Келарь не очень-то поверил, да монастырю рабочие руки нужны. Объявил:
— Поглядим, каков ты плотник. Коли взаправду с топором в родне — на харчи поставим.
Никогда Егорка не жил так легко и без забот. Работы он никогда не страшился. Какой бы ни был урок — глаза боятся, а руки делают.Дома — думай о хозяйстве, чтобы печь было чем топить, чтобы крыша не текла, когда ветер солому заломит, чтобы корова и лошадь были кормлены, чтобы хлеба с осени до новины хватило, чтобы лихие люди не разорили. Тут поднялся на зорьке, вместе с братией — в трапезную. Утречать. Братия на молитву, а он топор в руки и на разлюбезное дело, к коему с мальства навык. Где келью подправить, где стропила под крышей укрепить, или келью срубить для нового затворника. В колокол ударили — обед. Не разъешься, но и голодным из трапезной не уйдешь. После обеда можно недолго сомлеть, а потом до вечери топором махать. Все ко времени, без суеты.
А тут и чудо явилось. Вызвал его келарь и спросил:
— Лошадку твою, говорил, отняли? Пойди за ворота, погляди, не твоя ли пришла к воротам?
Не затерялась Ночка, прибрела по его следам к монастырю. Встретил, как иной и родню не встречает. И монастырю прибыток. Лошади в то неспокойное время, были нарасхват.
Осталось исподволь исполнить поручение царицы Марины. Угадывал, что дело это тайное и опасное. Окольно узнал, что в монастыре действительно проживает ссыльный из Москвы гишпанской земли монах, а возле него неведомый человек. И чуден же! С лица желт, глазки узкие, как щелки, да не татарин. Росточком не велик, но шустер. Из какой он земли изошел — не выговорить.
В трапезной их не видывал, потому, как были они латинской веры, кормились отдельно от братии. Видел их на прогулках, когда ходили по саду, а с ними монах — затворник Иринарх, коего в монастыре чтили чуть ли не за святого.
Егорка Шапкин, мещерский плотник, житель лесной глухомани, сам того не ведая, вплотную приблизился к европейской политике. Оставалось сделать шаг, чтобы прикоснуться к ней вплотную.
Московия глухо была закрыта для иноземцев. Редко кто проникал свозь плотную завесу. Требовалось для этого много совпадений.
Испанский монах Николай Мело родился в Португалии в городе Кавилхио. Мало кто в Московии слыхивал об этом королевстве, а о городе Кавилхио, никто не слыхивал. Все те, кто общался с Николаем Мело, кто распоряжался его судьбой в Московии, всего лишь несколько человек, называли его гишпанским монахом. Родители его состояли в родстве с королевским домом Португалии. Николая ожидала карьера знатного сеньёра, он избрал служение Богу. Явилось ему чудное видение. Он плывет на корабле, раскинуты все паруса, ветер несет корабль по сине-зеленым волнам к острову. На острове высятся храмы, а над храмами восторгнут ввысь крест с распятым на нем Спасителем. И звучит с того острова голос:
— Николай сооруди храм в душе своей и неси его отверженным от Христовой веры!
С той пора, ложась спать, он перед сном вызывал в своем воображении это видение. Оно неизменно являлось и звучал все тот же голос. Он рассказал о своем видении на пасхальной исповеди. То было время, когда Игнатий Лойола создавал Орден Иисуса Христа во имя торжества католической церкви. Иезуиты везде искали молодых людей способных стать прозелитами Ордена. Николаю Мело растолковали его видение: он призван обращать в католическую веру те народы, которые бродят во тьме неверия в Христа. Николай учился в иезуитской семинарии, был замечен генералом ордена, по его повелению был принят в орден святого Августина и в 1578 году воочию увидел сине-зеленые волны океана, распущенные паруса и остров на Филиппинах. Скромный монах при жизни становился святым, что не дается иным служением и во всю жизнь на благо церкви.
В традициях Ордена установилось, что в его деятельности нет мелких дел. То, что сегдня видится мелким, со временем может оказаться великим деянием. Азия далекое и необъятное поле. Когда еще на нем придется собирать урожай? Через сто, через триста лет? Церковь вечна. В вечности и тысяча лет всего лишь мгновение.
В 1599 году Николай Мело отплыл с Филиппин в Индию, чтобы оттуда добираться сухим путем через Персию и Московию в Рим, везде сея семена веры в апостольскую церковь, проведывая по пути, как живут народы, чьими землями придется ему проходить. Вез он с собой удивить Рим обращенного в католичество японца, получившего христианское имя Николай.
