Но, пожалуй, полнее всего А. Упит проявил себя в жанре романа. Он был мастером монументальных романов, почти все его произведения этого жанра тяготеют к эпопее. Некоторые романы, вначале написанные как отдельные произведения, впоследствии были объединены в циклы, которые охватывают значительные исторические периоды народной жизни. Так, например, создавался цикл «Робежниеки» (1907–1934), задуманный и осуществленный вначале как трилогия, а в законченном виде включивший в себя шесть романов. В этом цикле, особенно в романе «Северный ветер» (1921), написанном в тюрьме буржуазной Латвии, куда писатель был брошен после возвращения из Советской России в 1920 году[17], нарисована широкая, до сих пор непревзойденная картина революции 1905 года в Латвии, создан реалистический образ революционного борца Мартыня Робежниека, который стоит в ряду таких героев социалистической литературы XX века, как Павел Власов М. Горького, Пелле-завоеватель М. Андерсена-Нексе и др.
Откликаясь на выход романа «Северный ветер» на чешском языке, газета «Руде право» в 1975 году писала, что он «…занимает почетное место в ряду социальных романов мировой литературы». Среди таких произведений это одно из первых многоплановых эпических полотен, основным героем которого становится сам народ в эпоху исторических переломов. Особенностью и этого, и других романов А. Упита было обращение к судьбам крестьянства в эпоху революции.
По проблематике, высокому накалу трагизма в изображении эпохи «Северный ветер» можно сравнить с эпопеей М. Шолохова «Тихий Дон», где на своеобразном материале казачьей среды также решалась проблема исторического перелома в жизни крестьян.
Роман открывается панорамной картиной рабочего митинга на окраине Риги. Уже на первых страницах возникает образ северного ветра, сквозным мотивом проходящий через всю книгу. Революция и ветер, встречный, злой, пронизывающий. Но он неспособен воспрепятствовать бурливому прибою толпы, наоборот, прибой весело вскипает, подгоняемый снежными вихрями. В этой картине А. Упит мастерски рисует вдохновенный подъем масс, когда каждый, кого захватывает революционная волна, чувствует себя живой каплей, которая вместе с другими несется и вздымается ввысь.
И совсем иначе мотив ветра звучит тогда, когда писатель обращается к лихой године кровавой, беспощадной расправы, последовавшей за всеобщим подъемом. Теперь это злая стихия, со свистом проносящаяся по голым, ничем не защищенным полям, сеющая уныние и безнадежность.
Основное содержание романа связано именно с временным отступлением, подавлением революции, когда по городам и весям Латвии свистели казацкие шашки и нагайки, каждого, кто участвовал в революционных событиях, преследовала пуля, ждал трибунал — суд скорый и неправый, когда сотни безвинных людей только по подозрению в симпатиях к революционерам томились в сырых погребах помещичьих имений.
Это время показано писателем в романе с беспощадной правдивостью. Рядом с беспредельным героизмом и преданностью соседствуют жестокость, предательство, отчаяние. А. Упит не льстит своему народу, наряду с мужеством Мартына Робежниека, с твердой убежденностью Гайлена, даже на суде бросающим вызов неправой власти, он выводит целую вереницу подхалимов, предателей, просто прихлебателей, помогающих карательным отрядам вершить беззакония.
В романе представлено все многообразие человеческих судеб и отношений, сложность, неоднозначность поведения людей в пору репрессий.
Упит создает целую галерею индивидуальных характеров, через которые, раскрывается эпоха. По-разному ведут себя не только латышские крестьяне, оказавшиеся жертвами разгула реакции. Самих карателей Упит изображает неоднозначно. По-звериному озлобленный отпрыск баронов Вольф, упивающийся собственной жестокостью фон Гаммер готовы жечь, уничтожать, убивать не задумываясь. Иные краски Упит находит для князя Туманова, который исправно несет свою службу, но «несколько глубже разобрался в истории здешних беспорядков, в их причинах и поэтому не может быть столь неумолимо суровым и безжалостным». И на этом фоне разыгрывается личная трагедия молодого офицера Павла Ивановича. Ему глубоко отвратителен кровавый разгул, в котором он вынужден участвовать, но он не может понять психологию народа, ставшего жертвой исторической несправедливости.
