Неприкрытая лесть пришлась по вкусу гостю, а в сочетании с закусками и графинами на столе она произвела просто магическое действие. Лаговский сел напротив хозяина и воздал должное искусству его повара. Угощаясь паштетами и жарким, пан Иероним непринужденно болтал о всяких пустяках, но не преминул поинтересоваться, когда, наконец, пан Марцин поднимется с постели. Лекарь не стал скрывать, что смерть уже стояла рядом с паном Гонсереком.
— Клинок вошел очень глубоко, — печально вздохнул Казимир. — Когда я его нашел, то подумал, что передо мной лежит труп.
— Вы спасли ему жизнь! — патетически воскликнул пан Иероним. — Наверно, недаром вас многие считают колдуном? — Его маленькие глазки хитро посмотрели на хозяина, как бы призывая оправдаться.
— Просто нужно по-христиански относиться к больным. И тогда пан Езус, — лекарь набожно поднял глаза к потолку, — услышит и увидит, а святая дева Мария пошлет исцеление. Но есть и некоторые секреты. Например, многие травы и драгоценные камни способствуют успешному лечению.
Он достал из шкафчика резную шкатулку, откинул ее крышку и показал гостю разложенные по маленьким ячейкам самоцветы.
— Вот рубин. — Пальцы пана Казимира коснулись темно-красного камня. — Он помогает остановить кровь. Это бирюза, если ее растолочь и смешать с розовой водой, больной избавится от болей в почках. А это горный хрусталь. Хотите проверить остроту своего зрения? Смотрите сюда!
В руке лекаря появился маленький шарик; он загадочно мерцал в лучах солнца, словно впитывал его свет. Чарновский держал шарик между большим и указательным пальцами левой руки и слегка поворачивал его, показывая со всех сторон.
— Смотри сюда! — властно приказал он. — Смотри!
Внезапно пан Иероним почувствовал, что не может пошевелиться, — колдовской шарик притягивал взгляд, как магнит. Казалось, в его прозрачной глубине вспыхивали яркие разноцветные искры — вспыхивали, пропадали в молочно-белом тумане и возникали вновь. Как-то незаметно туман начал выползать из шарика и постепенно заполнил всю комнату — он колыхался и закручивался в спирали, потом легко подхватил Лаговского, и тот ощутил, будто тело его вдруг стало невесомым и медленно поплыло неизвестно куда по туманной реке.
Глаза гостя остановились и остекленели, губы размякли, рот безвольно приоткрылся, а на подбородок потекла тонкая струйка слюны, как у деревенского идиота. Внимательно наблюдавший за ним лекарь заметил, что пан Иероним стал очень похож на большую старую крысу.
— Где ты должен встретить посланца отца Паоло?
Пану Лаговскому давно не было так хорошо, как сейчас. Пожалуй, с младенческой поры он не испытывал такой неги и умиротворения, а тут сладостные грезы нарушил чей-то голос, мешая предаваться неземному блаженству. Что этому человеку надо? Кажется, он спрашивал про посланца отца Паоло?
— Он едет в Пруссию, — брызгая слюной, забормотал Лаговский. — Завтра, в корчме «Золотой щит».
— Он знает про тебя?
— Нет, — простонал Иероним. Боже, когда ему позволят полностью отдаться наслаждению? Золотистые искры из блестящего шарика роем вились вокруг него, как трудолюбивые пчелы, но они не мед собирали, а уносили его горести и печали, освобождая усталую душу.
— Как он выглядит? Что ты должен сказать ему?
Что за мучение, почему он помимо собственной воли обязан выныривать из золотого роя и отвечать на вопросы, которые задаются этим противным голосом?
— Приедет в карете, четвериком, кони рыжие, — зашлепали губы Лаговского. — Он в шляпе с красными перьями и зеленом бархатном камзоле. Я назовусь и передам привет от пана Гонсерека. И сделаю вот так. — Он скрестил указательный и безымянный пальцы левой руки и погладил ими правую бровь. Потом слезливо пожаловался: — Я устал.
— Сейчас все будет хорошо, — успокоил голос. — Что он тебе даст?
— Не знаю, — всхлипнул пан Иероним. — Больше ничего не знаю. Отпусти меня.
— Отпущу. — Голос прозвучал милостиво. — Сейчас ты закончишь обед и отправишься домой. Забудь о корчме «Золотой щит» и посланце отца Паоло! Завтра ты выпьешь много вина и ляжешь спать. Забудь, что сейчас с тобой случилось, забудь о просьбе Гонсерека… Забудь! Тебе хорошо?
Гость блаженно прикрыл глаза и уронил голову на грудь. Он спал. Чарновский спрятал блестящий шарик и обернулся. В дверях стоял Фрол.
— Ты… колдун? — испуганно спросил он свистящим шепотом.