В Индии возглавлял католическую миссию архиепископ Алексей Менезий. Приобщение туземного населения к христианству шло трудно. Архиепископу ничего не оставалось, как заноситься в мечтах послужить католической церкви. Прибытие Николая Мело родило у него грандиозный замысел остановить наступление турецкого султана на европейские католические государства. Николаю Мело он поручил идти в Персию и склонить персидского шаха Аббаса II к войне против турок в союзе с римской церковью и европейскими королевствами. Архиепископу казалось, что через шаха Аббаса можно вовлечь в антитурецкий союз и московского государя. Воспламеняющий воображение замысел крестового похода.
Шах Аббас принял Николая Мело радушно. Он понимал значение церковной дипломатии и склонен был видеть в лице миссионера полномочного представителя римской церкви, а за ней и европейских государей. Аббас был готов к любому союзу против турецкого султана. Мело успел отправить с купеческим караваном сообщение в Рим, в котором восторженно объявлял, что «на востоке восходит светило, которое порадует христианство».
Сообщение Николая Мело стало известно генуезским и венецианским купцам. Они торжествовали. Воинство персидского шаха и московские войска виделись им той силой, которая уберет их конкурентов из Средиземного моря. В римской курии рождались надежды, что, наконец-то, над Константинополем воссияет католичество.
Шах Аббас давно собирался отправить посольство в Европу для заключения союза против Османской империи. С появлением Николая Мело нашелся и посланник. Но сам же он и обезоружил вдохновенного сторонника своих замыслов. Не разумея расстановку сил в Европе, он заложил неудачу в миссию португальского монаха. Аббас ввел в посольство двух английских негоциантов Антония и Роберта Ширлей, которые заслужили его доверие обещанием расширения торговли с Англией. Английским ли купцам защищать интересы генуезских и венецианских купцов?
Из Персии путь в Европу на Астрахань. С Астрахани по Волге в Ярославль, а из Ярославля и до Москвы рукой подать.
Шах Аббас надеялся, что его посланники сумеют склонить московского царя к союзу против турецкого султана. Он и предположить не мог, что братья Ширлей все сделают для того, чтобы такого союза не состоялось. Не знал шах Аббас, что посылает послов к государю, которого английская королева Елизавета называла «своим приятелем», а английские купцы при дворе Годунова имели огромное влияние. Не знал об этом и Николай Мело, оторванный от европейской политики. Наслышан он был от шаха Аббаса, что крымские татары, присяженники турецкого султана, совершают грабительские набеги на Московию. Не резон ли московскому царю покончить с застарелым врагом?
Дорога дальняя и трудная. Вверх по Волге лодия с посольством шла на веслах, в иных местах приходилось ее тянуть на канатах. В пути о многом довелось переговорить Николаю Мело с английскими спутниками. Они прояснили ему с откровенной насмешкой, что не собираются стараться в Москве о союзе против султана, предлагали монаху обмануть шаха и говорить только об английской торговле через Москву с Персией.
В Москве Николай Мело совершил ошибку, ибо не имел опыта в придворных интригах. Он заявил московским властям, что не хочет идти на постой вместе с братьями Ширлей, а попросился к своему единоверцу, к итальянскому придворному медику Павлу Читадину.
Годунов не принял Николая Мело, а призвал на государевы очи Антония Ширлей. Антоний Ширлей изобразил миссию Николая Мело, как попытку шаха Аббаса втянуть Московию в изнурительную войну с турецким султаном. Борис Годунов не собирался воевать ни с султаном, ни с крымским ханом, ибо понимал, что Московии такая война не по силам. «Приятель» королевы Елизаветы произвел обыск в доме Читадина. У Николая Мело нашли письма шаха Аббаса в Рим и к европейским королям. Письма забрали, а Николая Мело, вместе с его японским крестником, отправили в ссылку в Соловецкий монастырь.
Так и пропасть бы гишпанскому монаху, но иная ему была предназначена судьба, предстояло ему предстать утешителем другой несчастной судьбы...
Годунова не стало. В Москве воцарился царь Дмитрий. Получив из Рима запрос о Николае Мело, он незамедлительно произвел розыск и оправил в Соловки приставов, чтобы доставили к нему ссыльного. Не на российских просторах выполнить что-либо «незамедлительно». Пока приставы добирались до Соловков, а потом Николай Мело со своим крестником добирались до Москвы, не стало царя Дмитрия, а Шуйский, не зная , как ему обойтись с гишпанским монахом, заточил его в Борисоглебском монастыре.