С глубокой душевной болью рисует Упит разорение и опустошение латышской земли после того, как над ней пронесся черный вихрь, и вопрошает: «Зазеленеет ли еще когда-нибудь долина, засветятся ли в вышине звезды тепло и мирно?.. Человек! Что ты делаешь со своей землей и небесами!»
Но как и все творчество А. Упита, «Северный ветер», несмотря на трагизм содержания, проникнут глубокой верой в глубинные живые силы народа, устремлен в будущее. Написанный вскоре после Октябрьской революции, он пронизан мыслью о неизбежности победы идей социализма.
После 1934 года, когда в Латвии был установлен авторитарный режим, Упиту пришлось отойти от активного участия в общественной жизни. Театры перестали ставить его пьесы. Он не мог больше печатать свои проникнутые идеями марксизма литературно-критические и публицистические статьи, участвовать в создании энциклопедического словаря, печататься как теоретик и историк литературы. Писатель вынужден был сузить диапазон своей деятельности, но интенсивность его литературного труда не снижалась. Он ищет возможность участвовать в жизни народа через новые для себя темы и жанры. Создается романная дилогия «Улыбающийся лист» (1937) и «Тайна сестры Гертруды» (1939), отразившая атмосферу духовного безвременья и социальной неустойчивости, в которой Упит создает своеобразный образ Ольгерта Курмиса — «лишнего» человека эпохи, одаренного, но безвольного полуинтеллигента, не могущего ни приспособиться к окружающей его среде, ни восстать против нее.
Писатель много переводит, и большим вкладом в культуру латышского народа стал изданный в 1936 году на латышском языке «Петр I» Алексея Толстого. Этот перевод послужил Упиту импульсом для художественного осмысления жизни латышского народа в эпоху петровских войн в романной тетралогии «На грани веков» (1937–1940).
К моменту восстановления Советской власти в Латвии А. Упит пришел как зрелый мастер социалистического реализма. Поэтому крупнейшие произведения советского периода — романная дилогия «Земля зеленая» (1945) и «Просвет в тучах» (1952) — одновременно стали обобщением и завершением всех главных линий в творчестве самого Упита и органически вписались в тот круг советской многонациональной литературы, который образуют романы М. Горького, А. Толстого, М. Шолохова, М. Ауэзова и многих других выдающихся мастеров эпической прозы.
Близость к этим писателям А. Упит ощущал и сам. В период, когда писался роман «Просвет в тучах», он работал над подготовкой крупнейшего теоретического труда «Вопросы социалистического реализма в литературе» (1957). В разделе «Теория документальной прозы и художественное творчество» писатель высказал много интересных мыслей о «Хождении по мукам» А. Толстого, «Тихом Доне» М. Шолохова, «Буре» И. Эренбурга, романах В. Лациса. Все эти писатели были близки А. Упиту по своим идейно-эстетическим принципам как последовательные реалисты.
Одной из вершин романного творчества Упита стал роман «Земля зеленая», написанный в годы Великой Отечественной войны в Кстинине под Кировом. Это произведение рисует многообразную и красочную картину жизни латышского народа в 80—90-х годах XIX века. Сам Упит обозначил жанр «Земли зеленой» как культурно-исторический роман. В это определение он вложил смысл, позволяющий увидеть особенность его широких эпических полотен, их отличие от произведений многих других авторов. Для Упита в первую очередь важна сама эпоха, ее атмосфера, и поэтому он акцентирует географическую, хозяйственную и социальную структуру, причем не в описаниях и пересказах, а в веренице выразительных живых сцен народной жизни. В статье, поясняющей его концепцию, он пишет: «Церковь, кладбище, кабак, базар, волостное правление, приют, вечеринка, помещичья усадьба — это те места, где можно показать не только фигуры своего времени через видение и понимание писателя, но и сам крестьянский народ в многообразии его классов, слоев и групп, от чего и зависит культурно-историческая полнота и ценность повествования»[18]. В романе «Земля зеленая» создана целая галерея великолепных народных характеров, таких, как хозяин хутора «Бривини» Йоргис Ванагс, Анна Осис, Лиена Берзинь. Прототипами многих его героев послужили люди, окружавшие Упита в начале жизни. Покладистость и добродушие своего отца писатель воплотил в характере батрака Мартыня Упита, сохранив даже его имя. А в характере жены арендатора Осиса проступают черты матери писателя.
