Хотя она была царицей, а он еще не так давно — рабом, многие самым серьезным образом пытались определить, кто из них больше выигрывает от этого брака.
Друзилле пятнадцать лет, она ослепительно хороша и почитается царского рода. Как-никак правнучка Ирода Великого, иудейского царя, сестра царя Агриппы II и уже год как жена Азиса, царя Эмесы. К тому же — жена искренне любимая! Азис ради того, чтобы жениться на ней, перешел в иудейскую веру, подчинившись всем требованиям Завета.
И вот Друзилла внезапно расторгает этот примерный брак, хотя по иудейским законам такое не положено, так как добиваться развода — исключительное право мужчин. Она покидает Азиса и выходит замуж за человека значительно старше ее, дважды уже женатого, гонителя иудеев, вольноотпущенника!
Что заставило Друзиллу презреть царскую диадему, достоинство царского рода, наказ Завета?
Любители всего необычайного и таинственного рассказывали, что Феликс впервые увидел Друзиллу в театре, когда она уже была женой Азиса. Восхищенный ее красотой, он тотчас же принялся добиваться ее руки, что, разумеется, было нелегко. Ему, однако, помог некий астролог-киприот. Возможно, тот убедил Друзиллу, что звезды уже загодя предназначили ее Феликсу? А может, он прибег к помощи чар и любистка, разбудив в юной женщине столь бурное чувство, что она забыла обо всем, безвольно покорившись зову страсти?
Трезвые и искушенные в делах сего мира люди снисходительно улыбались, слушая эти возвышенные рассказы об астрологе-киприоте, о звездах и любистке, о необыкновенной любви с первого взгляда. Они не отрицали, что Феликс действительно мог увидеть Друзиллу именно в театре. Вполне вероятно и то, что позже он прибег к посредничеству прославленного знатока магии, ибо тот вхож повсюду, а женщины крайне падки к советам предсказателей! Но как раз люди трезвого ума склонны были оценить поступок Друзиллы (с виду легкомысленный) как довольно-таки предусмотрительный ход. Да и Феликс, по их мнению, сделал недурной выбор.
Причины, по которым люди рассудительные одобрили брак обоих, заслуживают того, чтобы вникнуть в суть дела.
Друзилла была царицей Эмесы? Звучит вроде бы величаво. Но что, однако, представляет собой на самом деле такое гордо именуемое владычество? Маленький городишко в Сирии на берегу горного Оронта. Долина, правда, возделываемая, но сразу же к востоку от нее — бескрайняя и грозная пустыня, населенная одними арабскими кочевниками. Впрочем, их достаточно и в самой Эмесе. Далек отсюда путь к богатым, пульсирующим жизнью городам Сирии, Финикии, Палестины, к Антиохии и Бейруту, Цезареи и Иерусалиму! Царь Эмесы правит только по воле римлян, которым просто невыгодно содержать собственную администрацию и воинские гарнизоны в таком нищем и отдаленном краю. Пусть сам правитель заботится о том, как сохранить на границе мир и отразить набеги кочевников. Ради этого царю приходится добиваться благосклонности наместников и римских военачальников в Сирии и Иудее. Итак, если смахнуть позолоту слов и титулов, то оказывается, что Друзилла, в сущности, была не царицей, а женой слуги римского императора. И это Друзилла — сестра царя Агриппы? Еще несколько месяцев назад он был властителем такого же ранга, что и царь Эмесы, заправляя одним лишь городком Халкидой. В последнее время, пользуясь благосклонностью императора, он как бы взамен Халкиды получил три владения на границе Сирии и Палестины: Басан, Галаад, Трахон. Он властвует также над Иерусалимским храмом. И все это потому, что А гриппе покровительствует нынешний император Клавдий.
Однако на благосклонность римлян никогда нельзя полностью полагаться. А что, если при дворе императора право голоса обретет враждебная Агриппе группировка? Тогда он может потерять все. Впрочем, для Друзиллы это не имеет значения: в любой ситуации ей нечего рассчитывать на доброжелательность своего царственного брата. Не секрет, что под боком у него ее смертельный враг — родная сестра ее и Агриппы — Береника. Повод для ненависти чисто женский. Береника на десять лет старше Друзиллы и, пожалуй, не так красива, зато уж безнравственна и начисто лишена угрызений совести. Она уже дважды была замужем, но по-настоящему любит только своего брата Агриппу. И не пытается даже это скрывать.
