— Там, — ответила княгиня.
— Гм, гм, плохо, — волхв побурчал под нос и глянул на Лыбедь. — Принеси, отроковица, кусок полотна и кувшин теплой воды. А вы, — обратился к мужчинам, — помогите мне вытянуть из раны подарок гуннского лучника. Держите князя крепко!
Тур и Кий, стиснув зубы, взяли князя Добромира за руки и за ноги. А Ракша осторожно окунул шило в рану.
Княгиня ойкнула и отвернулась. Кий почувствовал, как у него в руках встрепенулось, напряглось и замерло княжеское тело. Из раны пошла кровь.
— О, боже! — прошептал побледневшими устами князь Добромир.
Волхв ни на что не обращал внимания. Быстро подковырнул и вытянул небольшой наконечник гуннской стрелы.
— Есть! — и бросил в печь.
Тем временем Лыбедь принесла теплой воды и кусок отбеленного на солнце полотна. Волхв обмыл раны на груди и на ноге, смазал светло-коричневой мазью, которую зачерпывал из горшка просто пальцем, а потом туго перевязал их.
После этого еще немного пробормотав какие-то свои заклинания, во второй раз обкурил князя дымом благоухающего зелья и начал складывать свою знахарскую утварь в сумку.
На улице Кий спросил:
— Выздоровеет князь? Помогут ему твои лекарства, волхв?
— Не каждому мои лекарства могут помочь — ответил старик и, оглянувшись, умерил голос:- Не мази исцеляют, а боги! А они отвернулись от улицкого князя. Душа его уже готовится оставить тело и переселиться к предкам…
— И никакой надежды?
— Надо жертвой задобрить Световида… Тогда возможно…
Старый Ракша смолк и повернул в свою сторону, а Кий, потрясенный словами колдуна, остался стоять на месте. К нему подошла Цветанка, спросила тихо:
— Он умер?
У нее в глазах стояли слезы.
— Нет, живой.
Кию не хватило духа сказать девушке, что надежда на выздоровление князя совсем мала, если она вообще есть, и он смолк. Смотрел, как еще больше побледнело девичье лицо, а в глубоких темных зрачках затаился страх.
— Слышит мое сердце — умрет — прошептала Цветанка и заплакала.
Она стояла перед ним, уставшая тяжелой, опасной дорогой, разбитая горем. Руки и ноги в крови, поцарапаны колючими кустами и бурьяном, которых вдоволь росло по степному бездорожью. Густые косы спутались на голове, рубашка в нескольких местах разорвана.
— Не плачь, — Кий дотронулся до ее плеча. — Сегодня отнесем богам жертву, чтобы защитили его. А если случится хуже всего, ты не останешься одинокой. Мой род не даст тебе погибнуть. Я возьму тебя в жены, буду защищать тебя. Щек и Хорев будут помогать. Сестрица Лыбедь будет заботиться о тебе. Не плачь!
Девушка заплакала еще сильнее. Кий растерялся. Подошла Лыбедь.
— Чего она?
— Из-за отца убивается… Из-за князя, — и юноша, обрадовавшись приходу сестры, сказал:- Возьми ее, Лыбедко, искупай, переодень в чистую одежду, приголубь. Ну, сама знаешь, что нужно. Присмотри, как за родной… Иди!
* * *
Разговор Тура с Крэком не дал ничего нового. Тех несколько слов, которые еще остались в памяти старейшины от молодых лет, когда ему приходилось встречаться с гуннами, явно не хватало, чтобы понять что-либо. К тому же Крэк тоже не проявил ни малейшего желания понять, о чем его спрашивали. Сопел носом и молча смотрел из-под тяжелых век на светлоглазых молодых руссов и их сивочубого отца.
Тур плюнул в сердцах.
— Ничего не добьемся от этого чучела. Собирайте, ребята, младшую дружину! Пусть отроки садятся на коней и мчат от рода к роду от веси к веси! Пусть оповещают всех, чтобы держали наготове и копья, и луки, и мечи, и щиты, — гунны близко!. А мы сейчас принесем богам жертву, а завтра поедем к князю Божедару на Родень — отвезем пленного и расскажем об опасности.
— Ладно, отче, соберем, — ответил Кий и вернулся к Щеку. — Иди, брат, подай воинам знак тревоги! Пусть собираются у Свитовидовой скалы!
Щек тряхнул своим кудрявым чубом и, не перепутав ничего, отошел в сторону, заложил в рот четыре пальца, свистнул оглушительно. На его свист со всех сторон к нему поспешили отроки. Щек передал им приказ Кия, и они быстро помчались к окружающим поселкам.
— Сейчас будут, — сказал, вернувшись, Щек. — Ребята у меня — одна нога здесь, а вторая — там…
Тур одобрительно кивнул головой:
— А теперь вознесем жертву Свитовиду и всем богам, чтобы добрые были к князю Добромиру и его родным, чтобы защитили его от смерти, а всех нас — от кровожадных гуннов… Хорев, возьми в загоне овечку — принеси к жертвеннику! А между тем и младшая дружина соберется к Свитовидовой скале…
Хорев быстро пошел к загону, сплетенному из лозы и хвороста и обмазаному глиной. Через некоторое время он вынес оттуда на плечах молодую овечку и направился к водопаду, где среди густых зарослей виднелись серые каменные скалы.
