Она снова посмотрела на сундук с книгой. Кристина завалит ее почестями, а она, Эбба, позаботится о том, чтобы семьи погибших смоландцев никогда больше не терпели нужду. Стоило ли это того? Стоило того, чтобы дюжина добрых людей восстановили свою честь, пусть и посмертно? Она мысленно улыбнулась. Эбба прекрасно знала, что бы ответили ей Самуэль и каждый из этих людей. Она не знала, каков был бы ответ, спроси она Киприана Хлесля. Наверное, он бы пожал плечами и сказал, что он сделал то, для чего и появился на свет. Однако за прошедшее время она убедилась в одном: каждый человек появляется на свет только для того, чтобы жить, любить и возвращаться к Богу с миром.
Альфред неловко упал рядом с ней на палубу и застонал.
– Я выблевал всю еду за пять дней, – сообщил он. – Вот только еды во мне было дня на три. Что же будет дальше?
– Ничего, – ответила она. – Ты будешь блевать до тех пор, пока от тебя останется лишь пустой кожаный мешок, его повесят в твоем доме над камином и станут показывать гостям.
Альфред кивнул на сундук.
– Ты думаешь, это правда?
– Ты о чем?
– О трех страницах, которые, очевидно, кто-то вырвал. О том, что они пропали по меньшей мере сто лет назад, и никто не знает, где они.
– А зачем Агнесс лгать мне? – спросила его Эбба, хотя и знала, что Агнесс солгала ей; так же как и Агнесс знала, что она, Эбба, это знала.
«Кристина не заметит разницы», – сказала она во время последнего разговора с Самуэлем. Правильно, но Эбба это заметит. И она действительно заметила. Она ехала домой с сокровищем, которое королева попросила ее доставить, но собиралась обмануть ее. Теперь все будет совсем иначе.
И все же: надо ли было привозить домой сокровище, которое, как она боялась, могло уничтожить своего адресата?
Цена любви – сам человек.
Олаф Бенгтссон не разобрал названия этой дыры, да ему было совершенно все равно. Дыра не заслуживала вообще никакого названия. Просто чирей на заднице мира. Пиво, впрочем, было хорошим. И темноглазая лань, шмыгавшая у бочек и бросавшая ему зазывные взгляды, даже стоила того, чтобы остаться здесь немного дольше. Дольше товарищей, которые еще вчера отправились в путь и оставили его здесь – его, Олафа Бенгтссона, ротмистра Уппландского кавалерийского полка, – после дележа добычи. Уппландский кавалерийский полк, ха! Три короны на красном фоне! Ни одному из них не досталось ни единой короны. Пришлось довольствоваться тем, что им оставили старшие офицеры и чертовы мародеры из армии Кёнигсмарка.
– …всех сыновей потерял, господин, – вздохнул хозяин постоялого двора. – И жену тоже. Проклятая война. Мы всегда были протестантами, господин, и бросали вашему королю под ноги березовые ветви… И что мы за это получили? Но что вы, солдаты, получили от этой войны, только честно, господин?
Сначала Олаф обрадовался, что хозяин таверны подсел к нему: перед ним уже замаячила перспектива получить пару кружек бесплатного пива. В этом отношении хозяин не разочаровал его, тем не менее за пиво он дорого заплатил: он уже несколько часов выслушивал эти жалобы, причем они повторялись каждые двадцать минут – то же самое содержание, та же жалобная интонация, только слова варьировались. Не сильно, если честно.
Улыбка лани возле бочки отвлекла его. Лань была дочерью хозяина постоялого двора. Удивительно, как от такого сучка уродилась такая красотка.
– …постоялый двор я унаследовал от своего отца, а он – от своего отца… И кому мне завещать его, господин, если всех моих сыновей забрала война? Я человек пожилой…
– Я тебе кое-что покажу, – перебил его Олаф и резко встал. – Пойдем-ка.
Хозяин постоялого двора, ломая в отчаянии руки, последовал за ним в конюшню. Часть добычи Олафа составляли пять лошадей, которых он взял с собой. Разумеется, на войну он шел с пятью другими лошадьми, как и приличествовало офицеру, и потому добыча его не была по-настоящему серьезной. Кроме того, одну из лошадей пришлось использовать как вьючную, чтобы перевозить остальные трофеи. Трофеи были завернуты в обрывки кожи и одеяла. Олаф торжественно развернул их. Хозяин постоялого двора, вытаращив глаза, подошел ближе.
– Что это такое? – прошептал он. – Оно огромно… сколько оно может стоить?
– Понятия не имею. Ты умеешь читать?
– Нет.
– И я тоже. Какую ценность может представлять книга для человека, если он не умеет читать?
– Она прекрасна. И так огромна… – зачарованно произнес хозяин постоялого двора. – Я никогда еще не видел ничего подобного.
– Я выменял ее у идиота, который служит в армии Кёнигсмарка и которому слишком тяжело ее перевозить, так как он чертов пехотинец. Ты бы хотел получить ее?
