Поэтому, когда старшины пошли па площадь, Гостомысл не торопился. К тому же ему необходимо надеть одежду, приличную для разговора с пародом.
Стоум предложил одеть Гостомыслу доспехи.
— Почему доспехи ? Я же не в сражение иду - спросил Гостомысл.
— Вече будет похуже сражения. А доспехи придают человеку мужественный и грозный вид. Они тревожат людей. Внушают уважение к человеку в доспехах, - начал объяснять психологию Стоум.
— Заумно, — сказал Гостомысл.
— Это необходимо для разговора с горожанами, — пусть они видят, что ты настоящий воин и недоверие к тебе старшин напрасно, — сказал Стоум.
— Понял, — перебил его Гостомысл. — Давайте одеваться.
В сопровождении Стоума и Ратиши Гостомысл перешел в комнату, где служанки сняли с него парадный наряд и одели в специальную одежду под доспехи. В это время слуги, ответственные за хранение оружия, принесли доспехи и стали прилаживать их на Гостомысла.
Пока надевали доспехи, Гостомысл напряженно думал, о чем свидетельствовал напряженный взгляд, устремленный куда-то сквозь бревенчатую стену.
Как только слуги закончили работу, Гостомысл разрешил им уйти. Слуги, кланяясь, удалились.
Гостомысл обратился к Стоуму:
— Богдан сейчас настраивает против меня народ. Ты, думаешь, народ согласится, чтобы я остался их князем?
— Не знаю, — сказал Стоум.
«Однако когда припекает, и кланяться не брезгуешь!» — мелькнула в голове у Стоума злорадная мысль. Все же он все еще был обижен на Гостомысла.
Но судьба дружины связана с судьбой Гостомысла. Прогонят Гостомысла из города, и боярин потеряет власть. Поэтому, немного подумав, он сказал:
— Все зависит от того, что ты им скажешь.
Гостомысл вздохнул:
— Но что я могу сказать им? Что я молод? Что у меня нет дружины? Что у меня нет казны? Это только их оттолкнет от меня. Нет у меня ничего, чтобы склонить народ на мою сторону.
Стоум хитро прищурил глаза.
— Но ты можешь дать им то, что люди боятся потерять
пуще всего.
— И что же?
— Жизнь и свободу.
— Но я им не могу дать больше свободы или жизни, — возразил Гостомысл.
— Но может случиться так, что кроме тебя некому будет защитить их жизнь и свободу, — сказал Стоум.
— Пока этого не случилось. А то, что было, они уже забыли, — сказал Гостомысл.
— Им можно напомнить, — сказал Стоум.
Гостомысл бросил на него заинтригованный взгляд.
— Ты о чем?
— О том, что разбойники не ушли в Данию, — сказал Стоум.
— Милана говорила об этом. Брат Готлиба, король датский Годофрид, пообещал в случае появления Готлиба в Дании, повесить его на первом же дереве, — сказал Гостомысл.
— Это многие знают, — поддакнул Ратиша, до сих пор молча слушавший разговор.
— Но не помнят страха перед разбойниками, — сказал Стоум, — страх, как костер, а чтобы костер хорошо горел, надо подбрасывать в него дрова.
— Ты что предлагаешь? — спросил Гостомысл.
Стоум что-то шепнул ему на ухо. На лице Гостомысла пробежала тень изумления, затем он кивнул головой и сказал:
— Делай, как задумал.
Расчет Стоума оказался верен, возня с доспехами заняла какое-то время, и когда они оказались на площади, здесь уже было довольно многолюдно.
На лобном месте рядом с колоколом стояли старшины. Богдан с красным лицом что-то хрипел — заметно, что он горячился что-то доказывая.
Лисий хвост был рядом с ним, но держался уверенно, говорил медленно, громко, и это придавало его словам весомость и рассудительность.
Правда, толпу разумом не возьмешь, толпа любит жаркие речи. Поэтому, похоже, в споре с Богданом Лисий хвост проигрывал.
Увидев Гостомысла и его свиту, Лисий хвост обрадовался и, показывая рукой в сторону князя Гостомысла, громко сказал:
— А вот и князь Гостомысл пришел. Теперь он нам сам все объяснит.
Повинуясь природному инстинкту, люди стали оборачиваться и, увидев Гостомысла и сопровождавших его дружинников, — с Гостомыслом пришло три десятка молодых воинов, — стали расступаться, образовывая неширокий коридор.
Горожане уже уяснили, зачем их собрали, и теперь смотрели на Гостомысла с любопытством.
Стоум сказал молодым дружинникам, чтобы они остались на краю площади у ворот. По обычаю княжеским дружинникам не разрешалось участвовать в собрании горожан.
