день меня просто заперли в одном из этих неприметных зданий – психбольнице, – от услышанного, дети вздрогнули. История стала приобретать черты страшных сказок Ицхака. Эдвин продолжил:
– С каждым днем, проведенным там, становилось только хуже. За стеной в соседней палате кричал нечеловеческим голосом бывший офицер; «Сорок второй! Артиллерия! Вызывая огонь на себя!» – других слов от него, я никогда не слышал. Атмосфера больницы всё больше сводила с ума, и однажды я просто сбежал оттуда. Естественно, меня искали. Дома оставаться было нельзя. Я похватал ценности и банковскую книжку с остатками денег матери. После того, как меня пару раз чуть не поймали на вокзале, я оставил идею покинуть Мюнхен. В очередном приступе бреда, не помня как, я забрел на пустырь и очнулся лежа посреди каменной комнаты. Тогда я впервые за долгое время спокойно спал. Снов не было совсем, только толща молчаливой тьмы и… спокойствие, такое долгожданное спокойствие, – Эдвин улыбнулся и блаженно развалился в кресле.
– Нелегко вам пришлось, – подвела итог Роза. Эдвин в ответ пожал плечами.
– Мы потерянное поколение. Все взрослые сейчас, это покалеченные войной дети. У нас не было юности, мы слишком быстро очерствели, – Эдвин поник головой, но вдруг улыбнувшись, сказал: – Но вы, ваше поколение, не знавшее войны, и дикой инфляции, живущее во времена становления в Германии демократии, возможно, будете самым счастливым и мудрым поколением за всю историю, и никогда не познаете ужасов войны! – лицо Эдвина просияло, но это продлилось не долго.
– Глупости! – неожиданно сказал Мозес – Мой папа тоже был на войне, но не забился в глубокую щель, трясясь от страха! Ведь он, – Мозес набрал полную грудь воздуха и гордо сказал, – национал-социалист!
– Есть и такие, – ничуть не удивившись, спокойно ответил Эдвин. – Пережив войну, многое начинает казаться мелочным и недостойным внимания, а незнание, что дальше делать со своей жизнью приводит многих в партии. Готов поспорить, твой отец пошел на войну таким же юнцом, что и я. А в семнадцать лет, в жизни еще нет серьезных ориентиров, профессии, привязанностей. И тут, когда жизнь только начинает играть полнотой красок, нас вырывают на фронт, делают из молодых, резвых умов солдафонов, шагающих в строй, умирающих тысячами легко заменяемых такими же, как и бесчисленные орды до тебя. А те, кто возвращаются, не знают, как жить в мирное время – вся их жизнь осталась там, на полях сражений. Но тогда появляется те, кто знает, что тебе делать, куда пристроить твою потерянную жизнь. И всё ведь так знакомо! Как в армии! Выполняй приказы и получай жалование, а вечером можешь сходить в пивную и никаких тебе минометных обстрелов и сна в сырых окопах. Просто мечта для того, кто взрослел на войне! И под гремящие речи своих лидеров они упиваются чувством собственного достоинства, важности своего дела! «Возрождение Германии!» – кричат они. Не имея и малейшего понятия о том, кто стоит за всем этим, кто спонсирует их парады, транспаранты, выступления и какие цели преследует.
– А Вы что ли знаете? – раздраженно спросил Мозес.
– Конкретно нет, но уверен, что всё на самом деле не так, как преподносят это массе. Она с трудом воспринимает правду, ей нужна сладкая сказка, зажигательные ораторы, красивые парады! Что ей до истины! – Эдвин тяжело задышал, как после пробежки. Он совсем забыл, что разговаривает с семилетними детьми. «Разве должно их интересовать всё это?» – задавался немым вопросом Эдвин – «О чем думал я в этом возрасте?» – но вспомнить, он не мог, словно эта была жизнь совершенно другого человека.
Стрелки старых часов на тумбе подобрались к семи. Йозеф вскочил с пола.
– Скоро проснуться родители! – воскликнул он. – Извините, но нам пора, мы еще обязательно к вам зайдем!
– Или нет, – добавил Мозес. Брат и Роза искоса поглядели на него.
– До свидания! Я принесу вам еще бутербродов! – сказала Роза, и дети помчались по домам. Братьям следовало скорее лечь в кровати и исполнить роль послушных детей.
Когда они ушли, Эдвин достал сигарету и закурил.
5.
Всего неделя оставалась до начала учебного года. Последнее приключение лета было уже позади, и троица исследователей не зная, чем себя занять, лениво лежала на траве перед домом Мердеров. Облака причудливых форм проплывали перед устремленными ввысь глазами, и каждый видел что-то своё. Иногда двое видели одно и то же, а третий, не находя, яростно негодовал по этому поводу.
– Да вот же! Вот смотри это коза! – воскликнул Йозеф.
– Где? Не вижу! – Мозес торопливо прочесывал взглядом небо.
– Разуй глаза! Вон коза! – Роза засмеялась.
– Нет там никакой козы… – пробурчал под нос Мозес.
Обидевшись, он замолчал, а облака всё так же равнодушно плыли по синему куполу, меняли форму, растворялись, не волнуясь о том, что веками происходит на земле. Но вскоре Мозеса посетил коварный план.
– Ого! Йозеф, это никак иначе, как твоё лицо! – сказал он и ткнул пальцем в высь. Брат оживился.
– Где? Покажи! Не вижу! – негодовал Йозеф.
– Да вот же! Вот! – твердил Мозес, показывая на случайные облака.
– Я тоже не вижу – сказала Роза.
– Разуй глаза! – передразнивал подругу Мозес. – Эх вы, невнимательные! – он растянул рот в довольной улыбке – Всё, уже ветром раздуло.
– Врешь ты, не было никакого лица, – сурово сказала Роза.
– Ваши проблемы, если фантазии нет!
Дети лениво лежали, наблюдая за ускользающим летом, но вдруг Роза повернулась и дернула за рукав Йозефа и подмигнула.
– О боже! – воскликнула Роза. – Посмотрите на то облако, это же сам Адольф Гитлер!
– Что? Где? – искренне удивился Йозеф, но получил пинок в бедро, – А, да точно, похож! – едва сдерживая смех, сказал он.
– Где?! – истерично завопил Мозес.
– Смотри, смотри вон же! У него от ветра рот открывается, как будто говорит! – сочиняла Роза, а ярый фанат зажигательных речей фюрера искал в небе его лик.
– Где… где… – растерянно повторял Мозес. – Стойте! Вижу! Точно, как похож! – радостно закричал он.
Роза не выдержала. Следующим сломался Йозеф и присоединился к веселью. Они катались по земле, хватаясь за животы. Одежда покрылась зелеными пятнами от травы, что сулило выговор от матерей, но сейчас, это было не важно. Мозес понял, что над ним подшутили. Он вскочил с травы и обиженно фыркнул.
– Да ну вас!
***
– Не знал, что этот Ицхак живет так близко, – сказал Йозеф, поворачивая на Г*** штрассе вместе с Розой.
– Некоторые вещи, что так упорно ищешь, ближе, чем думаешь, – ответила она и как будто случайно задела своей рукой его.
– А? Знаешь, мне представляется каменная башня где-то посреди
