Джеймс Купер - Лионель Линкольн, или Осада Бостона

Ліонель наклонилъ голову, выслушавъ такое смиренное мнѣніе, и послѣ небольшой паузы перемѣнилъ разговоръ.

— Солнце уже даетъ себя чувствовать, — сказалъ онъ старику, — и когда разсѣются послѣдніе пары, мы увидимъ тѣ мѣста, которыя оба посѣщали въ прежнее время.

— Найдемъ ли мы ихъ такими, какими оставили? Или мы ихъ увидимъ во власти чужестранца?

— Во всякомъ случаѣ, не чужестранца, потому что мы всѣ подданые одного короля. Мы всѣ — одна семья, и онъ нашъ общій отецъ.

— Не стану вамъ на это возражать, что онъ очень плохой отецъ, — спокойно проговорилъ, старикъ. — Тотъ, кто занимаеть въ настоящее время англійскій тронъ, менѣе отвѣтственъ, чѣмъ его совѣтники, за тѣ притѣсненія, которыя приходится терпѣть народу въ его царствованіе.

— Сэръ, если вы будете и дальше позволять себѣ такіе-же намеки по поводу моего государя, я долженъ буду съ вами разстаться. При англійскомъ офицерѣ нельзя такъ легкомысленно отзыватъся о королѣ!

— Легкомысленно! — медленнымъ темпомъ проговврялъ старикъ:- Воть ужъ именно легкомысліе неразлучно съ сѣдой головой и восьмидесятилѣтнимъ возрастомъ. Но только вы ошибаетесь отъ излишняго усердія, молодой человѣкъ. Я самъ живалъ въ королевской атмосферѣ и умѣю отличать личность монарха отъ политики его правительства. Эта политика вызвала раздоръ въ великомъ государствѣ и со временемъ лишитъ Георга III той земли, которая справедливо считается лучшимъ перломъ въ его коронѣ.

— Сэръ, я ухожу, — сказалъ Ліонель. — Тѣ идеи, которыя вы такъ свободно высказывали на кораблѣ: во время плаванія сюда, не противорѣчили нашей конституціи, а ваши теперешнія слова черезчуръ подходятъ подъ понятіе измѣны.

— Ну, что-жъ, ступайте, — сказалъ спокойно старикъ. — Войдите въ эту опоганенную долину и прикажите вашимъ наемникамъ меня схватить и запереть. Пусть утучнится почва моей стариковской кровью. Да прежде, чѣмъ топоръ отдѣлитъ мою годову отъ туловища, прикажите своимъ безжалостнымъ гренадерамъ помучить меня хорошенько. Я такъ долго жилъ, что мнѣ не грѣхъ удѣлить нѣсколько мгновеній палачамъ.

— Я думаю, сэръ, что вы могли бы мнѣ этого не говорить, — сказалъ Ліовель.

— Вѣрно, и я иду даже дальніе: забываю свою сѣдину и прошу прощенія. Но если бы вамъ, какъ мнѣ, довелось извѣдать на себѣ весь ужасъ рабства, то вы бы сами стали особенно дорожить безцѣнными благодѣяніями свободы.

— Развѣ вы во время своихъ путешествій узнали рабство не только въ смыслѣ нарушенія принциповъ, какъ вы выражаетесь, а еще и какъ-нибудь иначе?

— Узналъ ли я рабство! — съ горькой удыбкой воскликнулъ старикъ. — Да, молодой человѣкъ, я узналъ его такъ, какъ не приведи Богъ никому: и духомъ, и тѣломъ. Я жилъ мѣсяцы, годы, слушая, какъ посторонніе люди рѣшаютъ за меня, что мнѣ ѣсть и что пить и сколько мнѣ нужно чего выдать на пропитапіе, чтобы я не умеръ съ голода. Посторонніе люди дѣлали оцѣнку моихъ страданій, контролировали выраженіе моихъ печалей, посягали на единственное утѣшеніе, оставленное мнѣ Богомъ…

— Гдѣ же это вы могли подвергаться такому обращенію? Должно быть, вы тогда попали въ руки къ невѣрнымъ варварамъ?

