– Пешие, – заметил Ювси. – Это на наше счастье. Давай назад.
Он развернул коня и поскакал, нахлестывая кнутом и справа и слева. Хусен понесся следом. Сзади раздались выстрелы. Дважды просвистели пули. Выходит, эти люди все же заметили всадников, может, дая^е давно, но пока Хусен с Ювси ехали им навстречу, они их не трогали. Сейчас же, поняв, что всадники уходят, пустили им пули вслед. Однако Ювси и Хусен довольно быстро унеслись на такое расстояние, что настигнуть их мог только пушечный снаряд.
Хусен удивленно посмотрел на Ювси.
– А где твоя шапка? – спросил он.
– Да черт с ней! Хорошо, голова цела, – махнул рукой Ювси. – Слушай, я думаю, они не для развлечения продвигаются сюда. Да не пустыми идут. У них пушка, тачанка с пулеметом.
– Может, и те всадники, которых мы видели, тоже от них?
Ювси придержал коня. Его словно бы осенило:
– Те всадники, говоришь? Воллахи, да это же, наверно, их дозор. Слыхал я, что войско всегда высылает вперед дозорных на разведку! Надо скорее предупредить наших. Скачи во весь дух в Сагопши. А я вернусь на пост.
Ювси вмиг изменился. Куда девалась его медлительность. Движения стали быстрыми, слова решительными по тону.
Хусен, напротив, был озадачен. Ускакать в Сагопши, оставить своих, когда с минуты на минуту может разгореться бой?…
Ювси прервал его раздумья.
– Давай скорее! Надо поднять тревогу! Против такого войска одни наши посты не устоят. Твой конь резвее моего. Прежде чем они доберутся до перевала, ты уже будешь в селе. Не теряй времени, скачи напрямик. Езжай к Торко-Хаджи, а он уж знает, что делать.
5
Выслушав Хусена, Торко-Хаджи посмотрел на гостей, недвусмысленно давая им понять, что дальнейшее их пребывание в доме ему нежелательно, но те и не думали ухо «дить. И тогда Торко-Хаджи решительно направился к выходу. У двери он остановился и сказал:
– Я должен уйти. Зяуддин, займись гостями.
– Благодарим, – проговорил Элаха-Хаджи. – Наше дело сделано.
– Выпейте хоть по стакану чаю.
– Спасибо. Мы уже пили.
Незваные гости наконец покинули дом Торко-Хаджи. Сообщение Хусена по-своему встревожило каждого из них. Но больше других всполошился Мурад. Он думал только об одном: как ему удержать дома Амайга. Ведь ясно, что село поднимется и выступит навстречу надвигающимся силам противника и несомненно быть бою…
Хусен выехал вслед за Торко-Хаджи. Старик направился к мечети. Некоторое время они молчали.
– Вот что, сынок, – заговорил наконец Торко-Хаджи, – скачи-ка ты как можно скорее в Пседах и Кескем. Надо и им сообщить обо всем…
Хусен ускакал. А спустя несколько минут с минарета зазвучал голос Торко-Хаджи.
Народ, словно того и ждал, быстро собирался на площади. По большей части все были на конях и вооружены. Посыпались расспросы о том, какие вести, зачем созвали, верно ли то, что услышано в пути?…
Узнав, какая грозит беда, одни сжимали зубы в готовности сразиться с врагом, другие горько вздыхали в тревоге за судьбы детей своих и всех близких. Были и такие, в душе которых загорелась искра злорадства…
Командиры сотен прибыли на сход в числе первых. Исмаал и Малсаг тоже здесь.
Торко-Хаджи восседал на сером коне, недавно купленном ему сельчанами. Поверх зеленой – цвета травы – рясы на поясе у него висела сабля. Кроме сабли и кинжала, он никакого иного оружия никогда не носил.
– Люди, – заговорил Торко-Хаджи, – мы давали Эржакинезу слово, что будем охранять долину между двумя хребтами? [68]
– Давали! – полетело в ответ со всех концов.
– Обещали, что не пропустим врага?
– Обещали!
– Так вот, наступил час испытания. Враг движется к долине. Каковы его намерения, мы не знаем, но нам сообщили, что он приближается к Магомед-Юрту. Может, там и остановится…
– Остановиться он собирается или дальше идти, а мы должны встретить его еще в пути и дать отпор! – крикнул кто-то в толпе.
