоди. Я не однажды у него спрашивал, но он всегда отвечал уклончиво. Разумеется, я понимаю, за что можно не любить Джоди.
— Она не блядь, чувак! — сказала Тому Фэй, сверля его своими злобными жёлтыми глазками. В свете камина они поблескивали как пожелтевшая слоновая кость.
Том возразил, что он этого не говорил, а она не употребляет столько, чтоб реально сидеть.
— «Реально» сидеть, — иронично произнесла Фэй. — Да она вмажет все, что нароет, чувак.
— Она, может, на панели, может больше синячит [5], — сказал Том.
— Конечно, это у неё может стать профессией, — сказал я.
— Вот, что самое дерьмовое в этой стране, — сказала Фэй. — Начинаешь торчать и это становится твоей профессией.
«Поддерживать свою привычку, — думал я. То же самое говорила мне Мойра: «Джоди! Да она тобой пользуется! Ляжет в своём гнёздышке и ждёт, чтоб ты примчался её кормить. Она как клуша, жирная, жадная маленькая клуша!» Эта мысль меня только позабавила. Не в том дело, что мне самому она не приходила в голову. Джоди бы выжала меня всего безжалостно. Я для смеху признался Мойре, что люблю Джоди. «И она тебя любит, надо думать! Джо, ты придурок! Герыч она любит. Господи, как ты меня бесишь! И еще приходишь ко мне за баблом, чтоб ей это говно купить! Она же тебе даже не даст!» «Ладно, хорош, — быстро перебил ее я, — но дело не в этом, Мойра. Ни в том, чего ты думаешь, и точно также ни в том, как ты думаешь, всё происходит».
Я помню, Джоди сказала:
— Если мы все-таки вдруг займёмся любовью, Джо, это будет конец!
Конец любви, она имела в виду, бесповоротный.
— Типа передоза, Джоди?
— Когда не в завязке, — сказала Фэй, — либо ищешь, где взять, либо ищешь деньги, чтоб было на что взять.
— Это все упрощает, — с улыбкой вставил я, — Том, ты готов всё упростить и стать профессионалом?
Фэй хрипло засмеялась.
— Я завтра спрыгиваю, — деревянным голосом возвестил Том. протягивая к огню длинные ладони.
Мы вдвоём оглянулись на него.
— Я к тому, что на хуй, — продолжал он медленно и немногословно. — Засиделся я. Хуйня сплошная. В основном время свое провожу в метро. Езжу туда-сюда. Затариваюсь.
— Ага, — согласилась Фэй. Ее губы изогнулись в улыбке, когда она снова ткнула в огонь дровиной: — Это здорово напрягает.
Конечно, я сознавал, что играю с ними, как всегда играл. А они играют со мной и друг с другом. Я спросил себя, всегда ли так было. Во всём жизненном процессе как можно рассчитывать, что другие люди станут вести себя как-то иначе кроме «как будто»? На этой ноте меня охватило ощущение, что я думаю как-то не по-настоящему, я позволил героину вернуться и полностью захватить меня. И тогда только эта комната существует. Будто пещера. Будто «Крепость». А существуют другие люди или нет, — это неважно, это неважно вообще. Джунгли не могут подползти ближе, чем к крайней точке моего восприятия. Не имеет значения, что происходило раньше, до момента вмазки. И мне снова вспомнилась Джоди, какая она полненькая оттого, что слишком увлекается мучным, её мягкий кругленький животик, её бедра, без крайней необходимости переплетённые, её уродливо израненные руки, пятно на тыльной стороне левой ладони, яркое, между большим и указательным пальцами… напоминает небольшую сиреневую кисту… туда она вводит иглу всякий раз, как вмазывается. «Вот здесь твоя пизда, Джоди», — как-то я ей сказал, и помню, как она на меня посмотрела. мягко и задумчиво, вытащила иглу, поглядела на бусину крови, которая появилась на тыльной стороне сё ладони, и как она потом сунула руку мне в рот.
— Я даже без колес [6], — объявил Том Тир, — за три дня я слезу.
— Конечно, трёх дней достаточно, — Фэй не договорила. Она обхватила руками колени и нагнулась к огню, положив подбородок на кисти рук.
— Обойдусь без колес, — повторил Том, откидываясь назад и закрывая глаза.
— Чем ты будешь заниматься весь день, когда тебе не надо будет искать, чем вмазаться? — спросил я у него.
— Ты пишешь, — сказала Фэй, поглядывая на меня сбоку и снизу вверх, — «Каин» — классный.
— Да, но для остальных же это не обязательно. Это все, что у меня есть, кроме Настоящего… понимаешь меня?
— Конечно. — сказала Фэй, — Это и доказывает.
— Ага. Здесь был Килрой.
— Я б почитал, — сказал Том. (Он никогда не прочтёт. Он боится доказательств. Ему свойственна какая-то восторженная нерассудительность, типа как у его сумасшедшей псины, в зубах доказательств.)
— В любое время, — ответил я. — Я для нас написал. Это пособие для наркоманов и прочих кротов.
Фэй хрипло засмеялась.
— Здорово, — сказала она. — Как там было про виселицы, Джо?
Я расплылся в улыбке от удовольствия себя процитировать.
«Если виселицы пусты, чего большего ждать преступнику?» Я показывал Джоди «Книгу Каина». Что-то помешало ей хоть как-нибудь отреагировать. Она сказала, что не поняла. Тупо посмотрела и покачала головой.
— Вообще ничего? — недоверчиво переспросил я.
Фэй все сразу поняла. А Том — нет. Он почесал свою косматую голову. У его псины была точно такая же косматая башка, только каштановая. Зато Фэй поняла.
— Самое то, — сказала она. — Не бросай. Тебе надо как-то довести до ума. А то получится одна большая тягомотина. Если б мне только найти, где работать!»
— Поезжай в Мехико или обратно в Париж, — предложил я. — Тебе надо полностью поменять обстановку. Здесь, в Нью-Йорке, у тебя все идёт своим ходом до бесконечности. В Париж лучше. В Мехико стоит дороже, чем здесь, только атмосфера лучше.
— Скажи снова, — ответила
