короля, и не могли более сомневаться в том, что известие, возбудившее такое ликование в народе, было истиной. Поэтому и тот, и другой, несмотря на различные планы, лелеемые ими, были одинаково обрадованы случившимся.
— Вы были правы, многоуважаемый господин Акст, — сказал Серра, — свежий воздух и движение благотворно подействовали на меня, а свалившаяся с плеч забота, в которую повергла меня угрожавшая королевству опасность, отлично повлияла на мои силы и здоровье. Я чувствую себя значительно лучше и почти готов испытать свои силы и тотчас же отвезти господину Герне письмо графа Потоцкого, если вы, конечно, не освободите меня от этого труда и не разрешите передать письмо через вас.
— Ни в коем случае, дорогой Серра, — ответил Акст. — Граф передал письмо вам и я не имею права принять его от вас, да и не хочу брать на себя ответственность за него. Но, со своей стороны, я не вижу причины оставаться здесь и, если вы ничего не имеете против, мы можем вместе отправиться в путь.
— Я думаю, что так будет лучше всего, — сказал Серра, которому главным образом необходимо было как можно скорее удалить из Варшавы Акста и который, после такого оборота событий, не считал рискованным своё отсутствие в столице польского королевства. — Только я полагаю, — прибавил он, — что будет целесообразнее, если мы подождём фактического подтверждения поступившего известия и своими собственными глазами убедимся в том, что король Станислав Август действительно нашёлся и возвратился в свою резиденцию. У меня будет пока время закончить свой доклад графу Виельгорскому, содержание которого я могу устно сообщить вам и господину министру фон Герне, что избавит меня от труда снимать с него копию.
— Отлично, отлично! — заметил Акст. — Пока вы будете заканчивать доклад, я немного отдохну и затем мы снова выйдем вместе, чтобы взглянуть на въезд короля и убедиться, что увезённый во мраке ночи государь в самом деле при свете дня вступил в свою столицу и что поэтому нечего опасаться неожиданного переворота в Польше... Моя почтовая карета стоит наготове, и если вы хотите занять в ней место, то с наступлением ночной прохлады мы можем отправиться в Берлин.
Серра утвердительно кивнул головой и они рука об руку, как два искренних друга, возвратились в гостиницу «Белый олень». В глубине сердца Серра посылал ко всем чертям своего спутника. А то, что думал Акст относительно итальянца, едва ли кто-либо мог бы прочесть на его лице, черты которого в этот день казались значительно менее строгими, чем обыкновенно; можно было даже принять за улыбку то лёгкое подёргиванье, которое время от времени поводило его губы.
Между тем король Станислав Август безмятежно и спокойно спал на мельнице в Мариемоне, на соломенном ложе в столовой мельника. Последний вместе с женою беспокойно ожидал возвращения посланца и по временам боязливо посматривал по направлению леса, не приближаются ли к мельнице подозрительные фигуры. Он всё ещё боялся мести разбойников за то, что принял преследуемого ими; притом же он ещё не мог совершенно избавиться от подозрения, что двое людей, которым он оказал гостеприимство, пожалуй, и сами принадлежат к шайке разбойников и только для вида отослали работника в Варшаву, чтобы тем временем совершить где-либо нападение или ускользнуть от преследования.
Косинский бледный, с обнажённой саблею в руке, стоял пред дверями мельницы; он медленно двигался взад и вперёд, делая всего лишь по несколько шагов в ту и другую сторону, и, уронив голову на грудь, видимо, погрузился в глубокие размышления; время для него проходило почти так же незаметно, как и для спящего короля. По временам лишь он, как бы молясь и прося чего-то, посматривал на небо и с его губ срывался лёгкий, как дуновение ветерка, шёпот:
— Юзефа... Юзефа, да смилуется над нами Господь Бог!
Мельник встал у окна в верхнем этаже и не спускал взора с туманной дали. Немногочисленные работники, бывшие в поле, не успокоили его; в близлежащем мариемонском замке находились лишь старый кастелян и несколько слуг; они не могли оказать ему защиту в случае нападения вооружённых разбойников, со времени диссидентской войны всё ещё колесивших по стране. Поэтому страшен был его испуг, когда он заметил на опушке леса, из-за поворота дороги высоко вздымавшееся облако пыли; такое облако могло быть поднято лишь копытами коней большого отряда всадников. Облако пыли всё приближалось и приближалось. Мельник рассмотрел в нём блеск оружия. Нёсшиеся с бешеной быстротой всадники уже были недалеко от мельницы и можно было ясно видеть их мундиры; при виде их мельник испуганно воскликнул:
— Боже всемогущий, это — солдаты!.. Значит, всё же разбойники проникли к нам? Вот явились и солдаты искать их! Но вы сами должны подтвердить, — продолжал он, обращаясь к стоявшим позади него служанкам, — что эти разбойники лишь угрозами и силой заставили меня впустить их сюда!.. О, Господи, нас сочтут за их соучастников и вместе с ними бросят в тюрьму!
Мельник опустился на колена; его жена, служанки и оставшиеся на мельнице работники последовали его примеру и все, дрожа от страха, стали молиться, трепещущими руками делая крестные знамения.
Между тем отряд прискакал к мельнице. Генерал Кончен на своём взмыленном коне опередил всех остальных. Он соскочил с седла и бросился в дом мельника. Там его встретил Косинский.
— Где король? — спросил генерал.
Косинский с печальным взором опустил саблю перед Коччеи и провёл его в столовую, где спал король.
Мельник трусливо и нерешительно спустился по узкой лестнице, ведшей в нижний этаж; остановившись посреди её, он с любопытством заглянул через открытую дверь внутрь маленькой комнаты, в которой до сих пор разыгрывались лишь однообразные сцены его тихой семейной жизни и которая теперь стала ареной для столь беспокойного происшествия.
Король ещё не поднялся со своего ложа. Он пробудился от сна и испуганно вскочил при шуме неосторожно отворенной двери, словно с его пробуждением пред ним снова предстали как живые грозные картины минувшей ночи.
— Ваше величество, мой августейший повелитель! — воскликнул генерал Коччеи. — Мор ли я думать, что мне придётся найти вас при такой обстановке! Да будут прокляты изменники, замыслившие подобное злодейство против вашей священной особы!.. Слава Богу, покровительствующему вам! Вы, ваше величество, спасены; вас окружает преданная вам гвардия!
Не будучи в силах превозмочь своё волнение, генерал упал на колена и стал целовать руки короля; на его глазах показались слёзы.
Большая часть улан также
