— То же самое Аврелий пытался проделать со мной, с той лишь разницей, что ему не удалось осуществить подлые замыслы, — парировал богач.
— Красс, своими действиями ты позоришь доброе имя своего отца, но не это главное. Хуже то, что ты подрываешь авторитет Сената в глазах плебеев. Я приложил столько сил, чтобы восстановить порядок в Риме, а ты, пусть даже и невольно, разрушаешь доверие к высшей власти. Это очень опасно, ибо может привести к новым кровавым смутам.
— По-моему, ты преувеличиваешь, Сулла Счастливый. После стольких тысяч смертей разве может что-то значить жизнь ничтожного подлого человека?
— Очень плохо, Марк Красс, что ты не осознал содеянного, не понял, что, движимый чувством мести, поставил личные интересы выше государственных. Что ж, я дам тебе время подумать над своими поступками. Отныне я не желаю видеть тебя в Сенате, и считай это достаточно мягким наказанием. У тебя довольно забот с огромным хозяйством, а частые заседания Сената отвлекают. Не так ли?
— Ты, как всегда, прав, доблестный Сулла Счастливый.
— Ты честолюбив, Красс, но направь свои помыслы, ум и недюжинную энергию не на дела государственные, а на собственные. Ты довольно быстро разбогател, извлекая пользу из римских смут. Так потрать силы на увеличение богатства — у тебя это неплохо получается. И лучше не пытайся, пока я жив, заниматься государственными делами: это не пойдет на пользу ни тебе, ни Риму. Прими мои слова как дружеский совет и попробуй ему следовать.
— Твое слово для меня священно…
— Хотелось бы верить, — скептически усмехнулся Сулла.
Если в начале встречи с Суллой Красс готовился к худшему, то к концу ее был удивлен тоном диктатора. Сулла, привыкший повелевать всегда, даже в самые худшие для него времена, и вдруг разговаривает так, будто не приказывает, а просит. Красс слишком хорошо знал своего кумира, чтобы не заметить перемену.
Скоро все прояснилось.
Спустя несколько дней на форуме собрались граждане для выборов новых консулов. Бесчисленная толпа, заполнившая площадь и близлежащие улицы, единодушно требовала от Суллы согласия принять высшую власть. Диктатор поднялся на ростры[16], по всему Риму пронесся гул одобрения и приветствия — и тут случилось невероятное: своей речью Сулла удивил граждан больше, чем своими победами в Греции, Азии и Италии. Всесильный диктатор сложил с себя полномочия и распустил ликторов. Понять подобный поступок было просто невозможно. Консульство — предел мечтаний любого римлянина: чтобы добиться этой должности, тратились целые состояния, в ход шли связи, подлог, предательство, оскорбление соперников и их физическое уничтожение. Поэтому римляне удивились бы меньше, если бы Сулла объявил себя царем и назначил наследника.
Впрочем, что же здесь необычного? Любимец Афродиты всегда мыслил нестандартно, и его действия, равно как и их результаты, неоднократно вызывали изумление всего мира.
Луций Корнелий Сулла был, вероятно, последним неограниченным правителем, который с честью выдержал самое трудное испытание — испытание властью: этот монстр, меняющий людей до неузнавания, никоим образом не повлиял на поступки Суллы, характер, образ жизни. Он сложил с себя полномочия по примеру древних диктаторов: когда решил, что государственное строительство закончено и его детищу — Риму — больше ничто не угрожает.
Его действий не поняли соратники, долгие годы сражавшиеся рядом с ним; не поняли и противники, затаившиеся в своих виллах и домах. Даже прозорливый Юлий Цезарь, спустя много лет добившийся должности пожизненного диктатора, критически отозвался о благородном поступке Суллы: «Он повел себя как школьник, когда отказался от диктатуры».
Сулла же разглядел Цезаря, когда тот был юношей, и хотел внести в проскрипционные списки ― как родственника Гая Мария. Сенаторы, ссылаясь на юный возраст Гая Юлия, говорили Сулле о бессмысленности такой жестокости. «Вы ничего не понимаете, если не видите, что в этом мальчишке — много Мариев», — ответил тогда защитникам Цезаря диктатор.
С поразительным равнодушием Сулла расстался с высшей властью. В заключение он обратился к согражданам с предложением потребовать у него отчет за действия, совершенные в годы консульства и диктатуры. Ответом ему было молчание толпы. Тогда Луций Сулла уже частным человеком сошел с форума и без охраны и ликторов направился к своему дому.
С высоко поднятой головой он шел по городу, в котором на каждой улице были его тайные враги, по мостовой, на которой едва ли не каждый камень был полит кровью его противников.
