А. Марченко - Диктатор

Воспоминания детства вмиг исчезли. За что наказывает ею судьба? За что наказывает его Всевышний? Покончила с собой жена, Надежда, попал в плен старший сын, куролесит и преподносит одни неприятности младший, что-то неладное творится со Светланой, в стан врагов перебежали и многие родственники…

— Ты не думаешь, Лаврентий, что наш разговор на эту тему слишком затянулся? — сердито спросил Сталин: он с чувством удовлетворения ощутил, что сострадание и жалость, вызванные рассказом Берия о сыне, постепенно истекают из его души, уступая место твердости и жестокости.— Советские люди не должны сдаваться в плен! Последний патрон — для себя! Подготовь проект директивы, рассмотрим на заседании Государственного Комитета Обороны. Надо обязать каждого военнослужащего, независимо от его служебного положения, уничтожать сдающихся в плен всеми средствами, а семьи сдающихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи.

— Прекрасное требование, готовый пункт для директивы! — восторженно отозвался Берия.— Только такими мерами мы и наведем порядок и дисциплину. Зная о столь тяжком наказании, они предпочтут смерть позорному плену.

«Какой изощренный ум! — тут же отметил про себя Берия.— Не забывает вождь думать о собственной репутации! Вот как надо уметь отводить вину от себя. Знает, что народ ропщет: били в литавры, а теперь хоть похоронный марш заказывай. Кто виноват, что армия отступает? А виноваты, оказывается, те, кто сдается в плен, вместо того, чтобы стоять насмерть».

— Надо продолжить работу по реабилитации талантливых военачальников и конструкторов,— сказал Сталин.— Пример Рокоссовского, который умело руководит войсками, подтверждает правильность и необходимость таких мер. А ведь там, в твоих «пенатах», могли сгноить такого полководца.

— Мы ведем эту работу неустанно,— заверил Берия, воспринимая эти слова Сталина как похвалу в свой адрес.

— Надо вести ее еще энергичнее,— продолжал Сталин.— Надо дать возможность талантливым авиаконструкторам, таким как Туполев, или специалистам в области ракетостроения, таким как Королев, плодотворно работать для нужд фронта.

— Многие из них уже плодотворно работают, я принял все необходимые меры…

— Плодотворно работать за решеткой не могут даже гении,— прервал его Сталин.— И если ты не можешь выпустить их на волю, сделай так, чтобы они и за решеткой ощущали себя совершенно свободными.

— Им некогда смотреть на решетки, Иосиф Виссарионович! — радостно заверил Берия.— Они так увлечены своими идеями! К тому же кормим хорошо, разрешили переписку, думаем разрешить свидания с родственниками. Так что ваши мудрые предначертания мы уже реализуем!

— И кто придумал это дурацкое слово — «предначертания»? — как бы размышляя с самим собой, беззлобно сказал Сталин.— А Королев за какие грехи у тебя сидит?

— Его еще подонок Ежов посадил,— радуясь возможности лишний раз лягнуть своего предшественника, поспешно ответил Берия.— Он даже списки на расстрел подписывал, подлец, в пьяном виде. Точнее, будучи вдрызг пьяный! А судил Королева Ульрих. Формулировка: за участие в антисоветской террористической и диверсионно-вредительской троцкистской организации. Вот фантасты! Какая может быть террористическая организация в институте Наркомата оборонной промышленности?

— А вредительство? — насторожился Сталин.

— Вредительство, конечно, возможно повсюду,— подтвердил Берия.— Ему и вменили: срыв отработки и сдачи на вооружение Красной Армии новых образцов вооружения. Это любому конструктору можно вменить, конструктор — это же не робот.

— Конструктор — тот же поэт,— задумчиво сказал Сталин.— Посетило вдохновение — готов «Медный всадник», не посетило — охотится на светских барышень. Впрочем, вменять — это у нас умеют. Вменять у нас мастера. Для этого ума не требуется. Считай, что направление работы с талантливыми учеными и конструкторами — главнейшее твое направление.

— Будет исполнено, товарищ Сталин! Королевым и Туполевым займусь в первую очередь. Кстати, наш знаменитый полководец Клим обозвал его работы по созданию ракет чушью и блажью. Сказал, что на лихом коне он скорее разобьет вражью силу и что на всякие хлопушки-погремушки не даст ни копейки.

— То, что наш Клим дурак, мы все тут знаем, главное, чтобы народ этого не знал. Что нового в Москве?

