Как-то, вернувшись из столицы, отец сказал ему:
— Сын мой, не собираешься ли ты стать писакой или попом? Черт возьми, ты дворянин. Хватит с тебя науки Ты должен скакать верхом, ездить на охоту. Я научу тебя владеть оружием. А книги вели бросить в печку.
— Хорошо, отец, — ответил сын.
Книги он не бросил в печку, а надежно спрятал, и теперь чтение доставляло ему еще большее удовольствие, ибо в нем была сладость запретного плода. Отец научил его фехтовать, стрелять из мушкета, ездить верхом. Сын преуспел и в этом.
Однажды, когда мальчику было тринадцать лет, сеньор повез его на охоту. Протаскавшись целый день по лесам и холмам, они возвращались в замок во главе своей свиты. Сын был весел и оживленно беседовал с отцом о подробностях дня. Тогда отец решил сделать опасный опыт: он поехал через деревню, где мальчик жил своей первой жизнью.
Были сумерки, когда они проезжали по главной улице. Крестьяне кланялись им до земли. Сеньор, небрежно отвечая на поклоны, напряженно следил за лицом сына. А тот, держа хлыстик у края шляпы, в знак приветствия народу, продолжал непринужденно болтать, и улыбка на его румяном от скачки лице была лучезарна, как и прежде.
Сеньор был в восторге — мальчик забыл прошлую жизнь. Но он видел только лицо мальчика, а не его сердце.
Это был пробный шар с его стороны. Он пустил его наугад и не промахнулся.
— Я очень рада слышать это от вас, принц, — живо сказала королева. — Можете мне поверить. А скажите: в высшем кругу есть еще дворяне, видящие в себе прежде всего людей?
Вильбуа улыбнулся.
— Прежде всего, это, конечно, Андрей Ренар, граф Мана… но у него дворянство не природное, а нажитое, так что его понять нетрудно… Бразил Альтисора, граф Менгрэ… правда, он не пэр… Ах, Боже мой! Лодевис Гроненальдо, сиятельный принц Каршандара! Ессе homo[14]! Как я мог его забыть!
— А герцог Марвы?
Вильбуа мгновенно посерьезнел.
— Нет, — сказал он.
Жанна ждала, что он что-нибудь добавит, она даже приоткрыла рот. Но он молчал.
— Но мы оставим его… первым министром двора?
— Ваше Величество, выслушайте его самого. У короля Карла он был превосходным министром.
— Ну хорошо, — сказала она. — Я выслушаю его. Вы же будете государственным секретарем… а также моим другом, так? Мы подтверждаем указы короля Карла, мм… нужна ведь тронная речь?
— Да, Ваше Величество.
— Это я очень кстати вспомнила… — Жанна сделала пометку. — Затем мы приводим к присяге министров… Послушайте, принц, как нам быть с сеньорами? Это многочисленная толпа… Я побаиваюсь их…
Он не боялся никого и ничего, ибо знал, что ему нечего бояться в себе самом. Он был закован крепкой броней.
Это отразилось в его поведении, манере говорить. Сеньор заметил это и одобрительно сказал:
— Браво, сын мой, теперь я узнаю себя в тебе.
Сын молча поклонился, что, однако, понравилось сеньору еще больше.
Он знал, что простые, бесхитростные радости ему заказаны. Его ждал двор короля. Приближался срок его совершеннолетия — в этот день его представят самодержцу.
В семнадцать лет это был стройный, крепкий юноша. При одном взгляде на него сразу же хотелось сказать: благородная внешность. Его жизненные принципы к тому времени сложились и затвердели. Воспоминание о прежней жизни не стерлось — оно было оковано прочной оболочкой. Это было прошлое. В настоящем он был наследником Отена, в будущем — сеньором Отена, и он был вполне уверен в своих силах.
Наконец настал день, когда юный принц Карл Вильбуа, наследник Отена, приехал с отцом в Толет. Аскалер сиял огнями: королю представляли сына первейшего вельможи. Такие события обставлялись с большой помпой. Толпа придворных судачила вполголоса. Никто не знал толком истории юного принца. Официально было известно, что он сын второй жены сеньора, правда, умершей до венчания, но дворянки из лучшего отенского дома. Владетель Отена выпустил в свет пространную декларацию, составленную щедро оплаченными духовниками и юристами, где велеречиво говорилось о неисповедимых путях Господних, о пагубных заблуждениях сеньора, не озаботившегося вовремя скрепить брак; сеньор каялся, призывал Господа и тому подобное.
Сын читал эту бумагу. Имени матери там вообще не было.