К лобному месту пошли Гостомысл и Стоум. Вместе с ним несколько старших дружинников, — для охраны князя: вече — собрание буйное, и драка на вече была обычным явлением.
А вот Ратиша загадочным образом исчез.
Несмотря на сопровождение, идти между людьми оказалось делом неприятным. Пока Гостомысл шел, ему казалось, что горожане смотрят на него с насмешливой неприязнью, думая, разве может мальчишка быть вождем дружины?
От этих мыслей по спине пробирало холодом, и Гостомысл боялся встретиться с кем-либо взглядом и выдать свою неуверенность, поэтому он шел, гордо задрав подбородок, и ни на кого не глядя.
Когда они приблизились к лобному месту, Лисий хвост громко объявил, — вот пришел молодой князь, и он хочет говорить с народом, — затем подал руку Гостомыслу, и тот поднялся на помост.
Из толпы послышались задиристые голоса:
— Говори, князь Гостомысл, чего ты хочешь!
Веки были тяжелые, словно гири.
«Нехорошо, что я боюсь народа», — подумал Гостомысл и поднял глаза.
Глаза его сверкнули синим, весенним ледком. Холодным и внимательным взглядом он смотрел на людей, словно на проказливую детвору, хотя среди собравшихся на площади, он был самым молодым. Такой взгляд передается по наследству от предков, сотнями лет правивших людьми.
Толпа под этим взглядом притихла. Кто-то застыл в улыбке, кто-то смотрел с недоверием, но все ждали его слов.
Сказал Богдан:
— Городские старшины не хотят, чтобы Гостомысл был у нас князем. Он молод, и у него слабая дружина. Он не сможет защитить народ.
— Знаем. Пусть говорит князь, — послышался возглас из толпы.
Стоум прошептал на ухо Гостомыслу:
— Говори.
Гостомысл шагнул вперед, пристально взглянул на волнующееся внизу море людей и зацепился взглядом за чьи-то большие серые глаза.
— Я молод, — сказал этим глазам Гостомысл.
Глаза расширились.
— Старшины говорят, что вам нужен князь с сильной дружиной. А у меня мало дружины.
Глаза погрустнели.
— Старшины говорят правду — я пока молод и не имею опыта. Но опыт приобретается, а молодость быстро проходит. И дружина пополнится смелыми воинами. Вы видели, как относился к вам датский разбойник — как к рабам. Так будет ли иной князь лучше? Любой князь будет для вас чужим. А я плоть от плоти словенского рода. Мой предок Сло-вен привел сюда наше племя. Мои деды и отец хранили наш народ в свободе и процветании. Благодаря их защите вы стали богатейшими среди славян. Я могу только обещать продолжить дело своих отцов. Только со мной словенский народ будет великим. Больше я ничего не могу сказать. Решайте.
Серые глаза повлажнели.
Закончив речь, Гостомысл остался стоять недвижимым.
Богдан визгливо всхлипнул:
— Зачем нам в князьях мальчишка? И что, что другой князь будет чужим? Это даже лучше — не будет лезть в наши дела. Пусть ходит в походы и воюет. Нам надобно лишь, чтобы нас не трогали.
Лисий хвост вскинулся:
— Богдан, ты совсем ополоумел! Как же князь будет в стороне от городских дел? А кто будет защищать наших купцов? Мы везем товары и за море, и к ромеям. А по пути с нас дерут большие пошлины, из-за чего товар становится невыгодно продавать.
— Вот князь пусть и воюет подальше от города, — сказал Богдан.
— А если морские разбойники вернутся? Кто будет защищать город? — спросил Лисий хвост.
— А сами справимся: как освободились, так и защитимся! — крикнул Богдан.
— Так же, как ты в прошлом году без боя сдал город врагам? — ехидно спросил Лисий хвост.
Спор прекратил вбежавший на площадь человек. Это был Ратиша. Раздвигая плечами толпу, он приблизился к лобному месту и громко всполошенно закричал, обращаясь к Гостомыслу, так чтобы его слова слышали все.
— Князь — беда! Морские разбойники стоят лагерем на Неве! Собираются идти на нас.
Гостомысл шагнул вперед:
— Враг у ворот! Надо выходить в поход самим, пока разбойники снова не напали на нас. У нас времени два-три дня, а тут идет спор, быть ли мне здесь князем или нет. Если народ не принимает меня князем, то я уйду Но, с другой стороны, я не могу бросить свой народ в беде. Я не знаю, что мне делать.
— Хватить спорить! — с яростью крикнул Лисий хвост. — Кроме Гостомысла некому нас защитить! А то, что у него малая дружина, так поможем — дадим людей и корабли!
Предложение Лисьего хвоста понравилось всем, и писцы записали волю народа, — Гостомыслу и его потомкам остаться навеки князьями словенскими.
