На обрусевшего хана русское командование возлагало особые надежды, как на провозвестника царской политики среди горцев. Молодой хан, однако, с первых же дней своего властвования отличился чрезмерной жестокостью и жадностью. Он увеличил налоги на своих подданных и стал приумножать богатства ханской казны. В Нухе начались недовольства. В Тифлис к главнокомандующему повалили обиженные, ограбленные, и генерал Ермолов, только что взошедший на кавказский престол, предупредил Исмаил-хана суровым письмецом: «...Советую вам быть осмотрительнее... Научу вас лучше исполнять намерения всемилостивейшего •вам государя...» Исмаил-хан немного присмирел, но не надолго. Прошло немного времени, и деспотизм его вспыхнул с новой силой. К тому же проведал Ермолов, что Исмаил-хан частенько приглашает к себе правителей соседних ханств. Затем дошли слухи, что хан наладил связи с наследным персидским принцем Аббас-Мирзою и намерен бежать к нему, прихватив все богатства. Майор Пономарев дважды возвращал хана с дороги в Персию, писал командующему о попытках к бегству, получил тайный приказ — отравить хана, и не выполнив повеления, поплатился служебной карьерой...
Совсем недавно, дабы объединить силы двух ханств и обратить их против русских, Исмаил хотел жениться на внучке Казикумухского хана Суркая. Мадатов тогда получил предписание — немедленно расстроить свадьбу, выехал в Нуху и все сделал как нельзя лучше: хан отложил же-нитьбу, а Суркай решил, что внучка слишком молода для супружеской жизни.
Не понимал грозный Валерьян, почему сейчас Ермолов не предпринял никаких мер, дабы обезвредить Исмаил-хана, ведь возможность измены была столь реальна!
В черной косматой бурке, курносый, с длинными усищами, на карабахском жеребце, Мадатов, на рысях привел в Старую Шемаху большой отряд. Там застал казачьи сот ни полковника Табунщикова. Они расположились биваком за городом.
Полковник, обежав походные палатки, придерживая на боку полевую сумку, подскочил к генералу.
— Войсковой старшина Табунщиков с отрядом в двести пятьдесят сабель идёть в ваше распоряжение! Имею честь также вручить собственноручно донесение от главнокомандующего! — доложил он и достал из сумки свиток.
Генерал тотчас распечатал свиток и начал читать. Табунщиков засуетился:
— Извольте-с в палаточку, Валерьян Григорьевич. Тут ветрено и пыльно...
Мадатов не слышал его. Дочитав до конца казенную бумагу, гневно блеснул выпуклыми черными глазами:
— Часа через три выедем в Нуху, полковник! А пока отдохнем... Веди в палатку...
На третьи сутки пути по горам и теснинам, отряд Ма-датова въехал в Нуху и остановился у ворот резиденции пристава, майора фон Дистерло. Дежурный офицер доложил, чго майор отбыл в соседний магал (Магал — район, провинция) собирать татарское ополчение.
— Где Исмаил-хан? — спросил Мадатов. — Тоже там, — неуверенно ответил офицер.
— Хорошо, можете быть свободны, — сказал генерал и повернул коня в сторону крепости.
В сопровождении Табунщикова и свиты казаков, он вошел в тяжелые крепостные ворота. Слуги хана степенно сопровождали генерала до самых дверей дворца, поблескивающего на солнце разноцветными стеклышками окон и керамикой. На великолепном многоколонном айване гостей встретила мать Исмаил-хана — дородная горбоносая персиянка — Шереф-Нисе-ханум. Закутанная черным сари, она величественно, с некоторой опаской во взгляде, поджидала гостей на ступенях. Несколько служанок стояли позади нее. Мадатову уже приходилось встречаться с Шереф-Нисе-ханум, когда он приезжал высказать несогласие главнокомандующего по поводу брака Исмаил-хана с внучкой Суркая. Тогда Шереф-Нисе-ханум возненавидела усатого армянина-генерала за бестактное вмешательство в интимные дела ханского двора. Возненавидела и поняла, что с ним надо держать ухо востро. Этот свирепый генерал кроме зла принести ничего не мог. Сейчас она, похолодев, смотрела ему в усатое дубленое лицо и силилась понять — что опять привело его сюда.
— Ай, Шереф-Нисе, дорогая наша покровительница! — всплеснул руками Мадатов и, нагнувшись, поцеловал руку старой ханше. В голосе его звучала ледяная ласка. Лицо улыбалось, но глзаа были холодны и жестоки.
Шереф-Нисе-ханум тоже неискренне улыбнулась и пригласила гостей в дом величественным жестом. Мадатов вспомнил об угощении и внутренне содрогнулся. Подумал: «Не опередила бы, старая ведьма!»
— Дела, дела, дорогая Шереф-Нисе, — сказал он озабоченно.— Некогда даже сесть отдохнуть... Вы ведь знаете, чем мы теперь заняты с вашим сиятельным сыном, Ис-маилом! Командование не ждет, торопит... Скажите, пожалуйста, дорогая ханум, где нам побыстрее найти Исмаил-хана?