— Я — врач, — усмехнулся пан Казимир. — Заставить говорить человека во сне умели еще в древности. Я научился этим фокусам на Востоке. Что слуга?
— Валяется под столом, — ответил Окулов и покосился на спящего пана Иеронима.
— Дотащи его до первого кабака и брось в канаву, — велел лекарь. Потом легонько потряс гостя за плечо: — Шановный пан утомился?
— А-а? — Лаговский с трудом поднял отяжелевшие веки и уставился на хозяина мутным взглядом. — Прошу прощения, кажется, я…
— Пустое, — засмеялся Чарновский. — Мы еще не выпили за прекрасных дам и скорейшее выздоровление пана Гонсерека!
— Да, да. — Гость вытер салфеткой мокрый рот и поднял бокал. — Итак, за прекрасных дам, а потом непременно за вас, дорогой пан Казимир!..
Поутру лекарь приготовил снадобья и стал осматривать раненого, а Фрол побежал к дому Лаговского, чтобы выяснить, чем занят пан Иероним. Когда Окулов вернулся, Чарновский уже собрался уходить: на нем был темный кунтуш и шапка с белым пером.
— Ну, как? — спросил он вошедшего в комнату казака.
— Слугу палкой дубасил, — усмехнулся тот, с интересом наблюдая, как Казимир перед зеркалом прикладывает к подбородку фальшивую рыжеватую бородку. — Наказывал за вчерашнюю пьянку. А потом сам надрызгался до чертиков.
— Прекрасно! — Казимир приклеил бороду и накинул на плечи широкий плащ. — Пригляди за Гонсереком. Конь готов?
— Привязан у ворот. — Фрол тайком перекрестил спину уходившего лекаря и поплелся караулить у дверей комнаты, в которой строчил новые письма заметно окрепший пан Марцин…
Чарновский скакал на север, к корчме «Золотой щит». План его был предельно прост: дождаться запряженной четвериком рыжих коней кареты и представиться посланцу отца Паоло, как пан Иероним Лаговский, конфидент [33] Марцина Гонсерека. Получится — хорошо, а если посланец вздумает сам навестить раненого или откажется от разговора, Казимир быстро найдет повод для ссоры и заставит его скрестить с ним сабли. Этот скорпион не должен уползти с тайными инструкциями в Пруссию!
Однако все случилось иначе, чем предполагал лекарь. До корчмы «Золотой щит» оставалось еще несколько верст, когда впереди показалось облако пыли. Он пришпорил коня и вскоре догнал большую карету, запряженную четверкой лошадей. Позади нее скакали несколько вооруженных верховых… Пожалуй, посланец отца Паоло имел возможность избежать многих неприятностей, связанных с риском для жизни. Конечно, если эта карета принадлежала именно ему. Поравнявшись с ней, Чарновский пригнулся и заглянул внутрь через толстое стекло дверцы.
— Эй, эй! — заорал один из сопровождавших карету верховых, но Казимир уже увидел развалившегося на стеганых подушках полного темноволосого человека в зеленом бархатном камзоле. Шляпы на нем не было, но, наверное, это тот, кто ему нужен.
— Стой! Стой! — крикнул лекарь.
— Прочь с дороги! — орали верховые, размахивая плетьми.
За стеклом дверцы белым пятном мелькнуло лицо пассажира, и кучер начал осаживать коней. Видимо, в карете дернули за шнурок, протянутый к колокольчику рядом с возницей.
— Кто такой? — Чарновского окружили верховые.
— Мне нужно сказать несколько слов вашему пану, — объяснил лекарь.
— В чем дело, Милош? — Толстяк приоткрыл дверцу и холодно посмотрел на догнавшего его незнакомца.
Говорил он на итальянском, но с заметным французским акцентом. Один из слуг, которого назвали Милошем, ответил на польском:
— Он хочет говорить с вашей милостью.
— Да? — Нижняя губа, толстяка презрительно оттопырилась. — Кто он?
— Я пан Иероним Лаговский из Варшавы. — Казимир решил взять инициативу в свои руки. Раз посланец отца Паоло понимает, что ему говорит слуга, он поймет и его. — Шановный пан едет в корчму «Золотой щит»?
— Допустим, — процедил толстяк. Теперь он тоже перешел на польский.
— Если шановный пан носит шляпу с красными перьями, я должен передать ему кое-что.
Толстяк протянул руку, взял с сиденья шляпу и показал Казимиру.
— Шановному пану кланяется пан Марцин Гонсерек. — Лекарь скрестил пальцы левой руки и коснулся ими правой брови.
— Отдайте коня Милошу и садитесь в карету, — приказал толстяк.
Чарновский повиновался. Как только он захлопнул дверцу, карета тронулась.
— Почему не приехал сам пан Марцин? — подозрительно прищурился толстяк. — Где он?
