— А на самом деле это знания, накопленные за многие сотни лет жрецами египетскими, умение эти знания применить, разглядеть знаки и приметы, незаметные для глаз простых людей. Я много думал о том, почему горы рождают медь и золото, пустыня черную кровь, способную гореть, а озера белую соль; почему именно они и только в определенных местах? Я в течение многих лет наблюдал золотые и медные копи, шахты, где на большой глубине стены расцвечены драгоценными каменьями, словно ночное небо яркими звездами, и труд этот был вознагражден: я знаю теперь по особым знакам и приметам, где скрыто от глаз людских золото, а где драгоценные камни или горящая черная кровь земли.
— И не тяготят тебя эти знания? Многие знания только умножают скорби человеческие.
— Наверное, такова судьба моя и предназначение в жизни. Мы все живем, зная, что путь наш земной не бесконечен. Но ведь не скорбим о том, что первый наш шаг в жизни, это первый шаг к смерти?
— Но почему тогда, имея эти знания и возможности, ты не используешь их для себя? Судя по твоему виду, богатство — совсем не то, чем ты обладаешь.
— А ты, мудрый царь, разве ищешь золото лишь для того, чтобы украсить себя им с ног до головы или засыпать этим золотом многочисленных жен своих? Мы, жрецы египетские, многие годы наблюдаем за Израилем, за народом его и царями его. И я знаю, что ты хочешь мира и процветания для народа своего; знаю, что строишь ты величественный Храм единому Богу. Именно для этого жаждешь ты золота. А это благородная цель!
— Но тогда устремления мои должны вызывать в Египте только беспокойство и раздражение, особенно у жрецов, поклоняющихся идолам!
— Жрецы уже давно не поклоняются идолам. Это все предназначено для черни, которая привыкла к своим домашним божкам и родовым покровителям. Наши жрецы втайне поклоняются единому Богу. Но, в отличие от вашего Яхве, это Бог не всего народа, а только избранной касты жрецов. Египет год за годом вырождается. В нем сейчас живут два народа: один — многочисленный, забитый, нищий и невежественный, умирающий от непосильного труда и болезней, а другой — горстка жрецов и сановников, сгибающихся под тяжестью непомерной гордыни своей и золота, презирающих и ненавидящих народ, который их кормит. Золото Египту сегодня тоже нужно, но только не для процветания страны и народа, а для невиданной роскоши и строительства очередных пирамид — мрачных памятников гордыне фараона и костям простых египтян, бесполезно погибших на их строительстве. Нет, золото для Египта — это ускорение агонии его народа. А я слишком люблю народ Египта, чтобы своими знаниями ускорить его гибель! Поэтому я здесь. И я найду золото в стране Офир для тебя, как бы глубоко оно не было запрятано, если, конечно, оно там есть.
Соломон с чувством признательности положил руку на плечо жреца.
— Ты мудрый и благородный человек, и я клянусь тебе, что золото, если ты его добудешь, послужит самым высоким целям! А теперь слушай меня внимательно: об истинной причине плавания в землю Офир знают только три человека — я, ты, и отчасти мореплаватель Хуш. Товары, которыми мы загружаем сейчас корабли, предназначены для того, чтобы не вызвать подозрение жителей страны Офир, когда вы достигнете ее берегов. Для всех, в том числе и для команды кораблей, все вы просто купцы, такие же, как финикийские и египетские, к которым в портах Офира давно уже привыкли. Но как только купцы наши растворятся среди других торговцев и перестанут привлекать к себе особое внимание, ты с группой людей, которых сам и отберешь, присмотревшись к ним за время плавания, и сорок воинов охраны вашей, переодевшись в одежды, которые носят местные жители, отправитесь туда, где добывают золото и драгоценные камни. На севере этой страны, среди пустыни есть горы, куда невозможно добраться, не зная нескольких тайных троп. Вот это поможет тебе отыскать их, — Соломон протянул египтянину свиток папируса. — Только с собой ты его не возьмешь — слишком опасно. Карту можно потерять, или ее украдут у тебя, и тогда путешествие в страну Офир будет лишено смысла. Внимательно изучи ее, запомни так, чтобы во сне и наяву карта всегда была перед глазами твоими. А когда доберешься до гор, там вся надежда на способности и чутье твое. Мне известно, что золото там местные копатели добывают только в предгорьях, а в самих горах не появляются из-за суеверного страха, так как они священны по их вере. Ты же пойдешь глубоко в горы и там, с Божьей помощью, и откроешь копи.