— Вы выразились совершенно правильно, молодой человѣкъ: къ невѣрнымъ, потому что они отрицаютъ правила, преподанныя намъ божественнымъ Искупителемъ; къ варварамъ, потому что они способны обращаться, какъ со скотомъ, съ человѣкомъ, одареннымъ душою и разумомъ.

— Отчего вы не пріѣхали въ Бостонъ и не разсказали обо всемъ этомъ народу въ Фуннель-Голлѣ? — воскликнулъ Джобъ. — Тогда бы этого такъ не оставили.

— Дитя мое, я бы охотно это сдѣлалъ, если бы могъ, но на ихъ сторонѣ была сила. Они держали меня въ своей власти, какъ демоны.

Ліонель хотѣлъ что-то сказать по этому поводу, но въ это время его окликнулъ кто-то, поднимавшійся на холмъ по другому склону. При первомъ же звукѣ этого голоса старикъ всталъ и быстро ушелъ прочь вмѣстѣ съ Джобомъ. Въ туманѣ ихъ скоро стало не видно обоихъ.

— Наконецъ-то, я васъ вижу, Ліонель! — воскликнулъ новопришедшій, появляясь на холмѣ. — Какого чорта вы здѣсь дѣлаете такъ рано и среди облаковъ? До васъ и не долѣзешь. Ужъ я взбирался, взбирался… И радъ же я вамъ, дорогой Ліонель, ужасно радъ. Мы знали, что вы должны пріѣхать съ первымъ корабдемъ. Сегодня утромъ возвращаюсь съ ученья и вижу: два лакея въ зеленыхъ ливреяхъ идутъ и ведутъ каждый по лошади. Ливреи я сеічасъ же узналъ — чьи онѣ, а съ лошадьми надѣюсь потомъ свести короткое знакомство. Спрашиваю одного изъ слугъ: «Чьи вы люди?..» Онъ мне отвѣчаетъ: «Майора Линкольна изъ Рэвенсклиффа, сэръ!» — и такимъ тономъ, точно онъ состоитъ на службѣ у самого короля. Удивительно важные дѣлаются слуги господъ, имѣющихъ десять тысячъ фунтовъ стерлинтовъ годового дохода. Задайте такой же вопросъ моему лакею — онъ вамъ отвѣтитъ просто: «Капитана Польварта 47го полка», и больше ничего. Каналья и не подумаетъ при этомъ упомянуть, что на землѣ существуетъ мѣстечко, называющееся Польвартъ-Голль.

Вся эта тирада сказана была однимъ духомъ, но послѣ нея капитанъ Польвартъ запыхался и долго не могъ ничего больше сказать. Этой паузой воспользовался Ліонель, чтобы пожать ему руку и выразить также и со своей стороны удовольствіе по поводу пріятной встрѣчи.

— Вотъ ужъ никакъ не думалъ васъ здѣсь встрѣтить, — сказалъ онъ. — Я предполагалъ, что вы встаете съ постели не раньше девяти или десяти часовъ, и собирался узнать вашъ адресъ и пойти къ вамъ къ первому, а ужъ потомъ представиться по начальству.

— За неожиданную встрѣчу со мной вы должны поблагодарить его превосходительство достопочтеннаго Томаса Гэджа, здѣшняго военнаго губерпатора, вице-адмирада, и проч., и проч., какъ онъ пишетъ въ своимъ прокламаціяхъ, хотя онъ столько же, въ сущности, губернаторъ, сколько хозяинъ вашихъ лошадей, которыхъ вы привезли съ собой сюда.

— A почему я его долженъ благодарить за нашу встрѣчу?