– Верно говорит! Надо остановить врага раньше, чем он спустится в долину!
– Вот об этом-то я и говорю! Спасибо, что поддерживаете меня – обелили мое лицо! – Оглядев народ, Торко-Хаджи добавил: – Будет бой… Не всем суждено вернуться домой. Того, кто погибнет, будут чтить! Борьба за власть народа – борьба за правое дело!..
Торко-Хаджи тронул коня. За ним последовали Исмаал, Малсаг, командиры сотен.
В толпе все смешалось. Тут были разные люди: и млад и стар. Были и те, кому до советской власти не было никакого дела; просто, услышав, что выступают на Магомед-Юрт, они надеялись урвать себе что-нибудь, а при случае к тому же можно будет прикрыться тем, что, мол, тоже дрался за советскую власть, авось в заслугу поставят…
Из села выезжали беспорядочными рядами. Но в пути все распределились по своим отрядам.
Торко-Хаджи ехал впереди.
Выполнив приказ Торко-Хаджи, Хусен решил заехать помой за патронами. Напряжение истекшего утра несколько спало, и Хусен вдруг почувствовал страшную усталость. Погода была ясная, а ему все казалось окрашенным в серые тона. Подумалось: «Уж не болен ли?…»
По селу вдруг разнесся голос с минарета:
– Лю-у-ди! Несите чуреки-и.
Призыв повторился четырежды – человек выкрикивал поочередно в каждое из четырех проемов минарета, чтобы его услышали во всех концах села.
Из дому вышла Эсет. Она уже не пыталась уговаривать Хусена не уезжать – знала, что это бесполезно. Подала мужу патроны и, прижимая к глазам конец головного платка, молча встала рядом. Но, когда Хусен сел на коня, Эсет вдруг взялась за стремя и вся задрожала. Крепко обхватив ногу Хусена, она прижалась к ней щекой и так, не отпуская, дошла до ворот.
– Ну что ты, Эсет? – попытался утешить ее Хусен, придерживая у ворот коня. – Ведешь себя так, будто расстаемся навсегда.
– Откуда мне знать, вернешься ли ты?
– Куда же я денусь?
– Всякое может случиться!
Склонившись к жене, Хусен положил ей руку на голову.
– Никуда я не денусь, Эсет! Обязательно вернусь. Может, еще все обойдется без кровопролития. Помнишь, зимой? Когда мы с тобой были в Ачалуках? Тогда точно так же, как и сейчас, все село поднялось, а что вышло? Провели две ночи в степи и вернулись… Ну, отпусти меня. – И он попытался высвободиться.
Эсет отпустила его и отошла в сторону. Она собрала всю свою силу воли. Только мало ее, видно, было: крупные слезы медленно покатились по щекам…
Всадники были уже далеко. Хусен припустил коня во всю прыть. Тот вначале бежал не слишком охотно, но постепенно стал убыстрять бег. Скоро Хусен нагнал еще одного поотставшего всадника. Это был Амайг.
– А ты почему отстал? – спросил Хусен.
– Отец не пускал. С трудом вырвался.
И они поскакали рядом, догоняя своих односельчан. А далеко впереди, на отроге хребта у самого Магомед-Юрта, с холма за ними в бинокль наблюдал белоказак. Он отчетливо разглядел надвигающуюся тучу горцев и сообщил об этом в станицу. Казаки, понятно, решили, что сагопшинцы идут на их станицу, и все, как один, вооружились и высыпали из домов.
Бичерахову еще раньше удалось привлечь часть магомед-юртовских казаков на свою сторону. Но соблазну поддались немногие. Все остальные, даже под угрозой выселения, лишения казачьего звания и земли, не пошли к мятежнику. И вот наступило торжество для бичераховцев. Сумели они наконец устрашить их тем, что ингуши, дескать, идут именно на них…
Казаки заняли позицию с западной стороны станицы. Некоторые залегли в заранее вырытых окопах, другие наскоро выкопали углубления, чтобы хоть как-то замаскироваться. И в то же время были посланы гонцы в притеречные станицы за подмогой.
