— Слышь, дедок? Чего там? Чего? — спрашивали рыбаки, но никто не приближался. — Бревно? Дерево?
— Сами вы дерево! — отозвался Деревнин и оттолкнул веслом труп.
— Не трогай, дед! — закричали мужики. — Не доставай! Ну его на хрен! Милиция пускай подымает!
Деревнин налег на весла, и рыбаки, словно по команде, начали грести вниз, к городу. Труп потянуло в кильватер лодки, захватило движением, и Деревнину показалось, будто он настигает «резинку» и вот-вот ткнется в борт. Пришлось снять весло и толкнуть еще раз, теперь в сторону.
«Господи! — страшась, произнес Деревнин. — Я ведь прощен. Меня же простили!»
— Не доставай!! — орали ему мужики. — В милицию поехали!
Труп отстал, прибившись к берегу, но течение относило его на фарватер. Рыбаки же повскакивали в лодках и, норовя опрокинуться, кричали наперебой, махали руками, словно таким образом хотели отвязаться, откреститься от страха. Деревнин догнал их и, не сбавляя хода, проплыл мимо.
— Давай, дедок, в милицию, — успокаиваясь, предложил один из рыбаков. — Пускай меры принимают!
— Что вам милиция? — грозно сказал Деревнин. — Привыкли: как что, так милиция… Я знаю к кому! Поехали за мной!
Рыбаки послушались, взялись за весла. Лишь две лодки, покрутившись на месте, потянулись на плес: жалко стало вечернего клева. Их крыли матом, грозили кулаками. Мужикам хотелось держаться кучкой, скопом, и, боясь отстать, они мешали друг другу, стукались веслами и бортами. И при этом никто не смел обогнать Деревнина, тем самым выделяя его как вожака.
Подплывая к лодочной станции, Деревнин заметил толпу у самой воды. Человек пятнадцать мужчин и женщин стояли полукругом, причем неподвижно, словно над могилой. Вокруг колготились подростки, бегали по громыхающим дюралевым лодкам. Подчалившись ближе к толпе, Деревнин бросил на песок «резинку» и заглянул через плечи стоящих.
— В чем тут дело?
— Да вот, утопленника поймал! — довольно объяснил сторож с лодочной станции. — Думал, топляк плывет. А зацепил багром — во!
Деревнин протолкался вперед, но посмотреть не смог: глаза закрылись сами собой, дрогнули занемевшие в лодке ноги. Он вышел из толпы и ощутил рвотный позыв. Как тогда, после первого расстрела. Проглотил, задавил в себя тошноту и сказал трезвым голосом:
— Сейчас еще одного принесет. Лови.
Люди начали медленно оборачиваться к нему, тараща недоуменные глаза. Сторож пьяненько засмеялся. Рыбаки подтягивались к толпе.
— Ну, что смотрите? — с вызовом спросил Деревнин. — Там таких утопленников целый штабель лежит! Братская могила обрушилась! А власть никаких мер не принимает!
— Где? Где? — запереглядывались люди. — Какая могила? Откуда?
— Под монастырем! — отрезал Деревнин. — Кто смелый — айда со мной!
— Хе-хе! — заржал сторож. — Если могила, были б кости! А тут целехонький! Я что, утопленников не видал?
— Их густой известью в ямах заливали, — отчеканил Деревнин, и ропот мгновенно стих. Холодный испуг побежал по лицам, словно блики лунной дорожки на серой воде. Собравшиеся наверняка видели раньше старика — примелькался на улицах, но теперь рассматривали так, будто сейчас только заметили и каждый хотел спросить: «Кто ты? Ты кто?»
Деревнин, увлекая за собой рыбаков, направился в гору. Один по одному толпа устремилась следом. Старику уже доверяли, поскольку он знал то, что для остальных пока оставалось тайной. Пока шли по набережной к горкому, за Деревниным собралось больше полусотни народу. Говорили вполголоса, но густо. Рыбаки на правах очевидцев рассказывали о яме и будоражили толпу, напитывая ее возбужденной решимостью. Даже те, кто пристал из любопытства и развлечения, скоро суровели лицами, и по устам электрической искрой пробегал вопрос: что за яма? что за трупы? откуда? почему? И строили предположения.
Все или почти все знал старик, идущий впереди, но он вел народ, а у вожаков спрашивать не принято. Каждый надеялся все узнать у горкома. Там-то скажут правду! Никому и в голову не пришло, что день субботний и начальства наверняка нет.
Сам Деревнин вспомнил об этом, когда уже пришли к горкому. Однако он не растерялся, вызвал дежурного инструктора. Молодой парень, только что взятый с комсомольской работы, увидев толпу — а по случаю выходного много было выпивших, — стушевался и заперся в приемной. Видимо, он позвонил в милицию, поскольку через несколько минут к горкому подлетела желтая дежурка.
