Тогда Лыбедь весело, игриво защебетала:
Ходили девочки
вокруг Мареночки,
а ребят ватага —
вокруг Купала…
Купальский вечер начался. Песни, прибаутки, танцы… Девушки кружили в одном направлении, парни — в обратном, потом — наоборот… Сверкали загорелые девичьи икры, позвязкивали бронзовые, серебряные и золотые подвески и сережки, гудела под крепкими холостяцкими ногами земля.
Цветанка в общем веселье забыла о своем горе, — лицо ее прояснилось, расцвело, засияло. Семнадцать лет — это то время, когда печаль не в силах надолго поселиться в сердце, и оно наполнилось безудержной жаждой жизни, счастья, радостей.
Она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Вскинула глаза — и напротив себя увидела Кия, запыхавшегося от быстрого танца. Весь в белом, подпоясанный ременчатым поясом с кистями и серебряными накладками, с коротким мечом на боку, он смахивал на белого лебедя…
Какой же красивый! Какой сильный! Такого, еще и не встречала за свою недолгую жизнь!
Так и танцевали, не сводя друг с друга увлеченных взглядов. А когда образовался общий круг, Кий встал рядом, положил ей руку на плечо и, наклонившись, прошептал:
— Красивая ты!
— Неужели? — девушка покраснела от удовольствия.
— Клянусь Световидом!. Танцевал бы с тобой до самого утра!
— Я тоже, — послышалось в ответ стыдливое признание, их руки сплелись в крепком пожатии.
Вдруг Цветанка вздрогнула. Со щек сбежал румянец.
— Что с тобой? — переполошился Кий и проследил за взглядом девушки.
Напротив, за хороводом, стоял в группе своих воинов княжич Черный Вепрь. Невысокий, с гордо поднятой головой. На плечах — красное корзно, на ногах — желтые сапоги. Густые черные волосы зачесаны назад и перевязаны цветным стежком. Левая рука — на рукояти меча, правая — уперлась в бок. Лицо закаменевшее, суровое.
А черные глаза так и сверлят Цветанку, так и впились в ее побледневшие щеки.
Ох, боюсь я его! — прошептала девушка, вздрагивая. — Привязался, словно лесовик!
Кий сжал ей руку, ответил тихо, чтобы никто не услышал:
— Не бойся. Я защищу тебя!
— Он княжич.
— Ну и что?. А ты — княжна!
— Он имеет дружину.
— Я тоже имею дружину! Род руссов могуч.
Цветанка ясными глазами благодарно глянула на юношу и вдруг сказала:
— Ты так на меня смотришь, Кий.
— Как?
— Как никто никогда не смотрел!
— Потому что ты же красивая!!. Я говорил тебе уже.
— Есть краше девушки.
— Для меня нет… Я понял это еще там, в степи, когда спас тебя от гуннов.
— Для меня тоже лучшего нет.
— Люба!
— Дорогой!
— Будь моей женой! Ты согласна? Девушка вспыхнула от счастья.
— Согласна.
И поневоле глянула поверх голов. Черный Вепрь стоял там же, где и раньше, и пылающим взглядом следил за каждым ее движением. Неужели догадался, о чем у них разговор?!
Сердце ее сжалось: такой злой блеск в княжичьевых глазах! Сказать Кию? Но в это мгновение раздался голос Лыбеди:
— К реке, девоньки, к реке! Пустим на воду венки! Уже солнце село за деревья — вскоре запылает купальский огонь!
Хоровод вмиг рассыпался. Девушки заверещали и упорхнули к берегу. Ребята кинулись за ними.
Быстроногая Лыбедь первой добежала до реки и, сняв с головы венок, пустила на воду. Течение подхватило — понесло.
К нему приобщилось много других — и закружились на темно-блестящей поверхности Роси, как пышные желтоватые утята. Одни плыли спокойно, важно, без суматохи, другие, попав в излучину водоворота, заспешили, затанцевали, а третьи прибились к берегу и запутались в лозняке.
Цветанка пустила и свой. Он поскользил по заводи, выплыл на плес, попал на быстрину и, обгоняя более почтенных и более спокойных своих побратимов, направился вниз по течению в непроглядный вечерний мрак. Девушка не отрывала от него глаз — куда понесет? Где пристанет? Долго ли продержится на плаву? Ведь то ее счастье, то ее судьба!
Венки плыли долго, и девушки медленно следовали за ними берегом, пока густые сумерки не укрыли и их, и реку, и лес, и все близлежащее пространство темной пеленой.
Тогда Кий позвал:
— Возвращаемся к Купалу! Подожжем купальский огонь!