Доброе имя лучше дорогой масти, и день смерти — дня рождения. Лучше ходить в дом плача об умершем, нежели ходить е дом пира; ибо такое конец всякого человека, и живой приложит это к своему сердцу Сетование лучше смеха, потому что при печали лица сердце делается лучше. Сердце мудрых — в доме плача, а сердце глупых — в доме веселья. Лучше слушать обличения от мудрого нежели слушать песни глупых; потому что смех глупых то же, что треск тернового хвороста под котлом. И это — суета! Притесняя других, мудрый делается глупым, и подарки портят сердце. Конец дела лучше начала его; терпеливый лучше высокомерного. Не будь духом своим поспешен на гнев, потому что гнев гнездится в сердце глупых.
Не говори: «Отчего это прежние дни были лучше нынешних?», потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом.
Хороша мудрость с наследством, и особенно для видящих солнце: потому что под сенью ее то же, что под сенью серебра; но превосходство знания в том, что мудрость дает жизнь владеющему ею.
Экклезиаст. Гл. 7
Вернувшись из Ецион-Гавера, Соломон сразу же поспешил на стройку, где среди кажущейся суеты и неразберихи уже четко вырисовывались контуры будущего Храма. Оставив свиту свою в стороне, царь, никем не замеченный, в течение нескольких часов наблюдал за работами, передвигаясь от площадки к площадке. Ближе к полудню его увидел Хирам и поспешил к Соломону, приводя на ходу в порядок перепачканную в пыли одежду.
— Приветствую тебя, великий царь! — поклонился Хирам. — Давно ты не появлялся у нас. Видишь, мы многое успели сделать с того времени, когда виделись с тобой здесь в последний раз, — с нотками гордости в голосе произнес Хирам, указывая рукой на поднявшиеся стены Храма.
Соломон обнял строителя и увлек его в сторону, туда, где под шатрами, дожидаясь царя, скучала свита.
— Да, построили действительно много за те несколько месяцев, что меня здесь не было. Стены выросли, как трава после дождя. Я очень доволен тобой, мастер!
Как только Соломон увидел Хирама, он сразу же отметил перемены, произошедшие с ним за это время. Они были не менее, если не более разительные, чем те, которые произошли со строящимся Храмом. Финикиец постарел, осунулся. На сером, похудевшем лице пролегли глубокие морщины, кажущиеся еще более резкими от въевшейся в них пыли. Глаза мастера, обрамленные темными припухшими кругами, потускнели, затуманились, покрылись влажной пеленой, словно присыпанные песком и бесконечной усталостью.
Выдержит ли он до конца строительства? Л если нет, кто способен заменить Хирама? Помощники мои годны только на разговоры и интриги… Вон как морщат носы от пыли, — подумал царь, неодобрительно глядя на свою свиту.
Хирам вежливо кашлянул, привлекая внимание Соломона.
— Ты задумался, великий царь. Может, что-то тебе не понравилось? Скажи, нет вещей, которые нельзя было бы исправить.
— Что ты сказал? — Соломон оторвался от своих мыслей. — Нет, нет, все прекрасно. Я просто подумал, сколь трудно тебе нести эту ношу.
Хирам пожал плечами.
— Я привык, но должен сказать — это самое большое строительство из всех, что я вел в своей жизни.
— Вот это и беспокоит меня. Неужели за все время среди людей наших не нашлось ни одного, кто смог бы помочь тебе, освободить от некоторых обязанностей, не говоря уже о том, чтобы в чем-то заменить, хоть в самой малости?
— Почему не нашлось? С начала строительства многое изменилось, и я смело могу назвать с десяток помощников — толковых, способных самостоятельно решать многие вопросы. Я мог бы им поручить уже сегодня отдельные участки работы, просто привычка делать все самому останавливала меня.
Соломон взял мастера за руку.
— Ты не подумай, что я перестал доверять тебе или ищу замену. Лучше тебя строителя нет на свете, и еще долго не будет. И люди мои, какими бы смышлеными они ни оказались, никогда не заменят великого мастера Хирама. Но строительство это продлится еще несколько лет, а ты выглядишь уставшим, очень уставшим… Нам предстоит еще многое построить, и я хочу, чтобы у тебя надолго хватило сил.
— Я понимаю тебя, — вздохнул Хирам. — Мне действительно нужно немного отдохнуть. И я подумывал уже, чтобы передать управление строительством толковому помощнику, а самому только осуществлять надзор и контроль, и вмешиваться иногда, если дело пойдет не так, как надо.
