Сколько раз она пыталась заставить себя не фантазировать? Сколько раз при воспоминании об Арнау убеждала себя, что у нее иная судьба? А теперь… Она посмотрела на хижину. Арнау продолжал спать. Во время плавания Мар проверила, нет ли у него температуры, не был ли он ранен. Она села у борта, поджала ноги и положила его голову себе на колени.
Несколько раз он открывал глаза, смотрел на нее, и на его губах появлялась улыбка. Обеими руками она держала его руку, и каждый раз, когда Арнау улыбался, сжимала ее, пока он, довольный, не засыпал снова.
Так было несколько раз, как будто Арнау хотел убедиться в том, что ее присутствие не было бредом. А сейчас… Мар вернулась в хижину и села у его ног.
Вот уже двое суток он ходил по Барселоне, вспоминая места, которые долгое время составляли часть его жизни. Мало что изменилось за те пять лет, пока он жил в Пизе. Несмотря на кризис, жизнь в городе бурлила.
Барселона до сих пор была открыта морю; ее защищали лишь таски, на которые Арнау посадил свой китобоец, когда Педро Жестокий угрожал своим флотом берегам графского города. Несмотря на это, по приказу короля Педро IV продолжали возводить западную стену и королевские верфи. А пока они достраивались, корабли становились на якорь и ремонтировались на старых верфях, у самого берега, против башни Регомир. Гилльем пришел туда, ведомый стойким запахом смолы, которой конопатчики, предварительно смешав ее с паклей, затыкали щели в кораблях. Мавр наблюдал за работой морских плотников, столяров-весельщиков, кузнецов и канатчиков, вспоминая, как раньше он сопровождал Арнау во время проверки работы последних, чтобы убедиться, что в канатах, предназначенных для такелажа, не смешивают старую пеньку с новой. Они торжественно проходили между кораблями в сопровождении морских плотников. После проверки канатов Арнау неизменно отправлялся к конопатчикам. Затем он прощался с сопровождающими, и те долго смотрели им вслед. Позже Арнау беседовал с каждым из них отдельно.
«Их работа основная. Закон запрещает им работать сдельно», — объяснил он Гилльему в первый раз, когда они пришли на верфь. Поэтому консул и разговаривал с конопатчиками, чтобы выяснить, не нарушал ли кто-нибудь из них, движимый нуждой, определенную норму, призванную обеспечить безопасность кораблей.
Гилльем видел, как один из них, стоя на коленях, тщательно прошел стык, который только что законопатили.
Это зрелище заставило его закрыть глаза. Он сжал губы и отвернулся. После долгой борьбы Арнау вынужден скрываться в бухте в ожидании, когда инквизитор вынесет ему минимальное наказание. Ох уж эти христиане! Он вздохнул. По крайней мере, рядом с ним Мар… его девочка. Гилльем не удивился, когда капитан фелюги, оставив Мар и Арнау, явился в альондигу и рассказал ему о происшедшем.
— Это судьба, — пробормотал мавр.
— Что вы сказали?
— Ничего, ничего. Вы правильно поступили. Выходите из порта и возвращайтесь через пару дней.
В первый день Гилльем не получил никаких известий от Эймерика. На второй он снова появился в Барселоне. Мавр не мог ждать в альондиге и, оставив там своих слуг, велел, чтобы они нашли его, если кто-нибудь будет о нем спрашивать.
Кварталы торговцев не изменились. По Барселоне можно было ходить с закрытыми глазами; единственным проводником мог быть запах, характерный для каждого квартала. Собор, как и церковь Святой Марии, тоже продолжали строить, хотя строительство церкви у моря продвигалось гораздо успешнее.
Полным ходом шли работы в церквях Святой Клары и Святой Анны. Гилльем останавливался перед каждым храмом, чтобы посмотреть, как работают плотники и каменщики. А как же защитная стена у моря? А порт? Странные эти христиане.
— Вас спрашивают в альондиге, — сообщил ему запыхавшийся слуга на третий день.
«Николау согласился?» — спросил сам себя Гилльем, поспешно направляясь в альондигу.
Николау Эймерик подписал приговор в присутствии Гилльема, который стоял перед ним. Потом инквизитор скрепил его печатью и молча вручил ему.
Гилльем взял документ и сам стал читать его.
— В конце, в конце, — поторопил его Николау.
Он заставил нотариуса работать всю ночь и не собирался ждать, пока этот неверный прочитает его.
