В обеденный перерыв все мы кинулись к ограде электростанции, чтобы поглядеть на проходящие колонны янки. Мы увидели бесконечную вереницу джипов, к некоторым из них были прицеплены десантные лодки на колесах: на нас двигалась огромная механизированная армия… Войска шли до поздней ночи. Вечером два американских солдата явились в нашу столовую. Они были такого высокого роста, что чуть не ударились головой о низкую притолоку и не набили себе шишек. С японской стороны не отмечалось никаких враждебных выступлений».
Это весьма типичный рассказ очевидца о настроении, господствовавшем в Хиросиме в момент прихода американских войск. Для обеих сторон явилось неожиданностью, что оккупация этого района, особенно жестоко пострадавшего от войны, не вызвала никаких эксцессов. Как раз в Хиросиме «джи ай» — американские солдаты — ожидали вспышки ненависти, однако их встретили с обычной для японцев и даже, может быть, с большей, чем в других районах страны, вежливостью. Казалось, основное, буддийское население этого города, являвшегося еще в древности местом паломничества верующих, примирилось со своей необычной судьбой; в то время в Хиросиме находились еще люди, которые гордились тем, что им довелось увидеть и пережить взрыв «самой мощной бомбы во всей истории». Конечно, тогда никто не подозревал, что действие страшного атомного оружия может сказаться через много лет.
Вначале американцы почти не показывались в районах развалин. Только отдельные смельчаки решались проникнуть в «атомную пустыню» в центральной части города, чтобы сфотографировать друг друга на фоне развалин бывшего выставочного павильона, голый купол которого стал со временем символом разрушенной Хиросимы. Между прочим, на потрескавшейся стене этого здания, построенного в 1913 году австрийским архитектором Летцелем, в один прекрасный день нашли написанные сажей слова: «No more Hiroshimas!» («Хиросима никогда не должна повториться!»). Эти слова стали лозунгом борцов против атомного оружия во всем мире. И по сей день не известно, кто впервые сформулировал этот лозунг. Полагают, что автором был американец[11].
В сознании некоторых жителей Хиросимы — число их трудно установить — сдержанное поведение «чужеземных чертей» никак не вязалось с традиционным представлением о них. К числу этих людей принадлежал и Кадзуо М. Через несколько недель после вступления американцев в город он записал в своем дневнике:
«Белые, выхоленные американцы приятной наружности разгуливают рука об руку с маленькими чумазыми японскими девушками. Когда на дороге попадается лужа — а их сейчас великое множество на наших изрытых улицах, — американец ловко подхватывает свою «подружку» и ставит ее на сухую землю, а затем и сам одним махом перепрыгивает вслед за ней. Матросы расхаживают со своими японскими приятельницами, исполняя роль своего рода ходячих щитов, защищающих эти хрупкие создания от всевозможных столкновений. Девушки тронуты галантностью американских солдат. Сначала они начинают мнить о себе бог знает что, а потом рожают ребят смешанной крови. Лично мне эта преувеличенная любезность со стороны янки кажется просто смешной».
5В первые недели оккупации сдержанность чужеземных завоевателей, видимо, несколько разочаровала даже некоторые административные органы префектуры Тюгоку и города Хиросимы. Они, вероятно, ожидали, что новые хозяева, коль скоро они уж появились, крепко возьмут в свои руки бразды правления.
В японских префектурах за долгие годы привыкли к тому, что все вплоть до мельчайших деталей предписывалось «сверху», «из Токио». Американцы обещали общинам более широкие права на самоуправление и самоопределение, и теперь казалось, что эти обещания были даны всерьез. Правда, в префектуриальном управлении, а также в ратуше появилось несколько иностранных советников, но они старались держаться в тени и нередко предоставляли японским чиновникам больше свободы и возлагали на них большую ответственность, чем те могли себе пожелать.
В начале октября 1945 года, когда оккупационные войска вступили в город, в Хиросиме еще не было мэра; бывший глава муниципалитета Курия с 6 августа числился погибшим или пропавшим без вести. Вскоре после «пикадона» городское управление направило нарочного в дом своего руководителя на берегу реки. Нарочный вернулся и сообщил, что он нашел в развалинах дома обуглившиеся останки взрослого человека и ребенка. Эти показания были, однако, недостаточно веским основанием, чтобы объявить мэра погибшим. Возможно, что он, как и многие другие, бежал в горы в одну из ближайших деревень, а теперь еще недостаточно окреп, чтобы связаться со своими коллегами.
