— А что я им, дурак, голову-то подставлять? — засмеялся Курочкин. Интереса у меня такого нет… После окончания школы попал я фельдшером в тыловую часть… Да так с ней и отступал вплоть до Новороссийска…
— Что же раньше не перешли к красным?
— Боялся, — признался Курочкин. — У меня тут, в хуторе Юровкином, родители торговлишкой занимались. Мелкой, конечно… Там такие купцы, что всего товару-то на четвертную… В общем, не торговля, а нищенство… А когда нас прижали в Новороссийске, забрали в плен, то я убедился, что страшного-то и ничего нет… Даже добровольно вступил в Красную Армию…
— Опять фельдшером или художником? — спросил Прохор.
— Пока фельдшером… Обещали перевести на клубную работу…
Прохор лег на сено, наполнявшее повозку, и стал смотреть на небо. Широким светлым шляхом раскинулся по небу Млечный путь. Множество ярких звезд усеяло бархатное полотнище небосклона. И от яркости звезд еще темнее кажется наступающая ночь.
— Не пожар ли? — указал Курочкин на горизонт, освещенный заревом.
— Сам ты пожар! — буркнул подводчик. — Луна встает.
И в самом деле, вскоре из-за горизонта всплыла тускловатая, похожая на перезревшую с помятыми боками дыню, луна. Кругом все осветилось призрачным светом. Стали видны темные прогалины балок и буераков, придорожные прошлогодние бурьяны и черные скирды соломы и сена.
— Смотрю я на вас, — сказал Курочкин, ложась рядом с Прохором, — и дивлюсь. Очень уж вы собой напоминаете полковника Ермакова. Уж не брат ли он вам? Кстати, он теперь уже не полковник, а генерал…
— Генерал?! — невольно сорвалось с уст Прохора.
Курочкин усмехнулся.
— Теперь все понятно, — сказал он. — Если не ошибусь, он действительно ваш брат?..
— Ну, положим, что так, — нехотя проронил Прохор.
— Я так сразу же и подумал. Больно уж вы похожи друг на друга. Константин Васильевич, правда, значительно старше вас… Я его знал по Новочеркасску… Выпивали не раз… Знал и супругу его, Веру Сергеевну… Кстати, вы знаете о том, что она уехала с американцем за границу?
— Слышал. По-моему, и Константин тоже где-то за границей…
— Да, уехал он туда, — сказал Курочкин. — И нужно же быть такой иронии судьбы. Константин Васильевич встретил в Новороссийске свою жену с любовником… С горя Константин Васильевич запил с неким ротмистром Яковлевым… У того тоже горе. Какой-то граф Сфорца и князь, что ли, Розалион-Сашальский, с которыми этот Яковлев дружил, убежали от него за границу и увезли с собой общие их деньги и ценности… Вот эти-то друзья по несчастью — Ермаков и Яковлев — пили, пропивая последнее, что у них было… Кстати, оказалось, что этот Яковлев никакой не ротмистр и никаких наград не имел, а он полицейский околоточный надзиратель из шахтерского поселка Горловки… Во время революции бежал из Горловки в Новочеркасск и там, обыграв в карты какого-то гвардейского офицера, раздел его донага. Нацепив его мундир, он выдавал себя за аристократа, гвардейского офицера…
— Куда же они делись?
— Под конец все-таки Константина Васильевича его знакомые усадили на последний пароход, уходивший из Новороссийска… Я еще помог усаживать его… А Яковлев не знаю, куда делся…
Подводчик свернул с дороги в сторону и остановился.
— Что хочешь делать? — спросил, приподнимаясь, Курочкин.
— Заночуем тут, — сказал старик. — Корма тут хорошие… Покормлю лошадь…
Лежа в повозке, Прохор смотрел на звездное небо и думал о жизни.
«Вот ведь как повернулась судьба, — размышлял он. — Брат Константин, которого я всю свою жизнь считал умницей, на которого я чуть ли богу не молился, оказался отщепенцем, врагом своей родины, своего народа да и врагом своей семьи… А я вот здесь… Со своим народом… — Вдруг Прохор содрогнулся. — А что б могло получиться, если б я, веря в авторитет своего старшего брата, потянулся за ним?.. О, это было б страшно!.. Я рад, что так сложилась моя жизнь…»
Прохор стал засыпать. Сквозь сон ему почудилось, будто кто-то ударил по серебряным струнам. Это прокричали журавли.
На рассвете его разбудили голоса. Прохор поднял голову и увидел своего отца, сидевшего в тарантасе. Придерживая вожжами буланую кобылицу, он разговаривал с подводчиком.
Василий Петрович, указывая на Прохора, обрадованно сказал казаку:
— Так вот этот-то и есть мой сын!.. Проша!..
— Батя! — изумленно вскрикнул Прохор.
— За тобой, сынок, еду, — ласково пояснил Василий Петрович. — Виктор телеграмму прислал.
Калмыки были приписаны к казачьему населению Донской области.
Б а н т и с т — полный георгиевский кавалер, имеющий четыре креста и четыре георгиевские медали.
До революции каждый казак, призываемый на военную службу, обязан был за свой счет справить строевого коня с седлом, обмундирование, снаряжение и оружие — пику, шашку, за исключением винтовки.
Так называли тогда белогвардейцев.
Ковалев Виктор Семенович, большевик с 1905 г. В 1906 г. за революционную деятельность был осужден царским правительством на двенадцать лет каторги. Вернулся из Сибири в 1917 г. Умер в 1919 г.
П р и к а з н ы й — ефрейтор.
В отличие от красных белые не подрезали хвостов у лошадей.
Двухклассное училище имело 5 классов.
В гражданскую войну командиры дивизий назывались начальниками.
Цитируется дословно. — Автор.
Ж а л м е р к а — солдатка.
С к о р о д а — местное название травы, имеющей вкус зеленого лука
Командир для поручений.