Гилльем посмотрел на инквизитора поверх документа и спокойно продолжил читать его умозаключения. По-видимому, Хауме де Беллера и Женйс Пуйг забрали свой донос. Как это удалось Николау? Свидетельство Маргариды Пуйг было поставлено Николау под сомнение, поскольку трибуналу стало известно, что ее семья разорилась в результате коммерческих операций с Арнау. Что касается свидетельства Элионор… Оказывается, она не подтвердила ту отдачу и покорность, которые всякая женщина должна являть своему мужу!
Кроме того, Элионор утверждала, что обвиняемый при всех обнимал какую-то еврейку, с которой, как она предполагала, у него были плотские отношения; в качестве свидетелей она приводила самого Николау и епископа Беренгера д’Эрилля. Гилльем снова посмотрел на Николау поверх приговора, инквизитор выдержал его взгляд. «Подтвердить, что обвиняемый обнимал какую-то еврейку в момент, указанный доньей Элионор, не удалось», — говорилось в документе. Ни он, ни Беренгер д’Эрилль, который тоже подписал приговор, — Гилльем перешел на последнюю страницу, чтобы убедиться в наличии подписи и печати епископа, — не могли согласиться с этим показанием. «Дым, огонь, сутолока, страсти, любое из этих обстоятельств, — продолжал объяснять Николау, — может вызвать у женщины, слабоумной по природе своей, такое видение. Поскольку обвинение, выдвинутое доньей Элионор в отношении Арнау и его связи с еврейкой, явно лживо, то остальной части доноса не может быть доверия».
Гилльем улыбнулся.
Единственные деяния, которые действительно могут считаться наказуемыми, были в доносах священников церкви Святой Марии у Моря. «Святотатственные слова признаны виновным, и он раскаялся в этом перед трибуналом, что является конечной целью всякого инквизиционного процесса». За это Арнау Эстаньол приговорен к штрафу в виде конфискации всего его имущества, а также к покаянию: в течение года он должен каждое воскресенье являться в церковь Святой Марии, одетый в соответствующие покаянные одежды.
Гилльем закончил читать документ и пристально посмотрел на подписи и печати инквизитора и епископа.
Он добился своего!
Свернув документ, мавр порылся в карманах в поисках платежного письма, подписанного Авраамом Леви, чтобы отдать его Николау. Гилльем молча наблюдал, как инквизитор читал письмо, означавшее не только разорение Арнау, но также его свободу и жизнь. В любом случае он никогда бы не смог объяснить происхождение этих денег, а также то, почему это платежное письмо было спрятано столько лет.
Арнау проспал весь остаток дня. Когда стало вечереть, Мар разожгла маленький костер из листвы и дров, которые рыбаки собрали и принесли к хижине. Море было спокойное. Женщина подняла взгляд к звездному небу. Потом она посмотрела на обрывистую скалу, которая окружала бухту; луна отсвечивалась на ее вершинах, создавая причудливые тени.
Она молча вдыхала свежий воздух и наслаждалась покоем. Мир не существовал для нее. Не было ни Барселоны, ни инквизиции, ни даже Элионор и Жоана: только она… и Арнау.
В полночь Мар услышала шорох внутри хижины. Она поднялась, чтобы пойти туда, но в это время Арнау вышел на лунный свет. Оба замерли в нескольких шагах друг от друга. Мар стояла между Арнау и костром.
Мягкие линии силуэта, подсвеченные ярким пламенем, лицо, спрятанное в тени… «Может, я уже на небе?» — подумал Арнау. По мере того как его глаза привыкали к полутьме, облик той, которая являлась ему во сне, становился все более отчетливым. Сначала это были глаза, большие, блестящие, — сколько ночей она проплакала? — потом ее нос, скулы, подбородок и эти губы… Женщина распахнула ему объятия, и отблески костра осветили ее тело, облаченное в невесомые одежды. Она звала его.
Арнау пошел на ее зов. Что происходит? Где он?
Действительно ли это Мар? Он получил ответ в ее объятиях, в улыбке, которую она дарила ему, в горячем поцелуе, запечатленном на его губах.
Потом Мар с силой обняла Арнау, и мир вернулся к действительности. «Обними меня», — услышал он ее голос. Арнау прижал к себе женщину и услышал, как она заплакала. Он почувствовал, как вздымалась ее грудь, и ласково провел рукой по густым волосам. Нежно покачивая ее в своих руках, Арнау думал о превратностях судьбы. Сколько лет должно было пройти, чтобы наступил этот момент? Сколько ошибок он должен был совершить?
Арнау отстранил голову Мар от своего плеча и заставил женщину посмотреть ему в глаза.
— Я сожалею, — с грустью произнес он, — сожалею, что отдал тебя…