Только один юноша, чей отец был убит сулланцами, увязался за бывшим диктатором. Весь путь от форума до дома бывшего диктатора он бранил Суллу за жестокость. Сулла спокойно сносил оскорбления и лишь при входе в дом обратился к обидчику: «Глупец, ты послужишь помехой для всякого другого человека, обладающего такой властью, какой обладал я, и желающего сложить ее».
Луций Сулла покинул суетливый шумный Рим и обосновался на вилле в Кумах. Здесь ему стали доступны простые человеческие радости, коих он был лишен долгие годы. Бывший диктатор много времени проводил за рыбной ловлей, иногда просто бродил, любуясь живописными окрестностями виллы. Устав от прогулок, Сулла давал пищу уму. Он писал «Воспоминания» — своеобразный отчет о своей деятельности, который так и не потребовали от него граждане.
В Риме Сулла появлялся лишь для посещения театральных представлений или гладиаторских боев. Однажды в цирке за его спиной остановилась женщина. Сулла почувствовал это и обернулся. Женщина была богато одета, молода и красива. Она вдруг наклонилась и выдернула шерстяную нитку из его одежды. На изумленный взгляд Суллы незнакомка ответила:
— Ничего особенного, Луций Корнелий Сулла Счастливый, просто я хочу для себя немного твоего счастья. До недавнего времени я состояла в браке, но в данный момент разведена и по-прежнему несчастна.
— У такой молодой и красивой женщины не должно быть неприятностей, — вступил в разговор Сулла. — Как тебя зовут, прелестное создание?
— Валерия Мессала, к твоим услугам, — ответила смелая римлянка, глядя прямо в глаза грозному собеседнику.
Сулла несколько месяцев назад потерял свою обожаемую супругу Метеллу. Как всегда, решение было принято мгновенно, и через неделю на куманской вилле появилась новая хозяйка. И хотя многие осуждали Суллу за женитьбу в преклонном возрасте на молодой женщине, великий диктатор, как всегда, не обращал внимания на чужое мнение, а просто наслаждался жизнью.
Сбросив с себя тяжкое бремя власти, Сулла не вмешивался в государственные дела. Однако он зорко следил за всем, происходившим в Вечном городе. Самое большое неудовольствие вызвало у него избрание консулом Марка Лепида. Этот человек вряд ли получил бы консульскую тогу, если бы не старания Гнея Помпея. Именно Помпей, пользуясь популярностью в народе, склонил Рим к избранию Лепида. Возмущенный Сулла вызвал Помпея в Кумы, и последний не замедлил явиться.
Прославленный триумфатор словно провинившийся подросток стоял перед частным лицом и слушал его гневные, но справедливые слова.
— Как хорошо, мальчик, разобрался ты в государственных делах, проведя на консульскую должность шального Лепида вместо достойного Катула. Теперь тебе уже не спать спокойно — ты сам создал себе соперника.
— Лепида выбрал народ… — начал было оправдываться Помпей.
— Нет, дорогой Гней, это ты выбрал Лепида. Я прекрасно знаю, как твои клиенты[17] на каждом углу его расхваливали. Мне горько смотреть, как нарушается порядок, установленный с таким трудом. Еще немного — и римляне вновь будут добывать консульское кресло не голосами граждан, а оружием. Впрочем, в этом есть и моя вина — сам того не желая, я подал дурной пример. Многие поняли, что теперь силой оружия можно стать первым человеком в Риме.
— Но ведь ты подал и другой пример, отказавшись от власти на вершине могущества.
— Увы! То, что сделал я, невозможно повторить. Любой другой, оказавшись на моем месте, принесет Риму лишь страдания, кровь и погибнет сам. Даже при огромном соблазне, Помпей, не пытайся повторить мой путь. Для славы довольно простора и без кресла диктатора: в Испании ждет противника Серторий, в Азии вновь поднимает голову Митридат, на севере набирают силу германцы. Вот куда должен направляться взор честолюбивого римлянина.
Жизнь подтвердила правоту Суллы насчет Лепида, однако сам Сулла не увидел, как сбываются его предсказания. Он умер в 78 году до н. э. в возрасте шестидесяти лет.
Великий человек предчувствовал собственную смерть. Незадолго до кончины он объявил, что видел сон: к нему явился умерший сын вместе с матерью Метеллой и пригласил присоединиться к ним. С этого дня Сулла начал готовиться к смерти: в последний раз переписал завещание, закончил двадцать вторую книгу «Воспоминаний». И еще одно дело Сулла хотел завершить — ремонт Капитолийского храма.