– Да! – закричал хозяин постоялого двора, не успев даже подумать. Затем в нем проснулась здоровая подозрительность. – Э… что за нее хочешь?
– Хочу трахнуть твою дочь, – откровенно признался Олаф. Самый эффективный путь к цели всегда самый прямой – старое правило кавалеристов.
– Э-э-э?!
– И она тоже этого хочет. Я мог бы трахнуть ее сегодня ночью и без твоего согласия, и она не сопротивлялась бы, но я всю войну старался оставаться приличным человеком, и потому не хочу сейчас начинать вести себя по-свински. Так что ты думаешь?
– Но…
– Соглашайся!
И в конце концов хозяин постоялого двора согласился.
Олаф не знал, кто кому сделал одолжение. Книга была тяжелой, громоздкой и немного жуткой из-за проклятого изображения дьявола. Он был рад, что избавился от нее. И ночь с дочерью хозяина постоялого двора была феноменальной, неповторимой, страстной. Он не знал этого, когда прощался следующим утром, так же как этого не знали ни старик, ни его дочь, но он посадил в нее свое семя, и из него вырос мальчик, которого хозяин постоялого двора принял как законного внука (немного постонав, покричав и поскандалив), воспитал и сделал своим наследником – исполнив самое заветное свое желание.
Огромная книга, которая привела к зачатию ребенка, была спрятана на чердаке постоялого двора, и только иногда хозяин осторожно взбирался наверх и тайком рассматривал ее. До самой смерти он верил в то, что мнимый шведский солдат на самом деле был ангелом и вот так, опосредованно, исполнил желание старика воспитать наследника. И поскольку он в это верил, мальчик тоже верил в это и стал добрым, уважаемым и справедливым человеком, так как невозможно быть злым, если ты убежден, что тебя зачал ангел.
Где-то… где-то в широких, пологих холмах Богемии, над которыми чувствовалось дыхание весны…
Маленькая карета, запряженная лишь одной лошадью. Два человека стояли в стороне от кареты, посреди поля: мужчина и женщина. Легкий ветерок играл ее волосами. Оба были высокими, худыми… и старыми. Даже издалека было видно, что они брат и сестра.
– Здесь? – неуверенно спросил Андрей.
– Здесь, – сказала Агнесс.
– Но почему?
– Это место ему бы понравилось.
Они открыли шкатулку и подождали, пока ветер не усилится. Наконец они перевернули шкатулку. Наружу вылетел пепел, собрался на мгновение в сверкающее облачко вокруг их голов, а затем развеялся.
– До свидания, Киприан, – сказала Агнесс и смахнула со щеки слезу. – До свидания.
Андрей пытался держать себя в руках.
– Будь здоров, друг мой, – выдавил он наконец. – Ты был лучшим из всех, кого я знал.
– Это ему бы не понравилось, – возразила Агнесс с намеком на улыбку.
– Тем не менее это правда.
Они смотрели на море цветов над холмами, которое покачивалось перед ними на ветру. Если бы этого пейзажа было недостаточно в качестве доказательства того, что после долгой зимы снова вернулась жизнь, то стоило обратить внимание на запах, летящий вместе с ласковым ветерком: запах человеческих испражнений и навоза. Крестьяне снова возделывали поля. Никому из них не было нужды говорить, что если на всем белом свете хоть один человек заслужил возможность снова почувствовать это пробуждение, то таким человеком был Киприан.
– Может, вернемся в карету? – спросил Андрей. – Ты все еще слаба…
Агнесс покосилась на брата. Он поднял руки и робко улыбнулся.
– Извини… Я не должен носиться с тобой, как курица с яйцом.
Она ответила на его улыбку.
– Ты уверена, что три страницы действительно потеряны? – спросил Андрей.
Агнесс пожала плечами.
– Да. А что?
– Просто я тебе не верю, сестричка.
Агнесс вздохнула.
– В Подлажице, когда я одной ногой стояла в могиле, мне приснился человек, создавший библию дьявола. Он верил в то, что творение Бога – равновесие: красота существует только в сравнении с уродством, жизни не бывает без смерти… Значит, и то и другое в своем праве. Если будет слишком много тени, мир замерзнет. Если будет слишком много света, он сгорит.
– Я всегда думал, что единственной его целью было накопление знания.
– Возможно, он с этого начинал, пока не понял, что одним только знанием равновесие не установить. Если мой сон показал мне правду, то в конце он убедился в том, что задача нас, людей, заключается в сохранении равновесия. Поэтому Бог и дал нам три способности, которых нет ни у какого иного живого существа: веру, любовь и надежду. Они – наше оружие в борьбе за равновесие. Именно это он и хотел сказать нам с помощью библии дьявола. Он показал это нам с помощью символа, как было принято в его время. Изображение дьявола напротив изображения божественного города, научные тексты – напротив текстов, полностью посвященных вере, одинаковый, симметричный шрифт… И величина книги, так как он считал свои познания величайшими из всех, какие только есть на свете.