— Сын выехал в Бумский магал, в селение Ниж,— от ветила ханша, не заподозрив в вопросе генерала никаких коварств. — Исмаил, счастье моей души, днем и ночью старается на пользу государя-императора русского. Не ест, не пьет — только об этом и думает. Преданнее моего сына государь-император никогда никого не видел. А за все его деяния Ярмол-паша ругается последними мужицкими словами! Видно, на земле нет справедливости... Проходите же, Валерьян Григорьевич, угощу вас шербетом, — пригласила она ласково.
— Нет, нет, Шереф-Нисе, спасибо за угощение... В следующий раз. А сейчас мне надо поскорее разыскать ваше солнце — Исмаила. Простите, мы отправимся р путь... Простите, ханум, — еще раз сказал он и приложился к руке ханши...
Он вышел, сопровождаемый слугами хана, со двора и спустя полчаса во главе отряда скакал в Бумский магал, спрашивая у встречных, где расположено село Ниж и не видел ли кто там Исмаил-хана...
Ниж — небольшой горный аул — лепился среди скал, почти под самыми облаками. Внизу расстилались горные луга, бродили отары овец и паслись лошади. Мадатов остановил отряд у небольшой мечети с каменной папертью, велел казакам отдыхать, а сам с Табунщиковым отправился к мулле и велел отыскать Исмаил-хана.
Хозяин-мулла усадил гостей во дворе на тахте, застланной ковром, подал обед — куски вареной баранины и шербет в кувшине. Сам удалился, пообещав тотчас разыскать своего повелителя.
Как только он вышел, Мадатов оглядел свой перстень на пальце, налил в пиалы ром и чокнулся с Табунщиковым. Выпили, запили шербетом. Казак-полковник потянулся к мясу. Мадатов отодвинул его руку, сказал с усмешкой:
— Не спеши поперед батьки в пекло! Так что ли у вас говорят? Подождем хана...
Исмаил-хан вскоре приехал. В белом архалуке, в желтых сапогах, веселый с виду. С ним — майор Дисерло и отставной поручик Франциск. Они шумно вошли во двор, поздоровались с генералом и кинулись к навесу, где стояло несколько кувшинов, помыть руки. Мадатов жестким взглядом смерил Исмаил-хана, глубоко вздохнул, поправил усы, крикнул нетерпеливо:
— Поскорее, поскорее, хан! — голос его немного дрожал и ему казалось — эту дрожь улавливает шекинский владыка. — Ждем тебя, понимаешь, не дождемся. Ну-кось, штрафную!
Хан, Дистерло и Франциск, вытирая руки полотенцем, подошли к тахте. В последнюю минуту Мадатов дрогнул, сказал еще строже, протягивая пиалку с ромом Франциску.
— Ну-ка, лекарь, подай хану, пусть выпьет. И вам, гос-пода, пристало выпить за ханскую радость!— с заметной ложью воскликнул Мадатов.
— О какой радости говоришь, генерал? — настороженно спросил Исмаил-хан, отводя пиалу от губ.
Мадатов испугался, что хан не выпьет, сказал тут же:
— Разрешено вам, дрожайший Исмаил, его превосходительством, коли поставите тысячу сабель... жениться на внучке Суркая... Выпьем, господа!
Исмаил-хан немного опешил. Улыбнулся, подул в пиалу и выпил.
— Браво, хан! — сказал Мадатов. — Наконец-то ваши желания исполнятся. А теперь, будьте любезны, доложите — как идет сбор ополчения...
— Татары всех четырех магалов согнаны в один отряд, — ответил хан. — Завтра думаем двинуться в Кубу, если не будет других указаний...
— Кто поведет войско? — спросил генерал.
— Я сам! — гордо ответил хан.
Мадатов подумал: «Дай тебе вожжи, ты свое ополчение завтра же соединишь с армией Аббаса-Мирзы... Нет уж, лучше сгинь!» Вслух сказал:
— Не стоит... Отдыхайте и готовьтесь к свадьбе. Командующий разрешил вам...
— Это приказ? — спросил, бледнея, Исмаил-хан.
— Вы сами к этому стремились, Исмаил, и командующий счел нужным далее не обижать вас. Больше его грозные указы не распространятся на вашу светлость. — Мадатов весело засмеялся и налил всем в пиалы ром. — Выпьем еще по одной, да к делу!— Сказал он И насмешливо заглянул в глаза Ислам-хану. Тот растерянно посмотрел на генерала и опять выпил...
Мадатов с Табунщиковым заночевали в Нухе, в девятом егерском полку. Утром, чуть свет, сели в седла и уехали. Майору фон Дистерло генерал оставил письмо. Приставу передали его в полдень, когда он собирался пойти к Исмаил-хану, чтобы ехать с ним к ополченцам. Распечатав письмо, Дистерло прочел:
