меня там походатайствует». Когда я намекнула ему, что для бывшего вольнодумного студента он настроен чересчур мистически, он расхохотался (продемонстрировав, между прочим, превосходные зубы) и сказал, что долгая жизнь хороша тем, что успеваешь забыть, каким недоумком был в юности.
— И, кстати, о мистике, — произнес он, отсмеявшись. — Вы ведь сейчас в несколько стесненном положении находитесь?
Я запротестовала, подозревая, что он хочет сейчас преподнести нам, как некогда Елене Михайловне, очередной поликратов перстень. (Любопытно, кстати, что если бы мне нужно было для пропитания Стейси украсть это кольцо, я бы не задумалась ни на минуту, но вот получить его в дар мне было бы совестно и неприятно — какая-то это логика слишком человеческая, если вдуматься.)
— Нет-нет, — сказал он, — вовсе нет. Я предлагаю вам не подарок и не заем, а лишь верный источник дохода, который будет кормить вас везде, куда бы вас не забросила судьба. Посмотрите-ка, что вы видите вокруг?
— Могилы.
— Правильно. А на них что?
— Камни.
— Верно. А также трава, гравий, песок, кусты, деревья. Но главное, чем они украшены?
— Вы имеете в виду цветы? И предлагаете мне их выращивать?
— Вовсе нет. Посмотрите внимательно: в основном это искусственные цветы — и вы решительно недооцениваете то их количество, которое требуется на кладбищах. Может быть, сейчас вы скажете мне: «Совсем вы, Семен Федорович, с дороги съехали» (он принадлежал к числу людей, которым доставляло особенное удовольствие тщательно выговаривать свое имя и отчество), но в будущем вы непременно вспомните мой совет. Где бы вы ни были, где бы ни оказались — там непременно будут умирать люди, их станут хоронить, а значит, вы с вашим ремеслом окажетесь куда как кстати.
И с этими словами он протянул мне потрепанную книжку — я даже не заметила, откуда он ее достал — наверное, из кармана.
— Держите. Полистайте, когда будет время, попробуйте, попрактикуйтесь — потом вспомните меня и спасибо скажете. Держите-держите.
После чего, потрепав Стейси по волосам, он развернулся и, хрустя гравием дорожки, скрылся за углом.
Чтобы самостоятельно изготавливать искусственные цветы, вам понадобятся:
1) пинцет или щипчики с расходящимися ручками и пружинкой между ними. Это будет ваш основной инструмент, при помощи которого вы будете брать отдельные части будущего цветка, гофрировать его лепестки, собирать и склеивать все его части вместе;
2) деревянные или железные бульки, или, проще сказать, шарики разных размеров, — вы будете прокатывать ими бумажные лепестки, чтобы добиться их скругления;
3) маленькие щипцы для сгибания тонкой проволоки;
4) кусачки для откусывания проволоки;
5) несколько видов ножниц для бумаги;
6) шило;
7) каучуковая подушечка, на которой можно закруглять бумажные лепестки крупных цветов;
8) металлическая гофрировка с деревянной рукояткой;
9) клей, который вы будете варить сами из гуммиарабика и муки.
Кроме того, вам понадобится сургуч (и спиртовка, на которой вы станете его плавить), песок разных цветов, бумага и, конечно, краски. Последние я делала обычно сама: темно-красный получался из настоя бразильского дерева, к которому я прибавляла немного винного камня. Розовый — из водного раствора кармина. Синий — из растворенного в воде кобальта с добавлением маленького количества едкого кали. Желтая — из спиртового раствора куркумы или шафрана, на худой конец — авиньонских зерен. Для голубой я брала лионскую или парижскую синь. Зеленую делала, смешивая гуммигут с английской лазурью.
Для крупной искусственной розы понадобится приготовить не менее пятидесяти лепестков. В качестве образца проще взять одну настоящую живую розу и, оторвав у нее несколько лепестков разных размеров, положить их на бумагу или батист и обвести контуры. Вырезав, нужно смазать их крахмальным клейстером и дать просохнуть. Дальше начинается окраска: я слегка разводила настой бразильского дерева так, что он приобретал нежно-розовый цвет; в другой емкости я готовила кислую воду, распуская в теплой воде немного кремортартара. Дальше я на секунду опускала лепестки в кислую воду, слегка отжимала их между полотенец и еще сырыми погружала в розовую краску, причем так, чтобы цвет ложился не слишком равномерно: для этого я старалась, чтобы верхняя часть лепестка меньше пробыла в стакане. После этого надо разложить лепестки на промокательной бумаге и дать им подсохнуть, но не до конца, потому что придавать им выпуклую форму удобнее, пока они влажные. Для этого я клала их на подушечку и прокатывала булькой, поправляя, чтобы не было складок. Те лепестки, которые будут в середине бутона, нужно плиссировать, чтобы они выглядели как у живого цветка — для этого их несколько раз складывают в длину, а потом расправляют.
Для тычинок я брала толстые нитки и опускала их в клейстер, а затем просушивала: так они становились плотными и жесткими. Потом я складывала их в несколько раз, скрепляла проволочкой и обрезала, придав им вид кисточки: после этого достаточно смочить их в растворе аравийской камеди и посыпать желтой пудрой. Дальше начинаем собирать сам цветок: берем кусок проволоки, обвитый ватой и обмотанный зеленой бумагой, прикрепляем к его концу зеленую шелковинку и скрепляем ею пучок тычинок. После этого постепенно прикрепляем лепестки — сперва мелкие плиссированные, потом более крупные, распределяя их так, чтобы цветок принял круглую форму. У последнего ряда края´ отгибаем щипчиками чуть-чуть наружу.
Стол, за которым я занималась этим ремеслом, стоял у самого окна в нашем флигеле в Моравской-Тршебове. Чехословацкое правительство пожертвовало для нужд русской гимназии стоявшие без толку и разрушавшиеся здания бывшего лагеря для русских военнопленных. Это был целый маленький городок: несколько двухэтажных бараков, в которых, собственно, не так давно содержались заключенные; они были переделаны в дортуары для учеников. Вокруг них в хаотическом порядке были расставлены бараки поменьше: прежде в них располагались хозяйственные службы, мастерские, казармы охраны и прочее — сейчас они вновь были перераспределены между теми, кто обеспечивал нормальную работу гимназии. В одном из зданий поселилась кухня, в другом — столовые, в третьем — амбулатория, в четвертом — баня и так далее: до известной степени нынешняя гимназия унаследовала бóльшую часть прежней лагерной структуры, разве что охраны у нас не было.
Дело в том, что отсюда совершенно некуда было бежать. Нельзя, конечно, сказать, что бараки наши располагались посередине глухого леса — совсем нет, до станции железной дороги было сорок минут неспешным шагом: дело было в другом. Эта часть Чехословакии была населена исключительно немцами, так что сама Моравска-Тршебова была совершенно неотличима от любого средненемецкого городка — те же вывески, те же заведения — и та же совершенно неискоренимая неприязнь к русским. Как и в большинстве стран Европы, обыватели никак не разделяли тех,