Достоверные сведения о судьбе мэра были получены лишь позднее, когда в Хиросиму привезли для лечения его тяжело раненную жену.
— Мой муж, несомненно, погиб, — успела она сказать перед смертью. — В «тот день» он с утра сидел на солнечной террасе дома и разъяснял нашему младшему сыну мудрые изречения Будды. На коленях у него расположился один из внуков. Все мы были вместе в этот мирный час. И чувствовали себя как-то по особенному счастливыми… Горстка пепла, найденная у нас в доме, — это все, что осталось от трех поколений нашей семьи.
Располагая такой информацией, муниципалитет мог наконец подумать об избрании нового мэра. На первом же заседании, однако, выяснилось, что не менее одиннадцати членов муниципалитета погибли. К тому же большинство оставшихся в живых не могли явиться, так как страдали «атомной болезнью». Казалось целесообразным отложить выборы нового мэра до тех пор, пока хотя бы еще несколько членов муниципалитета смогут участвовать в совещаниях.
Но в конце концов избрание мэра стало настолько необходимым, что городские власти решили заполнить бреши в рядах муниципалитета оставшимися в живых городскими чиновниками. 22 октября 1945 года, то есть более чем через два с половиной месяца после атомной катастрофы, в одном из немногих уцелевших от пожара помещений ратуши был назначен новый мэр Хиросимы. В ратуше не было ни стульев, ни столов, а подушек и циновок явно не хватало: поэтому представителям населения Хиросимы пришлось расположиться на полу, покрытом брезентом.
— Это собрание самых именитых граждан города скорее смахивало на тайное сборище разбойничьей шайки, чем на совещание законно избранного и вновь созванного народного представительства, — вспоминает Синдзо Хамаи, которого в знак признания его выдающихся заслуг на посту начальника снабжения назначили заместителем мэра.
Мэром по предложению присутствующих был избран Кихара, пожилой и болезненный человек, долголетний депутат Хиросимы в японском парламенте. На первых порах оккупационные власти не возражали против его кандидатуры, несмотря на то что Кихара был много лет выразителем интересов крайне националистски-монархической группы Ёкусан в парламенте в Токио. Когда впоследствии этого первого послевоенного мэра Хиросимы пришлось сместить из-за его одиозного прошлого до истечения срока полномочий, он с полным правом мог сказать, что никогда не добивался назначения на этот пост, требовавший в те времена истинного самопожертвования.
— Мне кажется, что ни одному из многочисленных мэров города Хиросимы не приходилось работать в таких невыносимых условиях, как Кихара, — рассказывает Синдзо Хамаи. — В помещении, в котором мы разместились, не было ни дверей, ни оконных стекол. Ничего, кроме четырех покосившихся, почерневших от дыма стен. Даже полы — и те стали покатые… В кабинет мэра и в комнату его заместителя зимой залетал снег, покрывая столы и стулья сверкающей белой пеленой. В холодные дни мы сидели за письменными столами в шапках и пальто. Угля не хватало, и приходилось собирать всякий хлам, от которого, если он вообще загорался, все помещение наполнялось клубами черного дыма.
6Наконец-то в Хиросиме вновь появилось что-то вроде городского самоуправления, однако это была организация без четких полномочий, почти без средств и, можно сказать, без исполнительных органов, которые могли бы добиваться осуществления изданных приказов. Дело в том, что большинство полицейских из страха перед оккупационными властями, заявившими, что они примут соответствующие меры против представителей старого режима, предпочли либо выйти в отставку, либо временно перекраситься в штатских.
5 ноября местная газета «Тюгоку симбун» дала критический обзор положения, создавшегося в городе. Газета писала:
«В учреждениях скапливаются кучи бумаг И документов, ожидающих своего рассмотрения. В том, что нам до сих пор не удается покончить со всеобщим хаосом, виноваты в первую очередь укоренившиеся бюрократические методы. Высшая инстанция города — мэрия — хранит молчание.
Строительство жилых домов. С 15 ноября город должен был приступить к массовому строительству. Запроектировано возведение 5000 домов ежегодно и одного магазина на каждые 25 семейств.
