— С его слов, князь, ясно, что гунны замыслили возобновить могущество своего государства, — вмешался в разговор Кий, — и первый свой удар направили против уличей.
— Пока сыновья Аттилы ссорились между собой и колотили друг друга, чтобы занять место отца, мы сидели себе спокойно — прибавил Тур. — А теперь, когда Еллак убит в бою, Денгизих умер, Кандак засел со своим племенем в Мезии, за Дунаем, а другие разбрелись кто куда, Ернак сплотил достаточно большие силы и нападает на соседей. Видно, хочет, как и его отец Аттила, подчинить их, обложить данью, сделать своими рабами.
— Похоже, что так.
— Мы привезли пленного гунна, князь, — отроки взяли в поле, когда спасали улицкого князя с семьей. Может, развязать ему язык? Он знает много.
Князь Божедар только теперь медленно скосил глаза на гунна и долго молча смотрел на него. Кию, который тем временем внимательно рассматривал князя, показалось, что у старика пробудилась при этом какая-то заинтересованность, будто вспыхнула в памяти искра давно отшумевшей жизни.
— Спроси, Черный Вепрь, как звать его и гуннского кагана, — обратился к младшему сыну князь.
Черный Вепрь быстро и громко заговорил по-гуннски. Услышав родной язык, гунн сначала таращился на молодого княжича, а потом что-то коротко ответил.
— Что он говорит? — спросил нетерпеливо князь.
— Он говорит, что его звать Крэком, а каганом у них действительно сын Аттилы Ернак.
— Ернак? Я его помню. Какие же его намерения?
Гунн нахохлился, втянул голову в плечи и, мрачно глядя исподлобья, бросил сквозь зубы несколько слов.
— Крэк отказывается отвечать на такие вопросы. Говорит: простому воину неизвестны намерения кагана, — опять перевел Черный Вепрь.
— Сколько же у Ернака воинов?
— Это знает один каган, — был короткий ответ.
— Куда пойдет каган после битвы с уличами?
— А это известно одному Тенгри-хану! — с вызовом ответил Крэк и криво улыбнулся уголками губ.
Князь Божедар разгневался.
— Низкий раб! Пес! Вот когда тебе засунут за пазуху тлеющую головешку, ты заговоришь иначе и все расскажешь! Подумай над этим, негодяй!.. Даю тебе на размышления одну ночь! — и приказал сыну: — Отдай его челяди — пусть посадят в яму.
Черный Вепрь повел пленного.
В горнице воцарилась тишина. Старый больной князь, опустив голову на грудь, молча сидел в раздумье. Его висохшие безжизненные руки неподвижно лежали на острых коленях, которые выпирали из-под корзна, нос заострился, глаза позападали, как у мертвеца, и только тяжелое, хриплое дыхание свидетельствовало, что в этом немощном теле еще тлеет жизнь.
Когда вернулся Черный Вепрь, князь обвел потухшим взглядом собравшихся и спросил:
— Что будем делать?
— Собрать весь полянский полк, князь, а в поле выслать сторожу из младшей дружины, чтобы стерегла гуннов, — твердо сказал Тур.
Черный Вепрь пренебрежительно хмыкнул.
— Гм, ты так говоришь, старейшина, будто враг уже стоит на берегу Роси.
Тур спокойно, с достоинством ответил:
— Я не знаю, княжич, где он в настоящее время стоит, и сторожа должна нам сказать об этом. Но когда гунны появятся на Роси, а мы заблаговременно не соберем рать, беда нам будет! — и, подумав, прибавил: — Не мешало бы нам послать гонцов к тиверцам, к бужанам, Волыни, деревлянам и сиверянам. Объединить бы наши силы — тогда и гунны были бы не страшны!
— Будто это так легко и просто сделать! — Черный Вепрь с вызовом посмотрел на гостей.
Тур удивленно двинул плечами и смолк. Сыновья нахмурились.
Здесь в разговор вмешался княжич Радогаст:
— Мне кажется, известие, привезенное руссами, такое важное, что легкомысленно отнестись к нему не следует!. Стоит ли сейчас посылать гонцов, как советует старейшина, не знаю. Надо подумать. А вот сторожу в поле пошлем немедленно! И всех полян оповестим об угрозе. Едва миновало двадцать или двадцать пять лет, как мы освободились от гуннов. Боюсь, как бы они не запрягли нас в иго опять. Мы не должны, сложа руки, ждать, пока на нас нападут! Надо ударить первыми!
Черный Вепрь хрипло засмеялся.
— Ха-ха, мой брат очень воинственен!. А с какими силами идти?… У уличей, думаю, воинов было не меньше, чем у нас, так как всем известно, какое это многолюдное племя. А где они сейчас? Рассеялись по степи, словно туман, легли костьми, а сам князь Добромир тоже собирается к пращурам.
— Что же ты советуешь? Не понимаю! — рассердился Радогаст. — То не веришь, что гунны близко, то сомневаешься, стоит ли приглашать на помощь соседей, то не желаешь посылать сторожу в степь. Что же, по-твоему, делать?