Итак, Друзилла ныне жена римского вольноотпущенника. Это правда, что Марк Антоний Феликс был рабом. Свидетельством этого служит как раз его звучное имя и фамилия, такое же, как у славного полководца и триумвира, жившего двумя поколениями ранее; того, который был любовником Клеопатры и погиб, побежденный, покончив самоубийством свыше восьмидесяти лет назад. Так вот, Феликс — а он прямо так и назывался, будучи рабом, — принадлежал дочери триумвира, Антонии. Та в конце жизни, а возможно, только в завещании, одарила свободой и Феликса и его брата Палланта. Обоих она считала самыми преданными из домочадцев. В Риме было принято, что вольноотпущенник берет имя и родовую фамилию своего господина, а свое собственное имя сохраняет как кличку; таким образом, выходит, что уже свободным человеком он родился благодаря благодеянию патрона и потому является как бы членом семьи последнего. Поскольку Феликс и Паллант принадлежали женщине, они, обретя свободу, получили имя и фамилию ее отца. Поэтому оба брата стали Марками Антониями.
Сама Антония умерла в мае 37 года при крайне загадочных обстоятельствах. Правда, она была уже семидесятитрехлетней старухой и можно полагать, что скончалась естественной смертью. Однако некоторые факты свидетельствовали о другом.
В то время уже три месяца императором был внук Антонии Гай Цезарь, именуемый Калигулой. Вся империя с энтузиазмом приветствовала вступление на престол этого двадцатипятилетнего юнца. Его воспринимали вестником светлого дня после кошмарной ночи Тибериева правления. Следует признать, что поначалу новый властелин умело поддерживал и даже укреплял это благосклонное отношение к себе широких масс. Он восстановил доброе имя жертв беззаконных бесчинств Тиберия — как живых, так и мертвых. На Форуме публично сжег все протоколы и доносы, касающиеся дел и процессов минувших лет, при этом присягнул, что содержание записей ему не известно. Позже выяснилось: сожжены были только какие-то старые бумаги, подлинные документы Калигула тщательно хранил. Он распорядился публиковать данные о государственных расходах, засекреченные при Тиберии. Он не принимал доносчиков. Разрешил приобретать и читать те произведения исторического характера, которые прежде, из-за критики императоров и государственного строя, изымались из библиотек и уничтожались. Калигула заявил: «Я больше всего заинтересован в том, чтобы сохранить Для потомства всю правду!»
При всеобщем ликовании только одна Антония проявляла сдержанность, хотя император оказывал своей бабке наивысшие почести. Ведь это по его предложению сенат воздал уважаемой матроне немалые почести, среди них и присвоение ей титула Августы. Но Антония знала Калигулу лучше, чем кто-либо: после трагической смерти своего отца Германика, а позже и матери внук несколько лет воспитывался именно в ее доме. От зоркого ока Антонии не укрылись признаки вырождения, таившиеся в натуре мальчика. Она одна понимала, сколько хитрости и шутовства таится в красивых либеральных жестах нового властителя. Более того, у Антонии хватило мужества порицать императора столь же сурово и откровенно, как и тогда, когда он был маленьким и дерзким мальчишкой. Калигула не мог простить ей этого.
Об истинных причинах смерти Антонии ходили разные слухи. Одни говорили, что она умерла от огорчения после того, как внук грубо обошелся с ней, другие утверждали, что она покончила с жизнью сама, а некоторые давали понять, что старушку отравили. Так или иначе, император даже не принял участия в похоронах бабки. Из окон дворцовой застольной он спокойно наблюдал, как где-то вдали поднимается дым погребального костра.
Все четыре года правления Калигулы вольноотпущенники Антонии были озабочены прежде всего тем, чтобы не вызвать чье-то недовольство. Идиллия свободы и законности скоро кончилась. Столица снова кишела доносчиками. Вновь вошли в обиход провокации, аресты, политические процессы, конфискация имущества. Прежние домочадцы Антонии держались возле единственного еще живого сына своей госпожи, он жил вместе с матерью, и ее люди успели за много лет искренне к нему привязаться.
Правда, в ту пору Клавдий никому помочь не мог. Он сам нуждался в опеке и поддержке. Калигула коварно издевался над ним. Он не уставал подвергать дядю унижениям, не раз грозил ему смертью. По части выдумок император проявлял немалую изобретательность. Он, например, произвел Клавдия в жреческую коллегию, повелев ему, однако, уплатить за оказанную честь 80 миллионов сестерциев в государственную казну. Несчастный не мог отказаться от этой милости, но, с другой стороны, не располагал подобной суммой. Он сразу же сделался бедняком и должником казны.