Все пошли за ним.
Световид — высокий деревянный идол — стоял на возвышении, над скалами, откуда открывался хороший пейзаж на реку, на водопад и прибрежные леса и поля. Это был бог солнца — главный полянский бог. Ему приносили в жертву быков, коров, овец, свиней или какую-то другую домашнюю или дикую живность, а в дни беды и общего горя — также людей. Перед идолом темнел от пролитой крови круглый каменный жертвенник.
Родовичи встали перед Световидом.
Сюда уже собирались призванные Щеком воины из младшей дружины — подростки, которых Кий с братьями учил всему тому, что умели настоящие воины, их было еще не много, — только те, кто находился поблизости. Другие подходили. В белых полотняных штанах и рубашках, загорелые, вихрастые в лаптях или босые, они как-то незаметно, бесшумно выныривали из-за кустов и становились полукругом позади старших родовичей.
Старейшина снял с плеч Хорева овечку и положил на жертвенник. Наступив на нее ногой, поднял руки и громко произнес, пристально всматриваясь в желтый лик верховного божества:
— О всемогущий боже! Ты даешь всему сущему на земле свет и тепло, преодолеваешь мрак ночи и зимний холод, ты даешь жизнь людям и деревьям, зверенышам и птицам, рыбам и пресмыкающимся! Ты все можешь! Будь же милосердным, боже и защити князя Добромира от смерти, а нас — от всякой напасти! Мы принесли тебе жертву и молим, чтобы ты принял ее в знак нашей любви и почета к тебе, бог солнца и жизни!
С этими словами он вынул нож и одним ударом перерезал овечке горло. Ярко-красная кровь оросила сухие камни жертвенника.
Родовичи тоже воскликнули, простирая к идолу руки:
— Прими, боже, жертву! Защити нас от всяческой напасти, дурного глаза и злых духов!
Родовичи встали на колени — склонились в просительном поклоне перед идолом, вершителем судьбы человеческой и всего сущего на земле. И стояли так, пока жертвенная кровь не стала запекшейся и не высохла — знак того, что жертва принята.
Тем временем волхв Ракша, подняв к Световиду руки начал свой колдовской танец — все быстрее и быстрее. Седой чуб его развеялся на ветру, глаза пылали, как у человека, который накушался дурмана, а из уст срывалась молитва.
Наконец в изнеможении он опустился на колени рядом с родовичами и долго стоял так, что-то беззвучно шепча сухими, в синих прожилках губами.
Умилостививши невозмутимого идола, старейшина велел всем возвращаться назад, к веси, а сам с сыновьями и младшей дружиной отошел на край скалы, к обрыву, где клокотала вода.
Все встали вокруг.
— Чего нас призвали сюда? — спросил стройный белокурый отрок. — Только что собрался ставить мережи — как, слышу, свист. Я бросил их в воду — и бегом. Что случилось?
— Имей немного терпения, Ясень, — коротко ответил старейшина. — Вот все соберутся…
Ясень тряхнул выцветшими на солнце конопляными волосами, подстриженными под горшок, и просительно взглянул на Кия широко раскрытыми, доверчивыми, как у ребенка, глазами.
Кий улыбнулся и потрепал парня по растрепанной голове. Он любил отрока, который был одногодком Хорева, дружил с ним и, как все знали, поглядывал на Лыбедь. Даром, что на вид хрупкий. Молодой еще! Возмужает. Зато быстрый, смекалистый и ко всему способный! Никто из отроков не стреляет так метко из лука, не разведет более ловко костер в мокром осеннем лесу, не запечет пойманного в силок тетерева, как он. А пробежать без отдыха несколько поприщ, взять невидимый след и не сбиться из него — здесь Ясень всегда впереди других.
— Гунны близко, друзья! Разгромили уличей, поработили их. — сказал Кий. — Потому и собрали мы вас сюда. Не мешкайте, садитесь на коней, мчите от рода к роду — оповещайте росян об опасности! Пусть воины готовят оружие и ждут знака!. Часть из вас пойдет в степь нести сторожевую охрану.
— Когда же отправляться?
— Сразу! Медлить нельзя!
Кий обвел взглядом отроков. Хоть молодые еще, а сильные, ловкие, выносливые. Загоревшие лица, мускулистые руки, округлые крепкие плечи, густые чубы. Его дружина! Друзья! Настоящие воины уже! Самому молодому — четырнадцать лет, более старшим — Щеку, Хореву, Ясеню и всегда хмурому молчаливому Коню — по семнадцать, восемнадцать и девятнадцать. Он научил их стрелять из лука, метать копья, защищаться щитом, рубить и колоть мечом, ездить верхом, выслеживать врага и дичь, разводить летом и зимой, в дождь и в ветер костер, чтобы спечь лепешки, зажарить мясо или просушить мокрую одежду, ходить пешком от зари до зари без отдыха, а ночью — находить путь по звездам. А еще — собираться на первый призыв, переплывать реки, заговаривать кровь и перевязывать раны.
