с благодарностью принимает приглашение, другое — Моэту, сообщающее, что она готова обсудить продажу.
Он нацеливался на виноградники Клико еще с тех пор, как она вышла за Франсуа, а сейчас для нее мучительно было даже вспоминать о них, не то что вести дело, как стало ясно из разговора с Ксавье о жалованье. У нее с Клементиной есть небольшая рента от родителей Николь, покрывающая все расходы, так что с голоду не умрут. Если виноградниками будет управлять Моэт, то хотя бы рабочим будут платить вовремя. Он может себе это позволить, хотя на рынках мертвый штиль и все разговоры лишь о грядущей войне с Россией.
Над письмом Моэту она задумалась. Для Франсуа такое решение стало бы страшным ударом. Но ей пора смириться с тем, что его больше нет, и вся поэзия виноградников — набирающих силу гроздей, горячки сбора и приготовления вина — слишком для нее болезненна. Если она здесь останется, то погибнет: среди призраков их брака она живет лишь наполовину.
А как же Луи? Но, у нее нет сил отвечать за него. «Да и ни за кого вообще, кроме Ментины», — напомнила она себе. Она ему напишет из Парижа. Или расскажет лично, когда он вернется.
Она дала себе труд написать парижский обратный адрес на обороте письма к Моэту для дальнейших переговоров и оставила оба письма на столе, чтобы Жозетта их утром отнесла на почту. Усталая, измотанная, Николь поднялась наверх и свернулась клубком под одеялом рядом с теплой со сна дочкой.
В Париже настала очередь Ментины бросить мать. Как только ее познакомили с шестью буйными детьми Терезы, она тут же завертелась в бесконечных чаепитиях, катании на лошадях, импровизированных спектаклях, ссорах и примирениях. Прошла всего неделя, и ее милая малышка стала такой же дебоширкой, как и вся компания, не отставала в беге ни от кого из мальчишек и засыпала каждый вечер у матери на руках, тяжелая, тихая и сладкая, как слива.
Как-то в один такой занятой день Ментина немедленно заснула в своей пуховой постели, как только Николь поцеловала ее в лоб и ушла готовиться к балу у Терезы. Она встала перед зеркалом и принялась приводить себя в порядок. Тереза упросила ее присутствовать, и Николь согласилась, делая ей одолжение, но сейчас в зеркале она увидела катастрофу. Обтянутые кожей кости лица, тусклые глаза, темные тени, пакля волос. Меньше всего ей хотелось сейчас оказаться на балу.
В зеркале появилась Тереза.
— Вы только посмотрите на себя! Бога ради, вы же уже не в Реймсе! Пойдемте со мной.
Она увлекла за собой Николь и устремилась в свой наполненный цветами будуар. Все свободное место занимали золоченые зеркала, на туалетном столике навалом лежали щетки, гребни, украшения, пудра и духи. На каминной полке не умещались приглашения и записки от поклонников, и часть из них небрежно рассыпалась по полу.
— Дорогая, прошу вас, позвольте мне.
Тереза расстегнула перед зеркалом ее безвкусное провинциальное платье и спустила его с плеч. Далее последовала рубашка, и Николь осталась голой. Ей почему-то стало неожиданно приятно быть раздетой для подруги, и она невольно улыбнулась Терезе, когда та повернула ее к себе лицом.
— Есть бабочка в этой куколке, — сказала Тереза вполголоса, наклоняясь, обнимая ладонями груди Николь и притягивая ее к себе ближе.
От прикосновений Терезы по коже Николь будто прошел электрический разряд. А пахло от нее хлопком, и вкус у нее был соленый, когда ее язык вошел в рот Николь и стал его исследовать, пока это занятие не прервал стук в дверь.
«Что это было? Так ведут себя женщины в Париже?» Николь точно не знала, но ей теперь казалось, что все возможно. Это был первый миг за четыре месяца, когда она не думала о Франсуа.
Горничная сделала реверанс и скромно отвела глаза, когда Николь скользнула за ширму что-нибудь на себя надеть.
Что там? — спросила Тереза, хладнокровная, как лягушка.
— Генерал Русильон хочет вас видеть, мадам. Он специально просил…
— Дайте ему рюмку коньяка и посадите в углу. Я подойду позже.
— Да, мадам.
У Николь губы стали саднить от поцелуев.
Тереза подскочила к шкафу, вытащила синее с серым платье и протянула ей, забыв про романтический момент.
— Идеально. Под цвет ваших глаз, как мягкое зимнее утро. Наденьте, но пока не смотрите.
Николь закрыла глаза и подставила лицо под пудру и румяна. Тереза послюнявила помаду пальцем, нежно поводила по ее губам, а потом по своим.
— Красное вам идет. — Она заплела волосы Николь, отступила на шаг и хлопнула в ладоши: — Теперь смотрите.
Из зеркала, блестя глазами, на Николь смотрела красивая, соблазнительная женщина. Губы у нее были такие, будто она только что съела корзину ежевики, а платье — как зимнее небо. Николь шевельнула бедрами — шелк зашелестел. Тереза засмеялась, и Николь вслед за ней.
— Огромное спасибо! — прошептала она.
— Вы же деловая женщина, Николь. — Тереза поцеловала ее в плечо. — Используйте все свои активы.
— Я уже не деловая женщина, а просто вдова. Не мадам Клико, а вдова Клико. Франсуа умер, и мой нынешний долг — уйти в благодарную тишину или же блестяще выйти замуж второй раз, — с горечью проговорила Николь.
— Наконец-то вы начинаете видеть новые возможности! Симпатичный мужчина, который освободит ваш ум от всех трудностей, чтобы не возиться с ними как старая прачка. У меня есть идеальный кандидат!
— Не хочу повторно выходить замуж. Я пойду на сегодняшний бал, но только ради вас.
— Дорогая моя, я знаю, что вы передумаете. Так всегда бывает с одинокими женщинами. Но позвольте я вам кое-что скажу. Я знаю, что вы искренне любили своего мужа. Это, кстати, очень оригинально. Но вы оправитесь, и когда начнете осматриваться по сторонам, ни за что не привязывайте себя к человеку, который будет вам диктовать каждый шаг. Вы родили ребенка, вы были замужем. Общество радостно примет вас как женщину со средствами и в своих правах. Подумайте только, как вам повезло! Вы полагаете, я расчетлива и играю людьми? В вас я вижу то же умение. Я поняла это еще на вечеринке в Реймсе, — как вы тогда лихо управлялись со всей этой толпой мужчин!
Николь покачала головой.
— Я знаю, что старый негодяй Моэт отчаянно рвется запустить свои загребущие лапы в ваши призовые виноградники, — продолжила Тереза. — Не давайте ему это сделать. Мы все пережили революцию — для чего? Чтобы мужчины по-прежнему наслаждались свободой, а женщины сидели по домам, как в тюрьме? Я знаю, что вы не