— Слать послов к Ернаку!
— Что-о?
— Да, слать послов к Ернаку! — твердо повторил Черный Вепрь. — И заверить его, что мы, как и при Аттиле, будем подчиняться гуннам и исправно платить дань!.
— У тебя боги отобрали ум, Вепрь! — Радогаст вскочил со скамьи. — В тебе заговорила гуннская кровь!. Тебе хочется подчиняться Ернаку? Ну, и подчиняйся, пожалуйста, но сам! А мы хотим оставаться свободными людьми!
Черный Вепрь вспыхнул, тоже вскочил на ноги и, как молодой задиристый петух, встал напротив брата. Черный чуб его встопорщился, широкие ноздри раздулись, а в глазах заблестели злые огоньки.
— Да, я гунн! Я внук великого Аттилы! Во мне заговорила, как ты говоришь, гуннская кровь! — он выбрасывал слова, как камни из пращи. — Ну, так и что?… Разве вместе с тем я не княжич полянский? Разве мое сердце меньше будет болеть, когда прольется больше полянской крови, чем гуннской?. Мне жалко и той и другой. Вот почему я хотел бы миром договориться со своим дядей Ернаком, чтобы поляне мирно, спокойно сидели на своих местах!
— И платили дань?
— Лучше тяжелая дань, чем легкая смерть!. Кроме этого, никто сейчас не может сказать, какая будет дань. Поэтому, думаю стоит переговорить с Ернаком. Может, он вовсе не собирается нападать на нас, и может, удовлетворится нашими заверениями, что мы, как и при Аттиле, войдем в гуннский союз!
— Ни за что! Только не в гуннский союз! Ты не ведаешь, что говоришь, Вепрь! — гневно воскликнул Радогаст и сжал перед своим лицом кулаки, как бы, защищаясь от брата.
Ссора, которая внезапно вспыхнула между княжичами, очень поразила Тура и его сыновей. Удивление, замешательство, боль и гнев попеременно отражались на их лицах. Ясно, что братьев от решительных действий сдерживает только присутствие старого отца. А умрет он — между ними сразу разгорится настоящая война. Что тогда будет с полянами?
Ссору прекратил князь.
— Достаточно вам! — повысил он голос. — Наслушался я вашего крика, теперь послушайте меня!.. Думаю, пока гунны не перешли Тикича, нам нечего бояться их нападения. А, чтобы не застали нас внезапно, пошлем в степь сторожу. Пусть отроки разомнут коней и постреляют немного дичи.
— Ладно, отче — склонили головы оба княжича, мгновенно смолкнув.
— Завтра хорошенько напугайте гунна, чтобы рассказал все, что знает… Надо развязать ему язык! По всему видно, знает он больше, чем говорит. А будет молчать — на кол его!.. Но, думаю, заговорит… Тогда расспросите все: и сколько войск у Ернака, и какие его намерения и что делается в степи…
— Ладно, отче, — опять покорно отозвались княжичи.
Князь Божедар обратился к Туру.
— Спасибо, друже, за важное известие… И за то, что своих молодцев привел ко мне… А мои к тебе тоже вскоре нагрянут… Угостишь?
— А чего же — угощу — приложил руку к груди старейшина. — Пусть приезжают — всем, что имею, привечу… На Купаву пусть приезжают — буду ждать…
Князь улыбнулся.
— Вот и хорошо, что на Купаву… Может, Черный Вепрь среди вашего рода облюбует себе какую девушку и привезет мне невестку?… Слышал я, что у тебя, кроме сыновей, еще и дочь есть, Тур, — почему бы нам и не породниться? Я буду рад, если женишь у себя этого лоботряса, а то совсем от рук отбивается парень!..
— И я буду рад породниться с тобой, князь, — говорил Тур. — Моя дочка Лыбедь — славная девушка: на весь род — красавица…
— Слышишь, Веприк? — Князь медленно поднял морщинистую высохшую руку и похлопал ею сына по предплечью. — Привезешь мне невестку?… Привези — хочу перед смертью увидеть…
— Ладно, отче, — покорно склонил свою черночубую голову Черный Вепрь. — Если девушка хорошая, почему и не привезти…
— Вот и хорошо, — обрадовался старый князь. — Договорились. А теперь — пировать! Солнце садится на запад — ужинать пора…
* * *
Пиршество князь Божедар велел справлять не в хате, а на высокой вершине Родни, поросшей мягкой зеленой муравой.
Здесь было просторно и вольготно. С трех сторон — стремительные кручи. В ярах под ними — густые заросли леса. О шую[20], на восток солнца раскинулся широкий могучий Днепр, а за ним, на той стороне, — бесконечные луга, зеленые боры и голубая даль. О десну[21] — струится, вливаясь в Днепр, спокойная сереброводная Рось. И теплое ласковое солнце щедро поливает эту непостижимую красоту своим животворным золотым лучом.