— Обстановка пока более или менее нормальная,— сказал Берия тем не менее не без озабоченности.— Но есть основания полагать, что по мере приближения немцев к столице активизируется подрывная деятельность шпионов, диверсантов, паникеров и распространителей вражеских слухов. Один любопытный факт. В Москву через Архангельск прибыл английский журналист Александр Верт, сорока лет. Из Лондона летел на гидросамолете «Каталина». Хорошо владеет русским языком. Перед отлетом его друзья выразили надежду, что он попадет в Москву раньше, чем в нее войдет Гитлер.

— Избавь меня от выслушивания всяческих дурацких баек,— раздраженно прервал его Сталин.— Говори по делу.

— Верт будет работать корреспондентом газеты «Санди таймс» и радиостанции Би-би-си.

— Какова идеологическая направленность?

— Его причисляют к прогрессивным публицистам. В узком кругу наших журналистов уже успел заметить, что ваш авторитет, товарищ Сталин, в особенности после вашего исторического выступления третьего июля, не подлежит никакому сомнению. Глаз у Верта, судя по первым данным, довольно-таки цепкий. Так, во время просмотра киножурнала «Новости дня» в кинотеатре «Колизей» он обратил внимание, что при вашем появлении на экране все зрители дружно аплодируют. Верт сказал, что, если бы у Сталина был бы не столь высокий авторитет, вряд ли люди стали бы аплодировать в темноте, если бы в действительности не испытывали бы к вам, Иосиф Виссарионович, таких возвышенных чувств.

— Это хорошо, что ты, Лаврентий, в курсе даже таких деталей. Но не забывай о главном. Немцы прут на Москву, и твои органы должны быть начеку по всей стране.

— Они начеку, товарищ Сталин! Порукой тому — ваше мудрое руководство!

— Ты знаешь, что товарищ Сталин не любит лести,— сухо заметил Сталин, вставая и протягивая руку Берия, чтобы попрощаться с ним.— Минутку,— неожиданно остановил он Берия, уже направившегося к двери.— Тут у меня одно письмо есть, возьми.— Он протянул Берия простенький конверт.— Прислала его гражданка Казинская-Грач. Она у тебя где-то в ссылке, ее еще Ежов туда законопатил. Просится на фронт.

— Этот Ежов мне уже по ночам снится,— сделал кислую мину Берия.— А если откровенно, товарищ Сталин, сейчас нам не до какой-то там Казинской-Грач. Мешаться только будет на фронте.— Берия сознательно проговорил все это, хотя и знал, что Сталин не любит даже намека на препирательство: ему важно было пронюхать, насколько серьезное значение придает Сталин этому письму и стоит ли столь же серьезно заниматься им.

— Не какой-то Казинской-Грач, товарищ Берия,— уже официально произнес Сталин,— а советской гражданки Казинской-Грач. Мы, большевики, обязаны думать о судьбе каждого советского человека, на то мы и большевики, ради этого мы совершали революцию. А помнишь, еще железный Феликс говорил: кто стал черствым, тот больше не годится для работы в ЧК.

— Виноват, товарищ Сталин, я немедленно дам ход этому письму.

— Вот и хорошо, Лаврентий, это по-большевистски,— одобрил Сталин.— Отнесись к ее просьбе со всем вниманием. Сейчас на фронте каждый новый боец представляет собой громадную ценность. А не то придется тебе, Лаврентий, задрав штаны, бежать куда-нибудь аж за Урал.

«И тебе тоже,— мгновенно мысленно отреагировал Берия.— Вместе бежать будет куда как веселее!»

— Что же касается твоего предложения, Лаврентий, обменять Якова на немецкого фельдмаршала, то его еще надо поймать. Впрочем, если ты его и поймаешь, запомни раз и навсегда: товарищ Сталин солдат на фельдмаршалов не меняет. Обмен должен быть равноценный, ну хотя бы товарища Берия обменять на господина Гиммлера. Ты же знаешь, что ты у нас — советский Гиммлер?

— Честно говоря, не хотел бы быть им,— потупился Берия, не понимая, как это в такое суровое время, когда враг рвется к Москве, вождь может тешить себя такими шуточками. То обласкает, то ушат ледяной воды на голову выплеснет…

— Зря обижаешься, Лаврентий,— усмехнулся Сталин.— Гиммлер вовсе не дурак. Гиммлер — мастер своего дела. Гитлер на такие посты абы кого не поставит.

— В таком случае воспринимаю ваше сравнение как высокую оценку моей скромной персоны, Иосиф Виссарионович,— просиял Берия, и пенсне его, в противовес настроению своего владельца, недоверчиво и зловеще сверкнуло.

— Жукова ко мне,— распорядился между тем Сталин, дождавшись, когда Берия выйдет за дверь, и позвав Поскребышева.