— Первого давай! — кричали из толпы. — Пускай Кирюк выйдет!
Приехавший милиционер попытался отогнать собравшихся, но лишь растравил людей. Рыбаки пошли на него, требуя принять меры, к ним присоединились выпившие и те, кто видел пойманный на пристани труп. Милиционер наконец заметил в толпе Деревнина, обрадовался, замахал рукой:
— Дед! Что это за сборище? Чего они хотят? По какому случаю?
— Иди вон трупы из воды поднимай! — отрезал Деревнин и крикнул толпе: — Айда, мужики! Домой к Кирюку пойдем! Такое творится, а он дома прячется!
— Домой! Домой! — подхватили рыбаки. — А то дожили! Скоро удочку не забросишь!..
— Может, к Чингизу? — предложил кто-то. — Чингиз махом меры примет!
— К Кирюку! — перекричал его Деревнин. — Это дело политическое!
И никто уже больше не спорил.
Когда миновали город, толпа выросла вдвое. Однако чем ближе подходили к особняку за железной решеткой, тем короче становился шаг, и стихал гвалт. Правда, и дорога шла в гору — на одном духе не одолеешь. У ворот толпа остановилась и начала сжиматься. Милиционер вышел из будки и с недоумением уставился на мужиков.
— Вы чего? Что за демонстрация? Вроде не праздник…
— Вызывай Кирюка или открывай ворота! — распорядился Деревнин. — Поговорить надо!
— А ну, марш отсюда! — крикнул милиционер. — Поговорить!.. Вам, может, министра подать? Быстро, пошли отсюда! Быстро!
Возле ворот стояло четыре черных машины — похоже, к секретарю съехались гости. Мужики побродили вокруг них, присмотрелись и, освоившись, расселись на капоты.
— Давай Кирюка! — требовали из толпы. — Тебя чего сюда поставили? Доложи — народ пришел!
Привратник глянул через головы все прибывающего народа — женщины еще подтягивались, заполнив всю видимую часть дорожки — и заскочил в будку. Рыбаки приступили к воротам и решетке, потрясли их за прутья.
— Зови Кирюка! Дело серьезное! А то свалим к чертовой матери и сами зайдем!
— Вы что, офонарели?! — заорал милиционер через круглую форточку, не отнимая от уха телефонную трубку. — Счас всем по пятнадцать суток оформлю!
Рыбаки возмутились, а подгулявшие мужики и вовсе вошли в раж. Они со свистом и счетом начали раскачивать створки ворот, а кто-то, похваляясь силой, стал разгибать прутья решетки.
— Дедок! Лезь! Ты тощий, пролезешь! — кричали.
— Где же тощий? Выламывай пару прутьев!
Деревнин заметил человека, бегущего от дома, и узнал его: оперуполномоченный «конторы глубокого бурения». Лично они не были знакомы, но Деревнину показывали «опера» со стороны.
— В чем дело, товарищи? — спросил оперуполномоченный. — Что здесь происходит?
— Пригласите секретаря горкома! — потребовал Деревнин.
— Он занят, — был ответ.
— Кирюка! — закричали мужики, раскачивая сразу три решетчатых пролета. — Пускай правду скажет!
— Какую правду? — сохраняя спокойствие, спросил «опер».
— Правду! Правда одна! — драли глотки рыбаки. Почему покойники из берега валятся! Кто их туда положил?!
Оперуполномоченный заглянул в будку привратника, затем скорым шагом направился к дому. Привратник встал за воротами и достал пистолет.
— Немедленно отойдите от ограждения! — крикнул он срывающимся от волнения голосом. — Стрелять буду!
— Стреляй! — заорали подвыпившие мужики. — Ишь, он стрелять будет! Видали? Стреля-яй!!
Мужики раскачивали черные машины, дубасили кулаками по гулким капотам.
— Стреляй!
Привратник зажмурился и выстрелил дрожащей рукой.
От города послышался вой сирены, полоснул по сосновым стволам пронзительно синий спецсигнал — «Попугай». Те, кто не успел подтянуться к воротам, горохом сыпанули по сторонам от милицейской машины, за которой с ревом мчалась красная «пожарка».
— Не бойтесь! — призвал Деревнин. — По людям стрелять не будут! Хватит, настрелялись уже! Вон полные ямы набили! Не бойтесь!
Милиционер спрятал пистолет и стал шарить по траве, отыскивая стреляную гильзу. Загулявшие мужики, заслыша вой сирены, россыпью бросились по лесу. Рыбаки отступили от ворот. Толпа расступилась, пропуская машины, въезжающие на бетонную площадку. И как только выключили моторы, стало так тихо, что все услышали шум сосновой хвои над головой и пение вечерних птиц. В это время Деревнин увидел, что от дома идет Кирюк. Идет неторопливо, словно на прогулке, лишь легкое подергивание ног выдает волнение. Так некоторые гордецы идут к стенке…