— Почему? A вы поглядите кругомъ. Что вы видите? Одинъ туманъ, да? Больше ничего? Само собой разумѣется, что такой тучный человѣкъ, какъ я, и притомъ страдающій одышкой, не пошелъ бы сюда ни свѣтъ, ни заря любоваться туманомъ. Чего я здѣсь не видалъ? Ну, вотъ, а достопочтенный Томасъ, губернаторъ, вице-адмиралъ и прочая, приказалъ намъ сегодня быть всѣмъ подъ ружьемъ на восходѣ солнца,

— По-моему, для военнаго это вовсе не трудно, а для васъ, при вашей комилекціи даже очень полезно, — возразилъ Ліонель.- A я опять гляжу на васъ и удивляюсь: что это на васъ за форма? Неужели вы перешли въ легкую пѣхоту?

— A почему бы мнѣ и не служить въ леткой пѣхотѣ? — съ очень серьезнымъ видомъ отвѣчалъ капитанъ. — Чѣмъ эта форма плоха дда меня? Правда, для этого рода оружія я нѣсколько тученъ, но ростомъ подхожу въ самый разъ: пять футовъ и десять линій. Я вижу, вамъ смѣшно, Ліонель. Смѣйтесь, пожалуйста, сколько вамъ утодно. Я за послѣдніе три дня привыкъ, что надо мной всѣ. смѣются.

— Что же васъ заставило перейти въ легкую пѣхоту?

— Видите ли, мой другъ, я влюбился.

— Это меня удивляетъ.

— И собираюсь жениться. Это васъ должно удивять еще больше.

— Кто же бы это могъ внушить такое сильное чувство капитану 47-го полка Питеру Польварту изъ Польвартъ-Голля? Должно быть, какая-нибудь необыкновенная женщина.

— Прелестная женщина, майоръ Линкольнъ. Вся точно точеная. Когда она въ задумчивости, она ходига важно, точно тетеревъ, а когда побѣжитъ, такъ точно куропатка. Въ спокойномъ положеніи она похожа на вкусное, сочное блюдо дичи… Вы вѣдь знаете, какой я гастрономъ, потому и сравненія у меня такія.

— Вы мнѣ такъ аппетитно расписали наружность этой особы, что я загорѣлся желаніемъ познакомитвся съ ея нравственными качествами.

— Ея нравственныя качества еще выше наружныхъ. Во первыхъ, она умна. Во-вторыхъ, она чертовски смѣла. Наконецъ, она едва-ли не самая крамольная изъ всѣхъ бостонокъ по отношенію къ короля Георгу III.

— Нѣсколько странная рекомендація въ устахъ офицера его величества.

— Ничего, это вродѣ остраго соуса, придающаго пикантность блюду. У нея характеръ ѣдкій, у меня мягкій — это выйдетъ очень удачная комбинація.

— Не возьму на себя смѣлости оспаривать качества подобной особы, — сказалъ Ліонель, — но каковы ея отношенія къ легкой пѣхотѣ? Не принадлежитъ ли она сама къ легкому роду оружія среди своего пола?

— Извините меня, майоръ Линкольнъ, но по этому поводу я шутить не могу. Миссъ Дэнфортъ принадлежитъ къ одной изъ лучшихъ фамилій въ Бостонѣ.

— Миссъ Дэнфортъ! Но вѣдь не про Агнесу же вы говорите?

— Какъ разъ про нее! — воскликнулъ изумленный Польвартъ.- A вы какъ ее знаете?

— Она мнѣ родня, кузина, и мы живемъ въ одвомъ домѣ. Мистриссъ Лечмеръ намъ съ ней приходится двоюродной бабкой. Добрая леди непремѣнно пожелала, чтобы я помѣстился въ ея домѣ на Тремонтъ-Стритѣ.

— Очень радъ. Значитъ, мы съ вами будемъ встрѣчатъея не только для того, чтобы выпить и закусить, а при болѣе почтенной обстановкѣ. Но вернеся къ основному вопросу. Про мою тучаость говорилось такъ много, что я рѣшился остановить еe.