Все вернулись назад, на опушку. Встали кружком вокруг Купалового идолища. Кий достал из-под него завернутые в тряпку две сухих смолистых дощечки с небольшими углублениями посредине, заостренную с обеих сторон палку с насаженным на нее каменным колечком, трут, клок жгута и, наконец, еще одну палку с привязанным с обоих концов шнурком — Так называемый погонщик, или поганяло.
Огонь для купальского костра нужно было добыть старым прадедовским способом — трением. Здесь не годился огонь, взятый из домашнего очага, ни огонь, добытый огнивом или запаленный молнией. Только — трением!
Приспособления для этого готовы. Теперь — за работу!
Все затаили дыхание.
Сумерки сгущались все больше. Но Кий не спешил. Одну дощечку положил на землю, вставил в углубление палку с каменным кругом, накинул на нее шнурок плетки, а второй дощечкой накрыл противоположный конец палки и крепко прижал ее рукой.
Правой рукой взял обушок плетки, которая только называлась плеткой, а в действительности смахивал на лук с длинной, не натянутой тетивой, обернул его так, чтобы образовалась петля, и начал им разгонять, как волчок, палку с каменным кругом. Собственно, это и был волчок, который в умелых Киевых руках закрутился с невероятной скоростью.
Все замерли. Вспыхнет купальский огонь или не вспыхнет?
А Кий убыстрял и убыстрял движение. Волчок аж фырчал!
И вот не прошло и нескольких минут — дощечки задымили, зашипели, в воздухе запахло гарью.
Плетка замелькала еще быстрее.
И тогда из-под плотного дубового остряка запрыгали искры. Смолистые дощечки зашкворчали, в густых сумерках, которые легли на лес и на опушку, загорелся малиново-золотистый огонек.
Кий отбросил ненужные теперь волчок и плетку, положил между дощечками кусочек трута и клочок жгута и изо всех сил начал дуть на них.
Послышался резкий запах тлеющего трута, потом вспыхнули клочья жгута, и по нему зазмеились едва заметные золотистые язычки.
Огонь! Купальский огонь загорелся!
Все на радостях закричали, засмеялись, взялись за руки и пустились в пляс.
А Кий тем временем свернул клок соломы вокруг пылающих дощечек, подложил под кучу хвороста. Сначала несмело сквозь дым заблестели искры, затрещал сухой хворост — и мгновенно вверх понеслось оранжевое пламя. Вечерний мрак расступился, и купальский огонь осветил и опушку, и хмурый лес около ее, и парней и девушек, которые кружили в безудержном танце.
Первым скакнул через огонь тонкостанный белочубый Ясень. Разогнался — и сиганул прямо сквозь пламя.
— Ух-х! — выскочил с другой стороны обожженный, но радостный и счастливый. — Избавился от нечистого духа!..
У него затлелся рукав рубашки. Смеясь, Лыбедь погасила его. Ясень обнял ее за стан, подтолкнул к костру.
— Прыгай и ты со мной! Ну-ка, вместе!
— Ой, сгорю! — запротестовала девушка.
— Не сгоришь! Опирайся на мою руку — перелетим, как птицы!
Он потянул ее вперед, защекотал под руками. Лыбедь заверещала, захохотала и помчалась рядом с ним. Прыгнули с разбега, — ухнули, будто нырнули в холодную воду, — и, счастливые, улыбающиеся, оба очутились по другую сторону костра.
* * *
За Ясенем и Лыбедью начали прыгать другие. Каждому хотелось пройти через священный купальский огонь, очищающий от злых духов и скверны. Прыгали по одному и парами, прыгали с веселым смехом и шутками, с молитвами и даже со страхом, но все — с надеждой на очищение.
Далеко за полночь полыхал костер, далеко за полночь веселились переполненые молодой юношеской силой и счастьем ребята. Гудела под ногами земля, эхом отзывалась за Россью, лоснились бронзовые потные лица, азартом блестели глаза.
Поляна не знала покоя.
Пение, танцы, шутки, игры в горидуба, чехарду, челика, жмурки, игра на дудочке, рожках, гуслях, гром барабанов, различные выходки и шалости — чего только не насмотрелась и не наслушалась темная, таинственная купальская ночь, казавшаяся еще темнее и таинственнее от мощных вспышек золотистого пламени, крика перепуганных сов и ухканья леших и русалок в непролазных дебрях и чащах векового леса. Одного Щека не слышно было среди общего шума. Еще засветло увидел незнакомую девушку с медно-золотыми косами, большими зелеными глазами и сильным телом. Увидел — и потерял покой.
— Откуда она? — Спросил Хорев.
Тот развел руками.
— Впервые вижу.
— Наверное, из далекого селения?
— Пожалуй.
— Она нравится мне! Я украду ее!
— Ты даже не знаешь, как ее зовут.
— Узнаю.