Король восседал на троне, окруженный сеньорами. Люди поплоше стояли по стенам залы, оставив посередине свободную блестящую дорожку. Принц Отена сказал:
— Ныне представляю Вашему Величеству сына своего, принца Карла, наименованного так в вашу честь, государь. Соблаговолите принять его и отнеситесь к нему так, как будет Вашему Величеству угодно.
Фанфары заиграли призыв. Король тоже читал отенскую декларацию, и она не убедила его, как и других. Тем интереснее было увидеть: каков он, этот наследник Отена?
Двери раскрылись, и стройный рослый юноша в белом парадном костюме ступил на освещенную дорожку. Ему надо было пройти до трона сто шагов. Король и все напряженно изучали его. Это был подлинный дворянин, хоть лопни, по всему — осанке, походке, выражению лица. Придворные остряки, у которых на языках уже вертелось словцо «бастард Отенский», — сочли за благо проглотить это словцо. Он не был бастардом — вот и все. Он был похож на отца, но черты его были светлее и благороднее. За ним несли золотую цепь принцев Отена.
Королю он понравился с первого взгляда.
— Очень славный мальчик, — шепнул он герцогу Фьял.
Перед троном юноша сделал поклон. Кардинал Мури вышел к нему с Библией. Преклонив колено, он положил левую руку на святую книгу, а правую поднял в воздух.
— Именем предков, именем благородной крови, именем Господа нашего, — произнес он, — клянусь служить всеми силами сердца, ума и рук своих Вашему Величеству, единодержавному монарху Великой Виргинии и острова Ре, царю Польскому и князю Богемскому, а также законным наследникам Вашего Величества. Клянусь не преступать этой моей клятвы, покуда бьется сердце, ясен ум и тверды руки. Я, Карл Вильбуа, принц Отена, сказал это.
Под звуки гимна король сошел с трона, поднял юношу и надел на него золотую цепь.
— Им нужна золотая цепь, Ваше Величество. Железную они будут грызть, а золотой будут гордиться. Между тем она вяжет не хуже железной.
— Но это будет дорого… — задумчиво возразила девушка. — Нам не хватит золота на всех…
— Ваше Величество, я выразился фигурально. Цепь должна быть золотая только с виду… Ее нужно позолотить.
— А! Позолоченная цепь — это хорошо! А как это сделать?
— Для начала, Ваше Величество, можете дать несколько обещаний в своей тронной речи. Обещания ничего не стоят, но высоко ценятся… Но, конечно, — добавил он, — не следует обещать ничего заведомо невыполнимого.
— Спасибо, принц, я так и сделаю…
Жанна замялась. Ей надо было поделиться с Вильбуа своим проектом, но она боялась, что он сочтет его детским, наивным и отвергнет. Сердясь на свою робость, она заговорила резко, словно заранее отводя возможные возражения:
— Я полагаю, что мне известны события последних ста лет, и думаю, что для ублаготворения дворянства нужен какой-то широкий жест. Необходимо дать им понять, что старые распри забыты навсегда. В общем, нужно даровать амнистию герцогу Фраму, вернуть ему титул герцога Кайфолии и все привилегии пэра…
Она смолкла, выжидательно глядя на принца. Он ничего не сказал, но она сразу поняла, что ему этот проект не нравится. И, странное дело, это не вызвало у нее возражения. Напротив, было только доверие к этому человеку.
— Вы думаете, на это даже не стоит намекать в тронной речи?
— Думаю, что не стоит, Ваше Величество, с этим надо подождать. Конечно, положение его надо так или иначе изменить… все этого ждут… Я бы советовал Вашему Величеству снять с него полицейский надзор и дать ему свободу передвижения, вплоть до выезда за границу. Как внешний враг он будет менее опасен…
— Что же, это уже возможность проявить милосердие. Но, принц, почему вы не даете мне проявить его со всей моей королевской щедростью?
Вильбуа уловил ее тон и ласково улыбнулся:
— Ваше Величество, щедрость хороша в меру… Иначе господа только и будут делать, что смотреть вам в рот… — Голос его стал жестким. — Боюсь, что старые распри не забыты.
Старые распри напомнили о себе. Был раскрыт зловещий заговор против короны. Это было на третий год его жизни в столице, где он делил время между дворцом и Университетом. Король готовился идти на Венгрию, но отложил поход. Внезапно были арестованы многие пэры Карл Вильбуа, тревожась за отца, пытался проникнуть к королю, но безуспешно. Даже государственного секретаря, герцога Фьял, невозможно было добиться. Через месяц ужасных тревог и волнений наконец его призвали к королю. Он явился. Король обнял его и сказал: — Я всегда доверял принцам Отена, они своих клятв не нарушают. Тебя давно пора наградить, но ты не заслужил еще награды. Я дам тебе эту возможность. Собирайся, поедешь со мной.
